Смертельное правосудие - Бернхардт Уильям - Страница 32

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая

Во всем этом барахле вещей, принадлежавших Глории, по-видимому, практически не было: разве что манекен, швейная машинка и еще кое-какие изрядно запыленные швейные принадлежности. Очевидно, к ним давно никто не прикасался.

Итак, хочешь не хочешь, а надо приступать к делу. Бен решил начать с ближайшего угла. Он старался не пропустить ничего: открывал каждый ящичек, каждую коробку, тщательно исследовал обивку мебели, надеясь обнаружить какой-нибудь тайник.

Полтора часа спустя Бен занялся простукиванием стен, выявляя возможные пустоты. Но по всей поверхности стен раздавался только однообразный глухой деревянный звук. Ничего, что могло быть связано со смертью Гэмела, отыскать не удалось.

"Ищи, Кинкейд, ищи, – мысленно уговаривал себя Бен. – Это реальная жизнь, а не готический роман".

Под потолком на стене мансарды висело чучело огромной рыбы. Маленькая табличка гласила, что Говард Гэмел поймал эту рыбу у берегов Исландии 12 августа 1988 года.

Взглянув на чучело, Бен вспомнил, как совсем недавно Гэмел говорил ему: "Обожаю рыбалку, особенно когда заплывешь далеко в море... Была бы возможность – не выпускал бы удочки из рук. За этим занятием я мог бы провести всю свою жизнь, не делая ничего другого".

А что, если здесь? Бен подвинул табуретку и, забравшись на нее, оказался на одном уровне с рыбой. Возможно, у него разыгралось воображение, но в какой-то момент ему вдруг почудилось, что рыбина... смеется над ним. Он осторожно пошарил рукой в пасти чучела...

Ничего. Бен спрыгнул с табуретки, совершенно разочарованный. "Тоже мне, возомнил себя героем Харди, – говорил он себе. – Сначала ищешь тайники, потом суешь руку в пасть дохлой рыбы. На что ты надеешься? Может быть, хочешь найти карту сокровищ?"

И снова в памяти всплыл разговор с Гэмелом: "Вообще-то я собираюсь взять отпуск на несколько дней. Хочу половить солнце и рыбу на западном побережье. Отдохнуть от нашей рутины хоть немного".

Интересно, может, Гэмел хотел отдохнуть от чего-то вполне определенного. Или от кого-то. Если он владел какой-то важной информацией, на которую претендовал еще кто-то, не исключено, что Гэмел собирался забрать ее с собой.

Бен бросился к тому углу, где было сложено рыболовное снаряжение. Продравшись под сваленные в кучу старые удочки, спиннинги, сети и откинув в сторону какой-то сложный электронный прибор, он нащупал в самом низу под всем этим хламом коробку для снастей и открыл ее: блесна, пластиковые червяки, крючки, запасная леска... вот! Бен приподнял рукой мешавшие ему рыболовные мелочи и вынул со дна коробки фотографию.

– Майк!

Ответа не последовало. Бен бросился вниз по лестнице.

– Майк! – крикнул он снова.

Несколько мгновений спустя послышался голос Майка:

– Чего тебе? Я тут как раз осматриваю полупустую канистру с краской. Бесподобный запах. Нет ничего приятнее запаха краски.

– Вот оно. – Как только Майк поднялся из подвала, Бен протянул ему фотографию. Это был маленький снимок, сделанный "Полароидом" и, по-видимому, недавний.

– У тебя есть какие-нибудь идеи по поводу этой дамочки? – спросил Майк, рассматривая фото.

– Нет. Но люди обычно не кладут фотографии обнаженных девушек в коробки для рыболовных снастей. Я думаю, здесь что-то важное.

– Черт возьми! Конечно важное.

С фотографии на них смотрела хрупкая светловолосая девушка, почти подросток, совершенно обнаженная, если не считать цепочку с подвеской в виде золотого сердца, расколотого пополам. Выражение ее лица трудно было понять. Но во всяком случае, счастьем или радостью оно не светилось. В кадре присутствовал еще какой-то человек, стоявший спиной: фотография запечатлела его плечо и часть спины. Но опознать кого бы то ни было по таким деталям не представлялось возможным.

Майк перевернул фотографию. На обороте чьей-то рукой было написано: "Клуб "Детский сад".

– Видишь эту наколку в виде клубники у нее на левом плече? – спросил Майк. – И еще две под грудью? Я знаю, кто эта девушка. Она – первая жертва маньяка.

У Бена перехватило дыхание.

– Но... фотография, похоже, сделана совсем недавно.

