Приют ветеранов - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/82
- Следующая
– Во всяком случае, фонд, чьим, так сказать, детищем вы являетесь, ежегодно публикует свои отчеты. И в них, кроме всего прочего, указывается количество сделанных в вашей клинике пересадок.
– У нас принято говорить – трансплантаций.
– Вы уж простите, я не специалист. Так вот, подобные документы у нас изучаются достаточно тщательно.
Профессор Юровиц медленно перевел глаза на круглые часы на стене.
– Боюсь, что у меня больше не остается времени…
– Я уже заканчиваю, профессор. Скажу вкратце: многие наши клиенты, называющие себя пациентами клиники «Гортензия» на самом деле скорее всего ими не являются.
– Почему вы так решили?
– Мы, естественно, заинтересовались этим, но не хотели тревожить вас. Ввели в действие наших агентов. И получилось странно: да, у людей имеются, казалось бы, все необходимые доказательства, подтверждающие, что они оперировались у вас. Более того: многие до сих пор состоят на контроле у вас или в кооперирующихся с вами госпиталях. Но общее число их, профессор – вот это и есть, видимо, легенда – заметно превышает количество оперированных у вас людей, какое показано в отчетах.
– Сомневаюсь, что результаты ваших поисков можно принять всерьез. Хотя бы потому, что к нам приезжают пациенты буквально со всего света, вы же действуете только в пределах крошечной Калерии и при этом делаете еще какие-то выводы! Да на Калерию приходится хорошо если двадцатая часть наших трансплантаций! Да что двадцатая – пятидесятая, может быть! Нет, ваши выкладки совершенно неубедительны. Совершенно! А теперь прошу извинить меня…
Профессор встал. Его собеседник тоже.
– Вы совершенно правы, профессор. Но и страховые компании имеются во всем мире, кроме разве что Антарктиды. И мы находимся в постоянных и тесных отношениях с ними. Так что наши данные – вовсе не плод только лишь нашего поиска. Можете быть уверены.
– Не понимаю, чего вы, в конце концов, от меня хотите?
– Ясности, профессор. Мы не можем рисковать большими деньгами. Возможно – я, кстати, именно так и думаю, – тут просто какие-то несообразности в учете и отчетности. Но вы ведь можете легко проверить: надо полагать, у вас ведется учет трансплантатов, и он, я полагаю, должен совпадать с числом пациентов и операций, не так ли? Вам нужно лишь распорядиться о проведении соответствующей проверки. А мы будем очень благодарны вам, если по ее окончанию вы сочтете возможным ознакомить нас с результатами. Это представляется мне самым простым и достойным выходом. Пока, к счастью, до этих проблем еще не докопались журналисты. А представляете, какой шум поднялся бы, какой удар по репутации – и нашей компании, разумеется, но и вашей клиники тоже! Так что, я полагаю, в наших общих интересах…
– Обещаю вам, я подумаю. И, вероятно, приму к сведению вашу идею.
– Очень вам благодарен. И простите за то, что отнял у вас столько времени. Надеюсь, я не очень разволновал вас перед операцией?
– Ну, что вы, нисколько!
Профессор Юровиц, проводив посетителя взглядом, вынул из кармана белейший носовой платок и вытер ладони. На лбу его пот проступал лишь в операционной, в других же местах никогда, даже при самом сильном волнении; а вот руки потели. Теперь ладони были сухи, но едва уловимо дрожали. Закрыв глаза, задержав дыхание он постарался успокоиться. Но остался недовольным собой.
Он подошел к письменному столу. Поднял трубку, набрал номер.
– Соедините меня с доктором Минком.
– Он сегодня свободен, профессор, – в голосе телефонистки прозвучало едва уловимое удивление: прекрасная память профессора Юровица была известна давно и всем.
– Значит, позвоните домой.
Минк отозвался не раньше, чем через минуту.
– Вальтер? Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, как и всякий человек, собирающийся на корт…
– В другой раз. Сейчас прошу тебя приехать.
– Что-то стряслось?
– Я должен оперировать на первом столе Милнера. Помнишь, кишечник из Оклахомы.
– Хочешь, чтобы я ассистировал? Горбах заболел?
