Убийство на дуэли - Арсаньев Александр - Страница 32
- Предыдущая
- 32/42
- Следующая
– Вы знаете Соню? – голос Бушкова был немного хриплым.
– Да, – кивнула я и добавила: – Я знаю и Софью Федоровну, и даже покойного князя Волевского.
Бушков с трудом, но все-таки приподнялся на постели и посмотрел на меня. На лице его отразилось мучительное страдание.
– Покойного? – переспросил он. – Так значит, я его все же…
Артемий Валерьевич не договорил и устало закрыл глаза.
– Вы его – что? Убили? – напрямую задала я интересующий меня вопрос.
Бушков судорожно сглотнул, дернул головой и только после этого, снова открыв глаза, взглянул на меня.
– Это была дуэль, честная дуэль, – добавил он.
Я ликовала. Все мои догадки оказались не просто верными, теперь они подтверждались полностью словами самого убийцы.
– А почему вы так интересуетесь этим? – внезапно встрепенулся Артемий Валерьевич. – Я ведь даже не знаю, кто вы такая.
У меня возникло странное чувство. Бушков вел себя вовсе не как убийца, скорее он больше подходил на роль самой жертвы. Мне захотелось узнать, в чем причина такого странного поведения. Поэтому я решила ничего не скрывать – ни своего имени, ни причастия к делу убийства Волевского.
Я рассказала Бушкову и о Шурочке, и о путешествии в Синодское, и о Софье Федоровне и смерти ее отца. Как только я упомянула о гибели Федора Степановича, Артемий Валерьевич, который до сих пор слушал меня молча и лишь изредка усмехался каким-то своим мыслям, вдруг резко повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы ведь думаете, что его убили? – неожиданно произнес он.
Вопрос застал меня врасплох. Несколько секунд я молчала, прежде чем ответить. Казалось, Бушков видит меня насквозь.
– Да, я думаю, что смерть помещика Долинского не была несчастным случаем. Его убили, – наконец, проговорила я.
– А вы не знаете, кто мог это сделать? – продолжал сыпать вопросами молодой князь, и глаза его при этом приняли странное выражение, как будто он уже заранее знал то, что я ему отвечу.
Я почувствовала, как меня начинает раздражать ироничный тон, которым говорил со мной Артемий Валерьевич. Передо мной сидел на постели убийца, и при этом нисколько не боялся того, что я могу попросту выдать его полиции.
– Я думаю, что это был Мохов, – проговорила я, сама не понимая, зачем выкладываю перед Бушковым все свои карты. – Ведь он так странно исчез прямо перед самой охотой, а накануне рассказывал нам какие-то жуткие истории о несчастных случаях, нередко происходящих во время травли животных.
– Господи, до чего же наивны все-таки женщины! – воскликнул князь. Да Мохов даже мухи никогда не смог бы убить, не то что человека, – он засмеялся, да так неестественно и громко, что я уже было подумала, что у моего собеседника начинается истерика.
Однако закончился смех так же внезапно, как и начался. Бушков закашлялся и схватился рукой за грудь, где болели еще не зажившие раны. Затем он несколько минут лежал молча, устремив глаза в потолок, как будто что-то тщательно обдумывал. Затем, собравшись с мыслями, он обратился ко мне.
– Катерина Алексеевна, а почему вы не хотите меня спросить, откуда взялось мое ранение? – проговорил он.
А ведь и в самом деле, увлекшись собственными переживаниями и эмоциями, я совершенно забыла о том, что больше всего хотела узнать еще до того, как попала в комнату Бушкова.
– Каким же образом вы оказались раненым и ползли по лесу столько времени, пока Тихон вас не нашел?
Глаза молодого князя при этих слова округлились от удивления.
– Так вы и об этом знаете? – с изумлением протянул он. – Снимаю шляпу перед вашими способностями. Но перейдем к делу.
Бушков поведал обо всех своих приключениях. Теперь я изложу их читателю. А случилось с молодым князем вот что.
После того как Волевский, бросив Софью Федоровну с еще не родившимся ребенком на произвол судьбы, уехал, Артемий Бушков почти сразу сделал брошенной девушке предложение, и та приняла его.
Однако счастье молодых людей продолжалось совсем недолго. Вскоре в свое имение вернулся князь Волевский и решил навестить старого приятеля Артемия Бушкова. В это время в Бухатовку приехали Алексей и Федор Долинские, чтобы обсудить скорую свадьбу.
