Завещание ночи - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/86
• Следующая

Еще через час Дуремар сложил в чемоданчик все свои причиндалы, убрал в аккуратный черный футляр небольшой микроскоп и с тяжелым вздохом поставил Чашу перед толстяком.

— Ну-с, Михаил Львович? — Валентинов небрежно бросил каталог рядом с Граалем. — Каково же будет ваше просвещенное мнение?

— Похоже, вещь подлинная, — нехотя проскрипел Шмигайло. — Все остальные соображения я хотел бы высказать вам лично.

— В таком случае я подожду в кабинете, — улыбнулся я.

Валентинов благосклонно кивнул. Уже открывая дверь, я сделал вид, что только что вспомнил об очень важной вещи, вернулся и забрал Чашу со стола.

— Она побудет со мной, — любезно объяснил я.

В кабинете никого не было. Я постоял около потрескивающего камина, пощелкал пальцами по толстому стеклу аквариума, пугая пучеглазую рыбу-телескоп, подошел к окну и внимательно изучил открывающийся из него вид. Окно выходило на двор и лес за ним, и видно было, как подрагивают за пеленой дождя габаритные огни моего такси за оградой дома.

За моей спиной распахнулась дверь. Я моментально обернулся. На пороге стоял улыбающийся толстяк.

— Ну что ж, мой мальчик, поздравляю! Ваша вещь действительно подлинник.

— Спасибо за поздравление, — вежливо ответил я. — Но то, что она подлинник, я знал еще до того, как пришел к вам.

— Ну, ну, это ведь уже не так важно, — бодро заявил он, потирая руки. — А любопытно было бы узнать, юноша, каково все-таки происхождение этой вещицы? Грааль это или не Грааль, сейчас, понятно, никто с уверенностью не скажет, но вещь, безусловно, древняя, это и Михаил Львович подтверждает… Так откуда она у вас?

— Полагаю, это не так уж важно, — заметил я в тон. — Скажем, досталась в наследство… До этого она много веков хранилась в забытом Богом ламаистском храме где-то в Центральной Азии.

Он вдруг необычайно оживился.

— Ах-х, в Азии… Значит, правда то, что катары, спасаясь от карателей Де Монфора, унесли ее на восток… Люди Гиммлера искали ее в замках Южной Франции, а она лежала в каком-то грязном капище на Востоке… Хваленое «Анненербе»! — хмыкнул он и вдруг осекся. — Однако же все это не существенно, юноша. Поговорим о цене.

— Поговорим, — согласился я.

Он прошествовал к своему креслу. Дверь в бибилотеку осталась закрытой.

— Цена, которую вы заломили, юноша, совершенно нереальна, — сказал он.

— Для кого как, — дипломатично возразил я.

— Для любого нормального человека, — отрезал толстяк. — Да, вещь подлинная, да, возможно, это шумеры, но цена ей — не полтора миллиона, а, максимум, тысяч двести.

Я улыбнулся и провел пальцем по краю Чаши.

— Вам, очевидно, небезынтересно будет узнать, что не далее, как вчера человек, предлагавший мне за нее миллион, позвонил и предложил удвоить цену… Пожалуй, я приму его предложение.

Лицо огромного человека побагровело.

— Это примитивный шантаж, юноша! Никто не в состоянии дать за эту вещь больше, чем она стоит в действительности! И если я, профессионал в своем деле, говорю вам, что она стоит двести — ну, максимум двести пятьдесят тысяч, то значит, так оно и есть!

— Жаль, — сказал я. — Жаль, что мы не нашли общего языка. Вы, я заметил, просматривали каталог «Сотбис"… Так вот, будучи профессионалом, вы не можете не знать, что на аукционе Сотбис легендарный Грааль стоил бы не один миллион — фунтов стерлингов, разумеется. А сколько могла бы дать за него небезызвестная галерея Гугенхейма, например, я вообще затрудняюсь предположить…

Он фыркнул.

— Почему же, в таком случае, вы сами не попытаетесь предложить ваш раритет этим организациям, юноша? Или вы полагаете, что мне это сделать легче? И даже если допустить на мгновение, что это так, неужели вы всерьез предполагаете, что какой-либо солидный аукцион выставит на торги вещь, не имеющую сопроводительных документов? А что я могу написать в таком документе — сначала использовалась в кишлаке Большие Ишаки в качестве тазика для кизяка, а потом была выкрадена оттуда мелким шантажистом по имени Ким? А, юноша?

