Валькины друзья и паруса - Крапивин Владислав Петрович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/24
• Следующая

– Бегунову трудно говорить. Не все умеют говорить, когда волнуются, – сказал Полянский, поглядывая исподлобья на класс.

– Ты зато умеешь, – хихикнула Эмка Викулова.

– Я умею… Я хочу сказать про Бегунова. Получается, будто он какой-то преступник. И в том виноват и в этом. А тут всё просто. Лагутина схватила его альбом. Она знала, что Бегунов не хочет, чтобы альбом смотрели, но схватила… Вот Викулова говорит, что ребята силой пользуются. Это неправда. Бегунов не сильный. И он не дрался, он просто альбом вырвал, чтобы она не смотрела. Даже Юрий Ефимович не стал смотреть, когда Бегунов сказал, а она…

– Постой, постой! – Анна Борисовна встревоженно взглянула на него, а потом на класс. – При чём здесь Юрий Ефимович?

– Сегодня же рисование было.

– Ну и что?

Володя почувствовал, что, кажется, сказал больше, чем нужно.

– Ну и вот… Бегунов попросил не смотреть альбом, и Юрий Ефимович не стал.

– И двойку поставил, – язвительно сообщила Викулова.

– Ябеда, – сказал Кольчик.

– Кто ябеда? Всё равно Юрий Ефимович записку написал!

– Викулова, постой. Какую записку? В чём дело?

– Ну, простую записку. Потому что Бегунов как заорёт: «Не имеете права!»

Анна Борисовна ладонями потёрла щёки.

– Так… – тихо сказала она. – Я просила Юрия Ефимовича быть вашим классным руководителем. Сегодня утром он почти согласился. Хорошо же вы его встретили…

Хотелось есть, но возиться с печкой или плиткой не хотелось. Валька поставил на клеёнку сковородку и стоя жевал холодную жареную картошку без хлеба. Всё равно, лишь бы притупился голод.

Он не включал свет, хотя в кухне стало совсем темно. В окнах стояли сумерки. Ветер притих, но мороз остался.

В коридоре грохнула дверь, и через секунду с клубящимся холодом кто-то маленький ввалился в кухню.

– Валька! Ты дома, Валька?

Андрюшка.

– Ну что? – сказал Валька.

– Можно, я включу свет?

– Я сам. – Он давнул кнопку выключателя. Андрюшкина шуба засияла блёстками инея и начала окутываться паром.

Андрюшка стянул косматую шапку и сообщил:

– Мы сегодня штурм начинаем. Придёшь?

– Какой штурм?

– Крепость будем брать. Я же рассказывал.

Счастливый он человек, этот Андрюшка. Будет штурмовать сегодня снежную крепость, нет у него других забот. Глаза блестят, и щёки розовые от мороза.

– В такой-то холод, – сказал Валька.

– Когда бегаешь, никакого холода нет, – возразил Андрюшка и немного опечалился. – Ты не придёшь, да?

– Я не могу.

– Не можешь…

«Не до крепости мне», – хотел сказать Валька. Но сказал:

– Я правда не могу. Мне в школу ещё надо. Я, может быть, завтра приду, Андрюшка.

– Ну хорошо. Завтра. – Он помолчал и добавил:– Часов на крепости нет. Плохо это.

– Ладно…

Он закрыл за Андрюшкой дверь. Дома было до тошноты тихо. Отец, как всегда, задержался в техникуме, у мамы – профсоюзное собрание.

Интересно, заходил ли с запиской Сашка? Если заходил, всё равно никого не застал. После классного собрания Бестужев ещё раз пробовал подойти к Вальке. Валька сказал:

– Пошёл к чёрту.

На этот раз, кажется, Бестужев крепко разозлился…

Валька глянул на часы. До семи ещё почти час. Совет дружины в семь. Равенков сказал: «Здесь мы ничего не решим. Не отряд, а базар какой– то. Сами хуже делаете. А ты. Бегунов, придёшь сегодня на заседание совета. Ясно?» И он взглянул на Анну Борисовну.

«Правильное решение, – сказала она. – По крайней мере, там ребята, у которых есть чувство ответственности».

А у класса чувства ответственности нет. Собрание кончилось тем, что мальчишки переругались с девчонками, а про Вальку и про дисциплину говорить никто не хотел.