– Я довольно тепло принял Волевского, – рассказывал мне Артемий Валерьевич, тщательно подбирая каждое слово. – Правда, перед самым отъездом мы крепко повздорили из-за Сони, но это не помешало быть с ним вежливым и гостеприимным. Нам подали ужин, за которым Владимир начал выспрашивать о последних событиях, происходивших в его отсутствие. Естественно, я не счел нужным скрывать от него нашу помолвку с Софьей Федоровной. Его это известие моментально привело в бешенство. Я вполне могу объяснить это. Владимир всегда был крайне честолюбивым человеком, поэтому, когда он узнал о том, что любившая его женщина отдала свое сердце другому, он не смог спокойно перенести подобное обстоятельство. Я могу понять и то, что он бросил Соню. Ему нужны были деньги, чтобы выкупить свое имение и вернуть долги, ведь он был должен многим помещикам. У Долинских, к сожалению, денег нет, а это никак не устраивало князя Волевского.
Бушков замолчал, потом перевел дух и снова продолжил:
– По его просьбе мы удалились в мой кабинет, так как присутствие на обеде Долинских создавало весьма напряженную обстановку в доме. Оба родственника моей невесты весь обед едва сдерживали себя, чтобы не нагрубить Волевскому. То ли в запальчивости, то ли от обиды он принялся отговаривать меня жениться на Соне. Однако я как можно вежливее объяснил ему, что давно люблю Соню и, в отличие от него, намерен спасти несчастную девушку от позора и жениться на ней. Его же время уже ушло. Такое замечание разозлило князя, он принялся оскорблять Софью Федоровну, называя ее неприличными именами. Вот этого я уже никак не мог стерпеть. Я вызвал его на честную дуэль. Федор Долинский согласился быть секундантом с моей стороны, а Алексей Долинский – со стороны моего обидчика. Дуэль назначили на следующее утро.
Вот и еще один узелок в этой истории был распутан. Теперь мне стали известны и те самые загадочные секунданты, о которых я хотела узнать. Значит, Долинские все знали и ни о чем не говорили. Но с другой стороны, правила чести не позволили бы им признаться в том, что они были свидетелями убийства, пусть даже это убийство произошло на дуэли.
– На следующий день, еще затемно, мы все вчетвером собрались в назначенном месте, то есть на самом берегу Терешки, на небольшой поляне. Решили тянуть жребий. Мне достался первый выстрел.
– Как – первый? – удивилась я, так как совершенно не ожидала услышать подобное.
– Первый, и я выстрелил, – продолжал Артемий Валерьевич. – Волевский упал, и тут раздался хлопок, я почувствовал нестерпимую боль в груди. Последнее, что я помню, – так это мое падение на землю. Не знаю, через сколько времени я очнулся. Вся одежда моя была в крови. Я был ранен. Я поискал глазами свою лошадь, но ее нигде не было. Долинские тоже бесследно исчезли. Мне ничего больше не оставалось, как двигаться, чтобы добраться хоть до какого-нибудь жилища человека. Однако подняться я не мог, боль тут же пронзала меня насквозь. Тогда я пополз. Полз я очень долго, и вскоре почувствовал, что начинаю снова терять сознание. В следующий раз я очнулся уже в избе знахаря. Он выхаживал меня, словно младенца. Мало-помалу, я начал выздоравливать. По мере того, как раны мои затягивались, я начал вспоминать все, что произошло на той злополучной дуэли. Чем больше я об этом думал, тем больше приходил к выводам, что ранил меня кто-то из Долинских, но зачем это было сделано, я так и не мог объяснить. Имя свое Тихону я не хотел выдавать. Когда я почувствовал, что могу передвигаться самостоятельно, я узнал у знахаря, где находится моя деревня, и в один из дней, когда Тихон отправился в лес, я ушел из его дома.
Однако я слишком понадеялся на свои еще не окрепшие силы. К тому же я перепутал дорогу и пошел совсем в другом направлении тому, о котором говорил мне Тихон. Два дня я бродил по полям, питаясь тем, что попадалось мне под руку, в основном это были ягоды и простая вода из попадавшихся мне на пути ручьев. Но вот я, наконец, обнаружил знакомую мне дорогу. Радости моей не было предела. И тут на пути мне попался очень крутой склон. Я принялся спускаться по нему, но поскользнулся и кубарем полетел вниз. Судя по всему, раны мои снова открылись, и я впал в беспамятство. Теперь я вспоминаю все происшедшее со мною, словно дикий ужасающий сон. Бабушка уже, наверное, поведала вам, что нашли меня наши крестьяне и принесли сюда. Вот и все, что со мной было за эти долгие мучительные недели.
- Предыдущая
- 32/42
- Следующая