Я снял со стола сумку и запихал в нее Чашу.

— Действительно, жаль. Вы должны понимать, что шанс, подобный этому, выпадает раз в жизни.

Я медленно поднялся, взял сумку и боком, держа в поле зрения толстяка, двинулся к двери. У меня не было сомнений относительно его решимости оставить Чашу себе — вот только способы, которыми он мог это сделать, были различны.

— Стойте, — хрипло сказал он, когда я почти добрался до двери.

Я остановился и посмотрел на него. Отвисшая нижняя губа его дрожала.

— В ваших рассуждениях есть рациональное зерно, юноша… Знатоки мирового антиквариата могут высоко оценить эту вещь… Но — могут! Гарантий тут быть не может. Вы же сами говорили — это уникум. Такие раритеты не проходят по каталогам…

— Бросьте, — перебил я. — Грааль — это же вам не авангардистская картина, которая может понравиться, а может не понравиться. Грааль — это, в сущности, бесценная реликвия. Десять миллионов баксов — это наверняка.

— И все равно, — он сунул руку в карман халата, и я внутренне напрягся. — Все равно, полтора миллиона — это слишком много. — Он извлек из кармана огромный, как простыня, платок и утер взмокшее лицо. — Я несу большие убытки. Переправка через границу. Прикрытие… В конце концов, вы знаете, сколько стоит консультация Михаила Львовича?

— Догадываюсь, — небрежно бросил я. — Шмигайло — хороший специалист.

Это его добило. Он замер с платком в руке, а я перебросил сумку на другое плечо и взялся за ручку двери.

— Но это, согласитесь, ваши проблемы. Всего доброго, Константин Юрьевич.

— Ну, хорошо! — крикнул он мне вслед. — Вернитесь, юноша!

Я с сожалением отпустил дверную ручку и вернулся к столу.

— Так что, Константин Юрьевич, — спросил я и подмигнул.

— Договорились?

— Вы, юноша, разбойник, — вздохнул он. — Гангстер. Полтора миллиона! Это же сумасшедшие деньги!

— Но десять миллионов еще более сумасшедшие деньги, — заметил я.

— Вы полагаете, я держу такие суммы дома? — осведомился он.

— Честно говоря, меня это не интересует, — сказал я холодно. — Могу лишь повторить то, что уже говорил вам вчера, — я очень ограничен во времени. Не исключено, что те люди могут пойти на крайние меры уже сегодня…

Он поднялся из-за стола и навис надо мной, грозный, как туча.

— Подождите здесь! — рявкнул он.

Дверь с шумом захлопнулась за ним. Доцент Шмигайло высунул из библиотеки свою засушенную головку, покрутил крысьим носом и спрятался обратно. Я автоматически проверил пистолет. Наступал решающий момент игры.

На то, чтобы собрать полтора миллиона зеленых, ему потребовалось десять минут — в два раза меньше времени, чем мне, чтобы пересчитать деньги. Семьдесят упаковок по сто стодолларовых купюр в каждой и сто шестьдесят пачек с пятидесятидолларовыми банкнотами — такую кучу денег я видел первый раз в жизни.

Я проверил, плотно ли запечатаны пачки, надорвал одну из них и посмотрел, не «кукла» ли это. Все было в порядке.

— Не волнуйтесь, юноша, — недовольно прогудел Валентинов. — Мы не жулики!

— Похвально, — ответил я ему любимым словом Олега. Свалил все пачки в сумку, бросил сверху тряпку, в которую была завернута Чаша, и застегнул молнию. — Поздравляю с приобретением Грааля.

Прежде чем отдать ему Чашу, я на мгновение задержал ее в руках. Мне показалось, что я слышу какой-то слабый импульс, дальний отголосок той вселенской мощи, что затопила меня два дня назад в прихожей моей квартиры.

— Прощай, — сказал я Чаше и вручил ее толстяку.

Он тут же потянулся к ней своими жирными лапами и схватил так крепко, будто она могла раствориться в воздухе. Рот его расплылся в чудовищной ухмылке, глаза за толстыми линзами подернулись маслянистой пленкой.

Я вдруг почувствовал, как у меня бешено заколотилось сердце, закружилась голова. Каким-то образом это было связано с Чашей, и несколько мгновений я боролся с сумасшедшим желанием вырвать у него Грааль и бежать из этого дома, куда глаза глядят. Потом дурнота прошла, и я очнулся.

• Предыдущая
• 52/86
• Следующая