У Бегунова чувства ответственности тоже нет. Он оторвался от коллектива, нарушил школьную дисциплину, оскорбил нового классного руководителя, а потом завуча, вину свою не осознал и извиняться не захотел.

Часы на стене стучали сухо и отчётливо. Это были большие старинные ходики. Валька посмотрел на них, принёс лист ватманской бумаги и достал тарелку, чтобы вычертить по ней циферблат крепостных часов. Тарелка выскользнула и грохнулась на пол.

Валька постоял, потом задвинул ногой под стол черепки, оделся и вышел из дому.

В чистом тёмно-синем небе светилась россыпь звёзд. Среди этой россыпи дрожала золотая капля. Валька знал – это Юпитер. Совсем недавно он снова смотрел на него в Сашкин телескоп. Видел светлое зеркальце планеты и четыре точки спутников. Совсем недавно… Эх, Бестужев…

Школа работала в одну смену и по вечерам делалась непривычно пустой.

Лестница была полутёмной и гулкой. Валька поднялся на второй этаж. Плафоны в длинном коридоре горели через один, и стоял полумрак. Только открытая дверь пионерской комнаты в конце коридора ярко светилась. Валька пошёл туда, и справа, в чёрных стёклах, двигалось его тёмное отражение.

Часы показывали без двадцати семь.

В пионерской был только один мальчишка. Маленький, но с двумя нашивками. Видимо, четвероклассник. Он стоял у тумбочки с барабаном и щёлкал по нему пальцем. После каждого щелчка над барабаном поднималось облачко пыли.

Когда Валька вошёл, четвероклассник вздрогнул и обернулся.

«Знакомое лицо», – подумал Валька. – На кого он похож?

– Ты на совет? – спросил мальчишка.

– Да, – сказал Валька и усмехнулся.

– Хорошо. А то меня дежурить тут оставили, пока все не соберутся. Скучно, – пожаловался четвероклассник.

Валька промолчал и сел в углу. Привычная обстановка пионерской комнаты успокоила его. «В самом деле, не съедят же», – подумал Валька.

Собирались ребята. Почти незнакомые. Пришёл рослый семиклассник с ленивым лицом, толстая девчонка в очках, потом ещё две девчонки – одна из шестого, другая из пятого «Б». Ещё кто-то… Вальке было всё равно. Знакомыми оказались только Олег Ракитин и Зинка. Олег раньше учился в Валькином классе, но потом перешёл в параллельный, чтобы учить английский, а не немецкий язык: английским он с детства занимался.

Интересно, будет Лагутина жаловаться на Вальку или она пришла просто как член совета дружины?

Смотреть на неё не хотелось.

А Олегу Валька обрадовался. Олег ему всегда нравился. Ракитин сам подошёл к Вальке и спросил:

– Зинка не просила помириться?

– Зинка Лагутина? С чего это она будет мириться?

– Ну ладно… – сказал Ракитин.

Валька помялся и спросил:

– Ты откуда про всё знаешь?

– Володька Полянский сказал.

«Володька хороший, – подумал Валька. – Зря я на него косился».

Ровно в семь пришёл Равенков. Мельком, без всякого выражения, взглянул на Вальку. Спросил у собравшихся:

– Почему так мало?

– Не всех предупредили…

– Анархия, – сказал он.

– По-моему, Равенков метит в старшие вожатые, – ни к кому не обращаясь, громко сказал Ракитин.

– Нет, – откликнулся Равенков. – У меня другие планы. Но если понадобится…

Ракитин обернулся к нему и что-то сказал по-английски.

– Очень остроумно, – сердито бросил Равенков.

Олег тихонько засвистел… Наконец появилась Анна Борисовна. Разом задвигались стулья, и оказалось, что все сидят у длинного блестящего стола. Лишь Валька остался в углу. Сидел нахохлившись и разглядывал стены с плакатами. Плакаты были знакомые и неинтересные.

– Мало народу, – сказала председатель совета дружины, высокая восьмиклассница с узким строгим лицом. – Будем всё равно начинать?

– Что же делать, – откликнулась Анна Борисовна. – Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.

Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.

– Значит, так… У нас два вопроса. Первый – это подготовка к Новому году, а второй – поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришёл?

– Пришёл, – сказал Равенков.

Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.

• Предыдущая
• 18/24
• Следующая