Перстень с печаткой - Беркеши Андраш - Страница 55
- Предыдущая
- 55/66
- Следующая
Домбаи задумчиво устремил взгляд перед собой; ему стало не по себе.
— Эрне, я поговорю с Кальманом!
— Пока не нужно, — остановил его Кара. — Придет время, мы с тобой вместе поговорим с ним.
Кальман очень скоро заметил, что за ним следят. И это омрачило его. Надо поговорить с Калди, решил он, рассказать ему все и попросить у него совета.
Вдруг Кальман замер, осененный внезапно пришедшей ему в голову догадкой. В том, что Илонка в ту пору являлась агентом гестапо, у Кальмана не было никакого сомнения, равно как и в том, что ее могли посадить в камеру к Марианне только по указанию Шликкена. Но действительно ли Марианна говорила ему об Илонке или он сам это придумал? Кальман воскресил в памяти их последнюю встречу с Марианной, подробности их разговора и убедился в том, что он не ошибся. Ему стало не по себе от охватившего его волнения. Если все действительно так, то он разгадал загадку и теперь для него все становилось ясным.
Борши торопливо сбежал вниз, на площадь Кальмана Селля. На его счастье, на стоянке оказалось свободное такси. Он был настолько убежден в правильности своего предположения, что уж больше не думал о слежке. Теперь следите, ходите за мной, думал он, а я уже напал на след и могу доказать свою невиновность! Да, Марианна точно так же, как и я в свое время, могла довериться Илонке и рассказать ей о донесении в надежде, что Илонка выйдет на свободу и передаст его Татару. А та тут же рассказала обо всем Шликкену. Ну, а майор свое дело знал. Только так все и могло произойти!
Неподалеку от многоквартирного дома, в котором жила теперь Илона Хорват, Кальман попросил водителя остановиться, заплатил и стремглав бросился в подъезд, думая об одном: только бы застать ее дома.
На счастье, Илона оказалась дома.
Илона с искренней радостью встретила Кальмана и не скрыла от него, что эта встреча взволновала ее. Кальман со смущенной улыбкой оглядел комнату, обставленную с большим вкусом. Илона, видимо, ожидала кого-то: на низеньком столике стояли бутылки с напитками, печенье и кофейные чашки. Сама хозяйка была в черных узких брюках и мохнатом мохеровом пуловере. Неожиданный приход Кальмана явно смутил ее.
Кальман присел к столику на край тахты. Странно, он не испытывал ни малейшей неприязни к этой женщине.
— Ты красивая, — искренне признал он. — Пожалуй, даже красивее, чем тогда…
Кальман закурил и угостил Илону.
— Спасибо. Выпьешь что-нибудь?
— Нет, пока нет. Может быть, позднее. Как жизнь? Завели детишек?
— Увы, нет. Поэтому и в театре я не очень-то охотно играю роли матерей.
— Хорошо зарабатываешь?
Илона смущенно засмеялась.
— Ты что, фининспектор? Много работаю, — уклончиво добавила она.
— Какую роль разыгрываешь ты сейчас? — спросил он с издевкой и протянул руку за коньячной бутылкой.
Улыбка на лице Илоны застыла, ее красивое лицо помрачнело. Она с упреком посмотрела на Кальмана, наполнявшего коньяком граненые хрустальные рюмки.
— Ты не веришь мне, Кальман? — спросила она, тоже протягивая руку за рюмкой.
Кальман посмотрел на отливающий золотом напиток и, может быть, для того, чтобы не отступить ни шагу назад, нагловато проговорил: — За твой переход в другую веру, Илонка!
Но Илона поставила рюмку на стол, не приняв столь странный тост. Кальман, холодно посмотрев на нее, негромко пояснил:
— Вот Марианна поверила тебе, а ты ее предала. И ее убили. Я доверился тебе, ты и меня предала. И в том, что я уцелел, не твоя заслуга. Ты сделала все, чтобы мне не жить. Так почему же я должен верить тебе?
Слова глухо падали в тишине.
— Собственно говоря, ты убийца! Я говорю это тебе на тот случай, если ты не знаешь этого, — продолжал Кальман без тени сожаления.
— И ты пришел наконец, чтобы отомстить? — спросила Илона.
— Нет, не за тем. Месть не моя профессия.
Взгляд Илоны оживился. Она вновь обрела силу, почувствовала, что может и должна доказать свою искренность.
