По ту сторону черной дыры - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 82
- Предыдущая
- 82/104
- Следующая
Головная боль куда-то исчезла, уступив место прерывистому, как у астматика, дыханию. Проснувшаяся девица с любопытством наблюдала за моральными и физическими метаморфозами партнера. Наконец, сжалившись, она шепнула:
– Можешь меня потрогать, – и перевернувшись на спину добавила, – везде.
Они весело провели время до обеда, постигая некоторые недокументированные следствия из закона трения. Затем, когда пришло время вернуться родителям, Саша откланялся. Чувствуя за спиной крылья от Ил-86, он понесся домой по дороге ликуя: «Я – мужчина!»
Через некоторое время его пассия сообщила о начале незапланированного развития внутри живота. Сыграли свадьбу, украшением которой явились эпохально-кислые рожи его родителей, не ожидающих от такого брака ничего хорошего.
Саша поступил в военное училище, а его молодая супруга в этом же году закончила институт. Жизнь катилась как хорошо смазанный тепловоз. Она работала в школе преподавателем, а он должен был вот-вот закончить МВИЗРУ.
Однажды Александру позвонила директор школы, где работала его половина, и попросила разрешения поговорить с ним тет-а-тет. Он согласился, думая, что это может означать. Та принеслась не одна, а вместе с завучем по старшим классам и прямо с порога огорошила счастливого мужа тем, что застукала его супругу в тот момент, когда та в пустой аудитории развлекалась с несколькими старшеклассниками игрой в «поддавки». Любвеобильная команда так вошла в раж, что позабыла запереть дверь.
Затем было дело о разводе. На процессе суровая директриса выступила свидетельницей, призывая лишить Сашину супругу не только звания педагога, но и вообще, материнских прав. Подзащитная божилась, что она с ребятами проигрывала сценку из какого-то дурацкого спектакля и таки добилась своего: гуманный суд оставил ребенка матери.
На следующее после суда утро к Саше в общагу приперся тесть и долго с ним говорил, роняя в стакан пьяные слезы. Тесть бил себя в грудь аки Кинг-Конг и клялся, что верил в то, что брак исправит его непутевую дочь, ибо наклонности педофила в ней подметил давно.
– Я должен был тебя предупредить! – кричал он, стуча передними копытами по крышке стола, – еще когда она работала в пионерлагере вожатой, то признавалась, что учила пацанят целоваться!
Приезжали и его родители. Посидели, зловеще помолчали и уехали, сообщив на прощанье, что расстраиваться не стоит, ибо вся жизнь впереди. И в двадцать один настоящие мужчины выживают после несчастной любви. Жизнь и правда, была вся впереди, но сзади осталось такое дерьмо, что выть было впору. Глядеть на лиц противоположного пола было невмоготу, а редкие позывы к действию вызывали лишь раздражение. Так текло время: дни за днями сливались в годы, но однажды утром он понял, что ему не в кайф стирать и готовить, а так же содержать свое холостяцкое, но не в меру просторное жилище.
В процессе этого же дня он получил четвертую звездочку и бродил по базе, постепенно выходя на траекторию возврата домой. Так он гулял еще несколько месяцев, постепенно увеличивая дистанцию прогулочного пути.
На день своего рождения он заступил в наряд дежурным по части. Двадцать четыре часа длились две вечности и три тысячелетия, но наконец дежурство завершилось. Серегину предстояло отправляться домой, чтобы пережить еще несколько вечностей до утра.
– Наверное пора жениться, – очередной раз подумал он вслух, – собирая свои на КПП свои холостяцкие манатки: кипятильник, упаковку чая, баночку с сахаром и книгу Булгакова. За время своего затворничества он разучился даже разговаривать с женщинами, и теперь констатировал, что одна стерва способна за четыре года истрепать столько нервов, сколько взвод солдат – за всю жизнь.
На площадке второго этажа топтался нежданный гость – старший брат, приехавший погостить недельку-другую. Брат работал пресс-атташе в одной из экзотических восточных стран и был старше Саши на восемь лет. Братья крепко обнялись, троекратно облобызались и вошли в квартиру.
– Ого! – присвистнул старший брат, – трехкомнатная! За какие заслуги?
– На вырост дали, – мрачно сообщил хозяин.