– Похоже, что немного прихворнул я. Горбах проассистирует тебе.
– Гм. Анестезиолог – Цой?
– Как всегда.
– Мы с ним не очень ладим.
– На сей раз придется. Садись в машину… нет, я пришлю свою – тебе сейчас ни к чему хвататься за руль. Уже высылаю.
– Как же ты сам попадешь домой?
– Я пока не собираюсь. В клинике полно дел. Да у меня и ничего особенного – просто небольшой тремор. Скоро пройдет, но Милнер уже подготовлен, бригада в сборе и в настрое…
– Все ясно. Одеваюсь.
Сразу же Юровиц вызвал гараж.
– Передайте Айгару: пусть немедленно едет к доктору Минку и привезет его сюда. Быстро, но осторожно. Так, как возит меня.
Положил трубку. Сел. Закрыл глаза: так лучше думалось. «Ничего, – решил он. – Обойдется. Но меры надо принять немедленно».
И он позвонил Менотти. Его советы никогда еще, пожалуй, не нужны были так, как сейчас.
Докинг не сомневался, что за ним пустят хвоста и, возможно, не одного даже. Он на это не обижался: всякая служба должна выполнять свои функции и быть начеку, даже имея дело с дружественными вроде бы системами. Но он вовсе не пытался установить, ведут ли его на самом деле: ничего противозаконного он совершать не собирался, кражи чертежей его не интересовали – на то есть другие люди, и шел он даже не на какую-то явку, а именно в ту первоклассную гостиницу, номер в которой забронировал для него русский генерал. Тот самый, что под конец разговора все-таки нащупал у Докинга некую болевую точку.
Сыщик не соврал Мерцалову, сказав, что его учреждение не участвует в углеродной операции. Однако поиски похищенного вещества были, несомненно, самым серьезным и громким делом, каким сейчас вообще занимались работники всех секретных и полусекретных служб. Пусть ты официально в этой работе не задействован, но существует желание – в значительной мере подсознательное – каким-то образом оказаться причастным к этому поиску, и тем самым сразу подняться на ступень выше если не в табели о рангах, то, во всяком, случае в том негласном рейтинге, какой всегда существует у профессионалов. А в наше время неожиданных поворотов и исчезнувших расстояний какой-то след можно было обнаружить совершенно нечаянно и в самом неожиданном месте, в той же Москве, к примеру. Особенно если придерживаться ближневосточной версии, которая самому Докингу представлялась вполне убедительной. Но чем больше он верил в такую возможность, тем меньше собирался делиться своими размышлениями с кем бы то ни было. Тем более с местными властями, которые могли (полагал он) при желании бросить на отработку возможных вариантов великое множество людей, а Докинг по-прежнему будет работать в одиночку. Нет, тут он как-нибудь обойдется без посторонней помощи, даже если перед ним и вправду забрезжит какой-то свет…
Так размышляя, он добрался до гостиницы.
Стоимость номера Докинга не очень удивила, но и не обрадовала: вряд ли в Службе примут как должное такие расходы на проживание в городе, где можно было бы устроиться и подешевле. Однако уж как-нибудь он сумеет отговориться оперативными интересами: гораздо удобнее находиться поблизости от объекта наблюдения, имея на то полное право. Докинг был уверен, что Берфитт не знает его в лицо; сам он видел наблюдаемого только на фотографиях. Номера их помещались в одном и том же коридоре – спасибо полковнику; одним словом, пока все устраивалось наилучшим образом.
Номер Докингу понравился: он действительно стоил своих денег. Докинг принял ванну, отдохнул с таким расчетом, чтобы к пять часам выйти к чаю: о Берфитте было известно, что он старается блюсти старую традицию файф-о-клока – может быть, как раз потому, что не был природным англичанином, а происходил из Штатов. Так что были все шансы впервые поглядеть на него именно в ресторане, а может быть, сделать небольшой шаг к знакомству. Берфитт, разумеется, понимал, что его может пасти здешняя контрразведка, но вряд ли предполагал, что его личности придается такое значение, что по его следам пустят агента из Лондона. Хотя, может быть, и догадывался: его можно было назвать как угодно, но только не простодушным.
- Предыдущая
- 21/82
- Следующая