— Кальман, я понимаю тебя, когда ты не веришь мне; ты, собственно говоря, прав. Прошу тебя, выслушай меня, не перебивай!.. — Кальман понимал, что она уже больше не играет, а говорит от души. — Недавно я разговаривала с одним из членов Верховного суда. Я рассказала ему всю свою жизнь, не называя себя. Не приукрашивала ничего. Рассказала обо всем: о Марианне, о тебе, о том, как перешла на сторону борцов Сопротивления, — одним словом, раздела себя перед ним донага. Судья так и не понял, что рассказываю-то я о самой себе. Ну, а потом спросила его: что может ожидать героиню моей истории, если она явится в полицию и сама честно заявит о своем прошлом? Он долго думал, а потом сказал: вероятнее всего, ее простят. Конечно, я своими доносами гестапо ускорила гибель Марианны, но позднее, работая уже на движение Сопротивления, я ведь спасла жизнь многим людям, и это можно подтвердить фактами. Это так. Но, поверь мне, причиной свершившейся трагедии была не я одна. Немножко и ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Лгала не только я тебе, но и ты мне. Но это сейчас уже не важно. Шликкен прокрутил мне тогда одну запись, — пояснила Илона, — ту, где ты обязался служить им. Именно это и сбило меня в то время с толку. Ты понял?
Кальман понял и пришел в еще большее замешательство. Приходилось согласиться с Илоной. Выходит, Шликкен обвел вокруг пальца не только его, но к Илону. Теперь ему еще яснее стало, что в то время они все были обречены на провал и каким злым гением на их пути был Шликкен.
— Значит, ты поверила в то, что я — агент гестапо?
— Да, я же слышала твой голос, Кальман, читала твою подписку о сотрудничестве. И когда Шликкен велел мне сообщить тебе об аресте Домбаи, я подумала, что это он меня проверяет, что ты, вероятно, потом доложишь все ему о нашем с тобой разговоре. Между прочим, когда ты в последний раз был у меня в моей комнате, я знала, что весь наш разговор с тобою подслушивается.
— Где сейчас Шликкен? — неожиданно спросил Кальман.
— Не знаю. С тех пор я больше его не видела.
— И не слышала о нем?
— Нет.
— Илонка, — задумчиво проговорил Кальман, — а какое задание дал тебе Шликкен, поместив тебя в одну камеру с Марианной?
Илона, по-видимому, действительно часто думала о своем прошлом и потому хорошо помнила все подробности. Она ответила на вопрос Кальмана сразу, без раздумья, словно в течение многих лет ожидала его.
— Мне было поручено узнать, кто те коммунисты, с которыми она поддерживала связь.
— И ты узнала это?
— Нет. — Илона потупила голову, по-видимому, придавленная воспоминаниями. Слова тяжело падали с ее губ. — Марианна не назвала мне их, вероятно заподозрив неладное.
Кальман по-своему истолковал задумчивость Илоны и строго сказал:
— Ты говоришь неправду!
— Нет, Кальман, я говорю правду. Да и какой мне смысл сейчас врать?
— Тогда, может быть, ты забыла? Вспомни!
— Лучше бы мне не помнить! — с болью в голосе воскликнула Илона. — Но, увы, я помню каждое ее слово, каждое движение. Помню так, как будто сейчас вижу ее перед собой. У нее еще хватило сил утешать меня.
Илона не удержалась и тихо заплакала.
— Илона, — заговорил Кальман тихо, — если для твоего спокойствия нужно, чтобы я не таил зла на тебя, считай, что я забыл обо всем и все простил. Ты же знаешь, как много значила для меня Марианна, но я прощаю тебя и от ее имени тоже. Взамен я прошу тебя только вспомнить имя одного человека. Мне нужно найти его, потому что, пока я не найду его, я не смогу смыть с себя обвинение в предательстве.
— Кальман, я готова всем, что в моих силах, помочь тебе.
Кальман посмотрел на Илону.
— Скажи, ты никогда не встречала в гестапо человека по фамилии Фекете? Рыжего грузного мужчину. В то время ему было лет тридцать пять. У него еще был шрам на верхней губе, а во рту своего рода ювелирный магазин — пять или шесть золотых зубов.
Илона, силясь вспомнить, устремила взгляд прямо перед собой.
- Предыдущая
- 55/66
- Следующая