– Согласен. Цвет очень хорошо сохранился.

– И что это значит?

Майк покачал головой.

– Боюсь, что дело Говарда Гэмела, в которое замешана корпорация "Аполло", гораздо серьезнее, чем мы предполагали. И гораздо страшнее.

Томлинсон прохаживался по Променаду, засунув руки в карманы черной кожаной куртки. Он снова уподобился хамелеону, приняв облик обычного завсегдатая этих мест. Взгляд Томлинсона, казалось, рассеянно блуждал по сторонам, на самом деле высматривая блондинку со шрамом на переносице.

Сержант старался не привлекать к себе особого внимания.

Улица с обеих сторон пестрела вывесками массажных кабинетов, секс-шопов и порнографических кинотеатров. На пересечении Одиннадцатой улицы и Цинциннати Томлинсон заметил двух дам, стоявших в красноречиво-картинных позах, не вызывающих сомнений по поводу рода их деятельности. Та, что находилась ближе к сержанту, была довольно рослой негритянкой, в короткой блузке, обнажавшей большую часть ее тела, в наброшенном на плечи пальто, отороченном искусственным мехом.

Другая проститутка стояла в тени, и Томлинсон не мог рассмотреть ее.

– Кого-нибудь ищешь? – спросила негритянка.

– Угадала. Действительно ищу, – ответил Томлинсон. – Но, боюсь, не тебя.

– Чем же я так не приглянулась тебе, парень?

– Да нет, дело не в этом.

– Ты что, боишься меня? Ну, тогда беги скорее домой к мамочке!

– Опять не то... Ты не поняла... Просто мне нужен один человек...

– Держу пари, – обратилась негритянка к своей компаньонке, – что этот парень – петух, набитый капустой.

Томлинсон усмехнулся. В переводе на нормальный язык негритянка назвала его богатым гомосексуалистом. Ошибка по всем статьям.

Вторая проститутка вышла из тени. У нее были длинные темные волосы, и на вид сержант дал ей лет тридцать пять.

Хотя женщины, занимающиеся таким ремеслом, стареют быстро и определить их возраст наверняка весьма затруднительно.

Во всяком случае, эта брюнетка явно не была той девушкой, которую он искал.

– Случайно, не знаете тут одну девчонку по имени Трикси? Мне сказали, что она работает здесь, на Променаде.

– А зачем она тебе? – спросила негритянка. – Ты что, ее папаша?

– Нет. Просто хотел провести с ней время.

– Заливай! Что хорошего в этой Трикси? Маленькая, некрасивая. И белая.

– Я уже был с ней раньше, и мне понравилось, – соврал Томлинсон.

– Любитель постоянства, ха? Тебе разве не надоедает? – Негритянка обменялась улыбкой со своей подругой. – Послушай, сладкий, иди по этой улице до третьего перекрестка. Ты найдешь свою мечту там. Если, конечно, кто-нибудь не перехватил ее.

Скорее всего, она будет с Бадди. Почему-то мне кажется, что Бадди тебе должен понравиться больше, чем Трикси. – Девицы, переглянувшись, пошло засмеялись.

Томлинсон поблагодарил их и пошел в указанном направлении. Он не испытывал к этим проституткам ни злобы, ни раздражения. В той отвратительной жизни, которую они вели, была не только их вина. Еще работая патрульным в этом районе, Томлинсон узнал, что большинство проституток пришли к своему ремеслу, став жертвами сексуального насилия. А если кто-то занялся древнейшей профессией по какой-то другой причине, то в роли проститутки тем более не избежит насилия.

Мало того, что жизнь – не сахар, так еще и постоянное хождение по лезвию бритвы. Каждый день имея дело с сексом и иглой, эти девочки, как правило, кончают тем, что зарабатывают СПИД. Чума двадцатого века становится логичным завершением скотской жизни.

Сильнее всего Томлинсона мучило то, что проституцией занимаются подростки, – девочки, по разным причинам сбежавшие из дома и оказавшиеся на улице. Патрулируя этот район, он прилагал все силы, чтобы вернуть к нормальной жизни как можно больше таких девчонок, пока порок еще окончательно не овладел ими. Сержант сумел вытащить из этого болота несколько человек, но гораздо чаще его посещали неудачи. Все решал фактор времени. Если Томлинсону удавалось вырвать отсюда кого-то, кто обосновался на улице недавно, имелся реальный шанс, что возврата к прошлому не будет, появлялась надежда на нормальную жизнь. Но у тех, кто провел здесь больше года, не было никаких шансов на спасение. Улица становилась их домом на всю жизнь.

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая