Шаги в бесконечности - Михановский Владимир Наумович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая

– Космическое излучение, – перебил капитан. – Рутон тут ни при чем. Запомни форму этого пика на ленте: такую кривую может давать только космическое излучение.

Нагнувшись над глобусом, Икаров стер точку, которую нанес Энквен.

За время короткого сна в рубке накопилось немало дел.

Капитан углубился в работу. Резкий голос Энквена заставил его вздрогнуть:

– Поздравляю, капитан! – сказал Энквен.

– С чем это?

– Мы на Рутоне ровно сутки, – произнес Энквен.

– Близ Рутона, – машинально поправил Икаров.

Да, пошли вторые сутки, и кое-какое представление о планете они уже составили. Но пока что напрасно искали Икаров и Энквен металл, в котором в последнее время больше всего начала нуждаться Земля. Следов лития на Рутоне обнаружить пока не удавалось.

– Здесь нет лития, – сказал Энквен.

– Высадимся – отыщем, – произнес капитан.

Рутон был почти не изучен землянами. Руки не доходили. Кроме того. Высший координационный совет считал, что Рутон беден полезными ископаемыми. Данные совета основывались на показаниях автоматических зондов, которые запускались в сторону Рутона. Но зонды, по-видимому, ошиблись либо автоматика их оказалась несовершенной. Первые же часы пребывания близ Рутона убедили исследователей, что традиционные представления землян об этой планете нуждаются в существенных поправках. Много заманчивых крестиков, птичек и прочих значков нанесли Икаров и Энквен на глобус Рутона.

В одном месте Икаров обнаружил даже обширный район, где можно было подозревать нефтеносные пласты. Откуда нефть на Рутоне? Разве эта планета знала органическую жизнь? Быть может, эта нефть неорганического происхождения? Все эти вопросы предстояло решить.

Когда корабль перешел на новый виток, индикаторы в одном месте показали неожиданный всплеск температуры на поверхности Рутона. Это произошло над возвышенным плато, окаймленным горами.

Икаров несколько раз проверил показания. Ошибки быть не могло: температура плато, которое давно уже скрылось из виду, была много выше температуры окружающей среды.

Энквен внимательно осмотрел индикатор инфракрасного излучения.

– Возможно, чувствительность прибора недостаточна, – высказал он предположение.

Икаров усмехнулся.

– Чувствительность прибора такова, – сказал он, – что если бы ты в Зеленом городке чиркнул спичкой, регистратор в моей комнате, известной тебе, отметил бы тепловую вспышку.

– Как люди создали такой прибор? – спросил Энквен.

– Бионики позаимствовали принцип прибора у змеи, – ответил Икаров. – Змея способна определять ничтожное изменение температуры.

– Это люди воспитали у змеи такое качество?

– Нет, эволюция, – улыбнулся Икаров. – Видишь ли, змея глуха. Она не может улавливать звуковые колебания воздуха. Природа не подарила ей ушей.

– У змеи есть глаза, – сказал Энквен. – Когда мы с Ливеном Броком были в зоопарке…

– Глаза у змеи есть, – перебил Икаров, – но видят они неважно. И голоса нет у змеи, она может только шипеть, выпуская струю воздуха. Так что единственный орган чувств, который помогает змее выжить, – это орган, с помощью которого она может распознать источник тепла. Ни одно существо на Земле, кроме змеи, не располагает таким органом. Таким образом, змея издали чувствует добычу – теплокровное животное и может охотиться на него. Змея может почувствовать мышь, даже когда та прячется в норе, глубоко под землей.

Икаров, помня просьбу Ливена Брока, говорил с Энквеном обстоятельно, и робот впитывал знания, как губка.

Корабль продолжал нанизывать витки, но литий обнаружить не удавалось.

«Парадокс, – думал Икаров. – Человечество остро нуждается в литии. Между тем этот металл встречается на Земле буквально повсюду. Как это сказал Алексей Волга, когда они прощались на космодроме? Литий у нас под ногами, а мы вынуждены искать его на далеких планетах».

Действительно, литий на Земле чрезвычайно распространен. Есть он и в листьях, и в траве, и в рыбе, и в звере. Встречается он и в горных породах, составляющих основу земной коры.

Уже в самом названии этого металла заключен парадокс. «Литий» по-гречески означает «камень». Так окрестил этот элемент шведский химик Арфведссон еще в первой половине XIX века.

А какой уж литий камень? Где вы видели камень легкий, как пробка, мягкий, как воск? Где вы видели камень, который воспламеняется, словно спичка? Его можно резать ножом, как масло. Брось литий в воду – и он вспыхнет. Уже при комнатной температуре литий окисляется. Плавится литий при температуре всего-навсего 180 градусов Цельсия, а его родные братья – другие редкие металлы, такие, как молибден и вольфрам, – сохраняют твердость характера, как сказал бы Леша, при температуре чуть ли не до полутора тысяч градусов.

– Кто же из них камень – литий или молибден?

Все это Икаров рассказывал Энквену, который слушал внимательно и сосредоточенно.

Рассказал он своему помощнику и то, что именно литию суждено было выйти на передний край космической промышленности землян.

Литий стал топливом для звездных кораблей. Литий стал незаменимым другом астронавтов, помогая восстанавливать в ракете воздух, необходимый для дыхания. Раньше для этой цели служили растения, зеленые листья которых содержат, как известно, хлорофилл. Но такой восстановитель воздуха, как растения, чрезвычайно громоздок. Растению на корабле необходимы и почва, и вода, и удобрения. Все это, вместе взятое, составляло прежде многие тонны – значительную долю собственного веса корабля. Один восторженный конструктор написал даже шуточный гимн хлорофиллу, где воспевал растения, которые отправляются с астронавтами в долгий и опасный путь, чтобы в полете «все невзгоды честно делить» и «щедро поить» людей кислородом.

– Новые космические корабли не нуждаются в растениях как естественных восстановителях воздуха, – сказал Икаров. – Эту роль будет выполнять литий.

– Зачем же на «Пионе» монтируется оранжерея? – спросил Энквен.

– Ты читал об этом? – поинтересовался Икаров.

– Лин рассказывала, капитан.

– Оранжерея на «Пионе» служит другим целям, – сказал Икаров. – В ней будут собраны растения Земли. Не все, конечно, но многие.

– С какой целью?

– Как бы тебе объяснить… Растения должны напоминать о Земле, – сказал капитан. – Полет на «Пионе» будет долгим.

В другой раз Икаров рассказал Энквену, что литий необходим не только для космических кораблей. Этому металлу нашлось достаточно работы и на Земле.

Литий вошел главной составной частью в смазочное масло, без которого остановились бы многие машины землян.

Литий стал верным помощником металлургов: в процессе плавки он поглощает ненужные газовые примеси, улучшая качество получаемых металлов и сплавов.

Достаточно, казалось бы?

Но и это еще не все.

Литий незаменим в оптической и телевизионной промышленности.

Он же, вездесущий литий, стал основой биологического стимулятора, с помощью которого растения могут расти в несколько раз быстрее обычного.

Но главное, конечно, то, что литий – хлеб термоядерных установок, которые являются основой энергетики землян.

Увы, хотя литий и рассеян повсюду на Земле и других изученных людьми планетах, но примесь его ничтожна. Потому и приходится, заключил Икаров, искать литий все дальше и дальше от Земли.

На исходе девятых суток, так и не обнаружив признаков лития, капитан принял решение причалить к Рутону.

Они долго, погасив скорость, кружили, выбирая посадочную площадку. Подходящая площадка нашлась недалеко от загадочного плато, излучающего тепло в окружающее пространство. Площадку среди черных торосов обнаружили рысьи глаза Энквена.

– Что мы возьмем в первую вылазку, Энквен? – спросил капитан.

– Манипулятор и прочее снаряжение, перечисленное в инструкции, – ответил Энквен. – Разве ты забыл ее, капитан?

Икаров промолчал. Никогда роботу не понять волнения, с которым человек ступает на новую планету!

Почва Рутона была мягкой и слегка пружинила под ногами. Икаров сделал несколько шагов среди темных торосов, огляделся. Позади на фоне зубчатых гор возвышалась стройная громада пульсолета. Икаров радировал страховавшему его Энквену. Робот мощным рывком отворил люк и спрыгнул вниз, минуя аварийную лесенку и подъемник.

• Предыдущая
• 35/66
• Следующая