Секреты Лос-Анджелеса - Эллрой Джеймс - Страница 90
- Предыдущая
- 90/111
- Следующая
Ничего себе! Целое предприятие по шантажу клиентов.
Эд включает микрофоны, проверяет односторонние зеркала. Фиск беседует с фальшивой Авой. Клекнер угошает Йоркина пивом. Терри Лакс листает журнал, Джерри Гейслер попыхивает сигарой. Лоррейн Мальвази одна, камера в клубах дыма. Поразительно – в самом деле одно лицо с Ритой Хейворт, да еще и прическа из «Гильды»!
Эд входит в камеру. Рита – Лоррейн вскакивает, но тут же садится, вытаскивает новую сигарету. Эд протягивает ей записку Фиска.
– Мисс Мальвази, пожалуйста, прочтите это.
Читает сосредоточенно, сжевывая с губ яркую помаду.
– Ну и что?
– Вы это подтверждаете или нет?
– Я без адвоката ни слова не скажу.
– В ближайшие семьдесят два часа адвокат вам не полагается.
– Вы права не имеете так долго меня тут держать!
«Пра-а-ава не имеете» – выговор нью-йоркских низов.
– Здесь – не имеем. А в женской тюрьме – почему бы и нет?
Лоррейн сильно, до крови, обкусывает ноготь.
– Вы пра-а-ава такого не имеете!
– Еще как имею, милочка. Шерон Костенца здесь, у нас, и внести за тебя залог некому. Пирс Пэтчетт под наблюдением, а твоя подружка Ава раскололась и рассказала нам все, что здесь написано. Она заговорила первой и все, что от тебя требуется, – пролить свет на кое-какие детали.
– Ничего я вам не скажу! – всхлипнув, заявляет Рита Хейворт.
– Почему?
– Ну, Пирс та-акой добрый, а я…
Эд перебивает:
– С Пирсом покончено. Линн Брэкен подала на него заявление. Сейчас она под нашей защитой. Я могу пойти за ответами к ней, а могу, чтобы не ходить далеко, расспросить тебя.
– Но я не могу…
– Сможешь, милочка.
– Ну я не зна-аю…
– Подумай хорошенько о том, что тебя ждет. Только по заявлению Полы Браун тебе можно предъявить десяток уголовных обвинений. Слыхала о лесбиянках в тюрьме? Не боишься?
Молчит.
– Боишься? И правильно делаешь. Но знаешь, страшнее всего надзирательницы. Такая работа не для нормальной женщины: идут туда уродины, природой обиженные садистки, которые всех женщин ненавидят, а молодых и красивых – особенно. Представляешь, каково придется в тюрьме такой красотке, как ты, да еще и похожей на кинозвезду?
– Ладно, ладно, я все расскажу!
Эд достает блокнот, пишет: «Хронология». Лоррейн:
– Только Пирс не виноват, тот человек его заставил!
– Какой человек?
– Не знаю. Правда, честное слово, не знаю!
Подчеркивает «хронологию».
– Когда ты начала работать у Пэтчетта?
– В двадцать один год.
– В каком году?
– В пятьдесят первом.
– Терри Лакс сделан тебе пластическую операцию?
– Да, чтобы я стана еще красивее!
– Так, понятно. А что это за человек, о котором ты сейчас говорила?
– Да не зна-а-аю я! Как же я могу сказать, если не зна-а-аю!
– Хорошо-хорошо, успокойся. Итак, ты подтверждаешь заявление Полы Браун и утверждаешь, что в занятия вымогательством Пирса Пэтчетта втянул некий человек, имя которого тебе неизвестно. Так?
Лоррейн закуривает очередную сигарету.
– «Вымогательство» – это типа шантаж? Ну да, так.
– Когда, Лоррейн? Когда это началось?
Она начинает считать на пальцах.
– Пять лет назад. В мае.
«Хронология» подчеркнута уже двумя жирными линиями.
– В мае пятьдесят третьего года?
– Ну да. Я хорошо помню, у меня как раз тогда отец помер. Пирс нас всех собрал и объяснил, что мы должны делать. Еще сказал, что ему самому это не по душе, но тот человек взял его… ну, вы понимаете за что. А что за человек, он не сказал. Я думаю, никто из наших тоже не знает.
Хронология – через месяц после «Ночной совы».
– А теперь подумай, Лоррейн. Помнишь бойню в «Ночной сове»?
– Чего? А, это когда кого-то застрелили?
– Ладно, неважно. Что еще тогда сказан вам Пэтчетт?
– Ничего не сказал.
