Убийство на дуэли - Арсаньев Александр - Страница 41

• Предыдущая
• 41/42
• Следующая

Мне уже начинали надоедать бесконечные вопли и причитания, несущиеся со всех сторон.

– Замолчите оба! – закричала я. – Уж не ты ли, Феклуша, рассказала князю Волевскому о наследстве, которое должна получить Софья Федоровна?

Лицо кормилицы при этих словах прямо на глазах у всех начало приобретать какой-то землистый оттенок.

– Я расскажу, все расскажу. Прости меня, господи, не хотела я того, – Феклуша, подняв глаза вверх, принялась неистово креститься.

– Давай рассказывай, – раздался насмешливый голос Долинского. – Все равно всех грехов не замолишь.

Кормилица вздрогнула, как от удара, и посмотрела на Долинского. С лица ее постепенно сходило затравленное выражение, а на его место приходила явная злость.

– Я-то расскажу, барин. Мои грехи еще можно замолить, а вот ваши… – и, не дав Долинскому ответить, она повернулась к нам: – Это я сказала Владимиру Гергиевичу о завещании, про которое мне барин Федор Степанович поведал.

– Но почему именно ему? Вы разве были знакомы? – мне хотелось как можно скорее узнать эту тайну.

– Как же, барыня, – в свою очередь откликнулась Феклуша. – Я ведь его, голубчика, с малолетства растила. Только вот потом замуж вышла за крестьянина из Воскресенского, да и переехала сюда. Но своего-то бывшего хозяина так и не забыла. Нехорошо Владимир Георгиевич сделал, когда барышню-то Софью Федоровну в таком положении бросил. Но не мне его судить. Господь сам все рассудил. Так вот, князь, уезжая, просил меня следить за Софьей Федоровной да за будущим ребеночком. Уж больно он волновался за них. Все же понимал, что собственную кровинушку бросил. Я и следила, да откладывала обо всем, что здесь происходило. Зря я ему, видать, про наследство рассказала, может быть, и жив остался бы. Но, сделанного не воротишь, – кормилица тяжело вздохнула и утерла подолом глаза.

А потом молодой барин узнал об этом, – она указала на Долинского. – Пообещал, что ежели я его слухаться не буду, так он расскажет все Софье Федоровне да Федору Степановичу. Я, знамо дело, напугалась, да подчинилась бесу этому окаянному, – женщина снова залилась безутешными слезами. – И барина-то Мохова по его приказанию хлебом да водой кормила, а он в это время следил, чтоб я доброй еды не прихватывала с собой. Но я все же по-своему поступила, не выдержала издевательств таких. Пошла к Мохову и, уходя, дверь открытой оставила.

– Ведьма, – прошипел Долинский. – Надо было тебя раньше порешить, никто бы ничего не заметил. Кому надо вспоминать о старой карге.

Теперь я знала все. Дело, как сейчас говорится, было раскрыто. Однако вместо облегчения на душе у меня остался неприятный темный осадок. Честно говоря, я впервые в тот момент столкнулась с подобной всепоглощающей жадностью. Единственным утешением оставалась так долго ожидаемая встреча Валерия Бушкова со своей невестой. Хоть эти двое теперь смогут обрести свое законное счастье, которое досталось им такой большой ценой.

На дворе раздался стук копыт. Я пошла поглядеть, кто это там может быть. К моей великой радости, это приехали Шурочка и Степан. Они доложили, что после починки кареты они добрались до ближайшего крестьянского селения, где и оставили ослабленного Евгения Александровича Мохова.

– Ну, как у вас? – Сашенька с надеждой глядела на меня. – Успели?

– Успели, – я кивнула, обнимая радостную подругу. – Долинский во всем признался. Осталось только вызвать полицию.

– А об этом я уже позаботилась, – подруга лукаво усмехнулась. – Я послала нескольких крестьян в город, дала им денег на дорогу, так что скоро полиция будет здесь.

Я в который раз подивилась сообразительности своей милой подруги и благодарно обняла ее.

– Сашенька, ты просто умница. Ты моя спасительница, – говорила я.

– Что ты, – смутилась подруга. – Главное ты сделала. Теперь я знаю, Катенька, что с тобой нигде не пропадешь.

Пока мы обменивались взаимными комплиментами, из дома показался Артемий Валерьевич.