– Ой, Сашок, прости! – спохватился брат, – самого главного я тебе не сказал. Я нынче семейный! Жену вот заимел…
– Где же ты ее отыскал? – заинтересованно произнес Саша.
– Купил, – признался старший брат, – в Бангкоке. За восемьсот долларов. Но ты не думай, я ее не уступлю и за миллион!
– Так уж и за миллион! – фыркнул младший, – мне сегодня «кэпа» дали. Может кто обменяет на восемьсот долларов? Я бы тебе их дал, а ты бы мне в следующем году тоже наложницу из Таиланда привез. Судя по твоей довольной роже, твой брак из счастливых…
– Из безумно счастливых, братишка! – воскликнул Анатолий, – прав был старина Макиавелли: любовь за деньги обходится дешевле. Либо, перефразируя: «невеста должна стоить колыма»!
– Лучше колымить на Гондурасе, чем гондурасить на Колыме, – брякнул Саша по ассоциации, – где же супружница твоя? В Бангкоке оставил?
– На КПП они. Вещи стерегут.
– Они? – не врубился капитан, – ты ее так уважаешь, что употребляешь множественное монархическое? Или, виноват, у вас прибавление в семье? Мальчик, девочка?
Анатолий осклабился. Вынул из пачки сигарету, вставил ее в рот и потянулся за зажигалкой. Сашу вдруг осенило.
– Ты что же, подлец, еще кого-то привез? Почем брал?
Брат наконец справился с сигаретой, затянулся и, пустив дым из ноздрей, громогласно объявил:
– Коммерческая тайна, понимаешь! Но чувства к тебе у нее серьезные.
– Как же, как же! – поддакнул Александр, – светлое чувство к фотокарточке – одно из немногих отклонений, о которых не успел написать старина маркиз де Сад. Пойдем, брат, глянем в лицо товару. Хотя, какой из меня купец!
– Не прибедняйся. Скромность хороша только в меру.
Две недели пролетели быстро; Саша взял половинку отпуска, не использованную ранее и много выезжали на рыбалку к Березине. К его удивлению, тайки были абсолютно равнодушны к сырой рыбе (Вероятно, сие лакомство обожаемо в более восточных районах Азии). Затем, в одно прекрасное утро в кабинет начальника базы ввалился взъерошенный капитан Серегин и ультимативным тоном попросил разрешения на бракосочетание с представительницей классически удаленного Таиланда. Разрешение Далай-ламы не требовалось, но немедленно необходимо разрешение миграционного бюро.
Норвегов вернул глаза на привычные им орбиты, поинтересовался, почему он не в курсе, что по засекреченной, собственно, территории две недели гуляли представительницы маловероятного противника и, получив соответствующие объяснения в виде набора бальзамов, коньяков и настоек на разных травах, частично успокоился. Он сказал, что сомневается в наличии такого бюро, но попробует решить это дело через куратора.
Генерал– лейтенант Трущенков разразился по СВЧ отборнейшей бранью, засоряя эфир минут десять. Из его преамбулы стало понятно, что «человек в лампасах» согласен денек побегать ради интересов целого капитана, но желает знать размеры благодарности. Отобрав необходимые слова из потока матерщины, Норвегов объяснил Серегину, что генерал напрашивается на свадьбу.
– А право «первой ночи» он не потребует? – притворяясь испуганным, спросил Александр.
Константин Константинович насупился.
– А ведь этот могет! – затем похлопал капитана по плечу, – закупай побольше коньяка! Я ему в случае чего сам подставлю – мне не привыкать.
В назначенный час Трущенков явился на церемонию бракосочетания и первую бутылку распил с капитаном Малининым на ступеньках ЗАГСа. Называя друг друга «на ты», они вышли затем во двор, нагло сперли невесту. Взяв за нее у едва не поседевшего Александра за нее десять бутылок откупного, уехали бухать к Мухину. Норвегов тихонько поставил на вид Серегину его обиженную морду, сказав, что в понятии генерала – это и есть самая классная свадьба.
Саша не обиделся, а только через неделю спросил Малинина, откуда он так близко знаком с генералом.
– Шура! – ответил тот широко улыбаясь, – я пил со всеми, акромя министра обороны. И не потому я с ним не пил, что случай не представился, а потому, что не хочу. Эта свинья, может быть из-за этого мне представление на майора не подписывает!
- Предыдущая
- 82/104
- Следующая