– А что еще ты об этом знаешь? О Пэтчетте и шантаже? Заметь, Лоррейн, я не спрашиваю, занималась ты этим сама или нет. Меня интересует только то, что ты знаешь.
– Ну вот… Знаете, где-то за три месяца до того или, может, чуть меньше я слышала, как Пэтчетт сказал Веронике – ну то есть Линн, – что заключил сделку с тем скандальным журналистом, которого потом убили. Что он будет расспрашивать нас о… Ну, знаете, о том, какие у наших клиентов есть разные странности и передавать этому журналисту, а тот будет этим людям угрожать. Типа гоните баксы, а то у себя в журнале все про вас пропечатаю.
Подтверждение теории шантажа. И подтверждение того, что Линн – по каким-то одной ей ведомым причинам – на стороне Эда. Она не пошла к Пэтчетту, ничего ему не сказала: иначе он не позволил бы своим девушкам явиться на допрос.
– Лоррейн, сержант Клекнер показывал тебе порнографические снимки?
Кивает:
– Я и ему уже сказала, и вам могу сказать – никого там не знаю. А от этих картинок с покойниками у меня мороз по коже.
Эд выходит. В холле поджидает его Дуэйн Фиск.
– Отличная работа, сэр. Когда она заговорила о «том человеке», я тут же пошел к Аве и сверил показания. Она все подтвердила и заявила, что тоже не знает его имени.
Эд кивает:
– Скажи ей, что Рита и Йоркин задержаны, а ее саму отпусти. Пусть бежит к папочке. Как у Клекнера дела с Йоркином?
Фиск качает головой:
– Этот парень крепкий орешек. Дону с ним не справиться. Жаль, Бада Уайта нет – вот кто бы нам сейчас пригодился!
– Без него обойдемся. Теперь вот чего я от тебя хочу: отведи Лакса и Гейслера пообедать. Лакс пришел добровольно, так что держись с ними вежливо. Скажи Гейслеру, что речь идет о множественных убийствах, что мы готовы гарантировать Лаксу полный иммунитет и письменное обязательство не допрашивать его в суде. Скажи, что все бумаги уже подписаны. Если попросит подтверждения, дай ему телефон Эллиса Лоу.
Фиск кивает, исчезает в камере № 5. Эд заглядывает в номер первый.
Честер Йоркин один, перед зеркалом разглядывает себя, строит гримасы, складывает фигуры из пальцев – дескать, накося и хрен вам… Костлявый парень с набриолиненной челкой, на руках шрамы – следы уколов?
Эд входит в камеру. Честер:
– Ух ты, а ведь я тебя знаю! В газете видел твою фотку.
Эд приглядывается к его рукам. Верно – типичные наркоманские дорожки.
– Да, в последнее время я часто появляюсь в новостях.
Честер, нагло хихикая:
– Мощно ты им завернул: «Я никогда не бью подозреваемых, потому что полицейские тем и отличаются от преступников, что не ставят себя с ними на одну доску». А хочешь знать, чем я отличаюсь от разных там мудаков? Тем, что корешей не продаю. А все копы – хуесосы, прям кончают, когда им корешей закладывают.
Бад Уайт. Как повел бы себя Бад Уайт?
– Закончил?
– Нет еще. Знаешь что? Мучи-Маус твоего папашу в жопу…
Главное – не бояться. Как Бад Уайт.
Локтем – в кадык. Честер задыхается, хватается за горло, Эд мгновенно оказывается у него за спиной, заводит руки назад, защелкивает наручники.
Не бояться? Черт побери, да он обделаться готов от страха! Но руки не дрожат, движения резкие и уверенные. Смотри, папа: твой сын – больше не трус.
Йоркин забивается в угол.
Еще один фирменный прием Бада Уайта: схватив одной рукой стул, запустить его в стену над головой Честера. Йоркин пытается уползти, Эд пинком загоняет его обратно в угол. Теперь можно и поговорить. Спокойно, Эд: следи, чтобы не задрожал голос, не смягчился взгляд за стеклами очков.
– А теперь рассказывай все. О порнухе, о прочем дерьме, которое толкал Пэтчетт через «Флер-де-Лис». Все, что знаешь. Начни с дорожек на руках и с того, почему такой умный человек, как Пэтчетт, доверяет такому никчемному торчку, как ты. И помни: с Пэтчеттом покончено, твоя судьба теперь зависит от одного человека. От меня. Уяснил?
Йоркин трясет головой вверх-вниз, словно заводная кукла.
– Он на мне опыты ставил!
Эд снимает с него наручники:
– Что-что? Еще раз.
Йоркин, потирая горло:
- Предыдущая
- 90/111
- Следующая