– Господи, как я рад вас видеть, – он кинулся к Шурочке. – И тебя тоже, Степан, рад видеть, – он обернулся к моему кучеру.

Степан в ответ только пробормотал что-то и, опустив голову, забавно шаркнул ногой.

– Полиция уже едет, – доложила я Бушкову.

– Вот и замечательно, – обрадовался князь. – Вот только Соня все еще спит, а жаль. Какое представление она пропустила. Ну да может, оно и к лучшему. Пойду к ней.

Артемий Валерьевич еще раз улыбнулся нам и отправился в дом.

Потом мы кое-как перевязали раненому Долинскому простреленное плечо и оставили до приезда полиции.

Вопреки нашим ожидания, полиция прибыла только на следующее утро в лице известного нам уже Арсения Васильевича Лепехова – старшего следователя уездной полиции.

– Ого, кого я вижу? – удивился следователь, увидев меня на крыльце. – Да вы, я смотрю, Катерина Алексеевна, везде поспеваете.

Мне не понравился тон, каким были сказаны эти слова. Создавалось впечатление, что этот человек попросту усмехается. Меня мгновенно охватила ярость. Но я не стала показывать своих чувств и поспешила сладко улыбнуться.

– В отличие от вас, уважаемый Арсений Васильевич, я, между прочим, нашла убийцу князя Волевского, в то время как вы, не разобравшись в сути происходящего, арестовали совершенно безвинных крестьян.

Пока я говорила, лицо Лепехова постепенно приобретало багровый оттенок.

– Я попросил бы вас, милая барышня, не учить меня моим обязанностям, – прорычал он. – А ну-ка, показывайте мне вашего преступника.

Я молча провела следователя в дом, в комнату, где лежал Долинский. Феклуша уже успела покормить связанного убийцу, и теперь выходила из двери с подносом в руках.

– Вот он, – указала я на Алексея Долинского.

– Я буду все отрицать! – внезапно заорал убийца. – Они вынудили меня все рассказать.

В этот момент за спиной раздался шум. В комнату входили Бушков и Софья Федоровна.

– Ты, как ты посмел, – осуждающе проговорила Соня. – Ты, единственный оставшийся в живых родной мне человек. И вдруг я узнаю, что это именно ты убил папеньку, чуть не убил Артемия Валерьевича и измывался над Евгением Александровичем. Как же ты мог? – она залилась горькими слезами.

Бушков принялся успокаивать плачущую невесту, хотел было увести ее, но Софья Федоровна тут же воспротивилась.

– Пускай он теперь при мне признается в своих грехах, – решительно проговорила она. – Говори.

– Все это было сделано ради тебя, а ты не поняла, – злобно откликнулся Долинский. – Если бы не твое упрямство, мы были бы счастливы и богаты.

– Мне не нужны деньги такой ценой, – проговорила Софья Федоровна. – Мне вообще от тебя ничего не нужно. Я не могу тебя больше видеть, – с этими словами она отвернулась от своего кузена.

– Хм-м, – раздался бас Лепехова. – Извините меня, молодые люди, но я прибыл сюда для ареста убийцы, не для просмотра семейных драм. Если не возражаете, я попросил бы всех замолчать и не мешать допросу. Иначе мне придется выдворить всех до единого.

Резкий тон следователя мгновенно возымел свое действие. Наступила полная тишина. Соня и Бушков примостились в углу.

Мы же с Шурочкой уселись на маленькое канапе. Лепехов уселся на ближайший стул, откашлялся и приступил к допросу.

Далее, уважаемый читатель, я думаю, не следует передавать всех подробностей допроса, тем более что все признание убийцы уже было написано ранее. Однако, по своему обыкновению, моя бабушка решила не пропускать ни единой подробности, какие только помнила, поэтому описала разговор между Лепеховым и Долинским во всех подробностях. Заняло это описание довольно много мелко исписанных страниц. Именно по этой причине я не решусь воспроизвести всю эту подробную информацию. Однако единственный момент я все-таки освещу.

После того как Долинскому пришлось признаться в том, что он ранил Бушкова, а затем при содействии своего дяди скинул тело Волевского в реку, дверь в комнату внезапно распахнулась, и на пороге возник Евгений Александрович Мохов.

• Предыдущая
• 41/42
• Следующая