Последний год - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/71
• Следующая

«Для этих продажа русских земель в Америке не позор, а всего лишь перемена хозяина. Эти и будут, с глазами искательными и голодными, расшаркиваться перед новым хозяином, выпрашивая его улыбку и снисходительное о-кей!»

— Я с вами согласен. Я тоже возмущаюсь, — сказал Шапрон таким тоном, будто продолжал прерванную дружескую беседу. Андрей не заметил, когда маркиз встал рядом. — Все так поразительно нелепо! Игра в величие, пляски и танцы накануне дня когда будет продан кусок России. Странный народ русские! Никогда нельзя угадать, как русский поступит в следующую минуту.

— Родину продает не русский народ! — не вытерпев, резко повернулся Андрей к Шапрону. — Плясать по этому случаю он тоже не будет. Плясать будут все эти Иваны, не помнящие родства. — Он кивнул на благородно-дворянские физиономии и на петербуржцев с «Бородина», стоявших отдельной группой и занятых веселой, беззаботно-праздничной болтовней. — Пляшут люди, для которых Родина там, где им удалось урвать кусок пожирнее!

Андрей спохватился и, сердясь на себя, что не утерпел и заговорил с Шапроном, отошел. Но через минуту Шапрон снова стоял рядом.

— Вы напрасно обиделись. Вы не поняли меня. Я глубоко уважаю русских, нацию, спалившую пороха больше, чем какая-либо другая, исключая, конечно, нас, французов. Русские умеют воевать, умеют работать, но торговать они должны поучиться, у американцев хотя бы. Теперь здесь будут драть с дикарей две трети шкуры, а не жалкую треть, как делали русские. Почему не всю шкуру целиком? Пусть снова обрастают, а потом снова будут обдирать. Свободное предпринимательство, свобода грабежа! Умно, черт возьми! Вы, наверное, хотите спросить меня, для чего я говорю вам все это?

— Я хочу, чтобы вы ушли прочь! — тихо, с угрозой, сказал Андрей.

— А вы знаете, кто купил у вас, у русских, Аляску? — спокойно продолжал Маркиз. — Генри Астор! За сто тысяч долларов он получил от вашингтонского правительства право на все имущество бывшей — теперь можно так сказать, — бывшей Русской Америки, на все ее богатства: пушные, рудные, лесные и рыбные. Аляска уже в жилетном кармане сэра Генри! Вместе со зверями, рыбами, лесами и недрами Аляски ему продано и человеческое стадо, то есть монополия на торговый обмен с дикарями. — Шапрон. помолчал и хихикнул: — Ваши краснокожие друзья тоже в жилетном кармане сэра Генри! Концессия дана ему на неопределенный срок. Значит, завтра великая держава России спустит свой флаг перед банкирским домом «Астор и сын»! — с въедливым ехидством закончил маркиз.

Андрей яростно, шумно вздохнул. Он понимал, для чего француз говорил ему все это. Он хотел обезволить Андрея, спутать его по рукам и ногам безнадежностью, отнять у него веру в будущее и волю к борьбе. Куда скрыться от этого наглого и опасного человека?

— Гадина! Ядовитая гадина! — шептал он, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить Шапрона.

Словно угадав мысли Андрея, Шапрон вдруг сорвался с места и побежал куда-то. Андрей почувствовал, что по залу, среди присутствующих, прошло скрытое волнение, какое возникает, когда появляются особо высокие гости, которых ждали с нетерпением, волнением и трепетом. Но в зал вошли три человека, ничем не примечательные: два молодых американца с линкольновскими бородками, в клетчатых, совсем не бальных пиджаках и брюках, третий — наголо бритый, костлявый и сутулый старик. Темный и неприметный костюм и постное выражение лица делали его похожим на пастора. Старик вошел, шаркая ногами, опираясь на толстую палку и подслеповато щурясь из-под мохнатых бровей. И тотчас, забыв свое царственное величие, к нему устремилась быстрыми шажками княгиня Максутова. За княгиней побежал ее муж.

— О, вот он, исполин среди великих мира сего! Сам большой хозяин Генри Астор! — восхищенно и преданно сказал снова появившийся рядом Шапрон. Он помолчал, не сводя с Астора молитвенно-восторженных глаз. — Клянусь, это какие-то особенные люди, особая раса! Это боги, спустившиеся на землю. У него сотни миллионов! О, боже! — сладостно простонал маркиз.

В почтительно притихшем зале был слышен только воркующий, обвораживающий голос княгини:

— Сэр, Генри, вы видите, я в трауре. Завтра у этого окна, — указала она на окно, штору которого откинул Андрей, — я буду рыдать, когда спустят русский флаг.

Астор ничего не ответил княгине, даже не посмотрел на нее, скучающе поглаживая сухими желтыми пальцами бритый подбородок.

— Он не обращает на княгиню ни малейшего внимания. Он не слушает ее! — засмеялся Шапрон. — О, миллионы! Миллионы не обязаны слушать, а их должны слушать все смертные!

Астор вдруг заинтересованно зашевелился и с грубой бесцеремонностью указал палкой на большое майликовое блюдо, висевшее на стене зала. И, повинуясь указанию палки, один из олимпийцев княжеской свиты ринулся к стене через испуганно расступившуюся толпу, снял блюдо и поднес Астору с низким поклоном и выражением восторга и преданности на благородном лице. Банкир посмотрел на прохладную, как вечерний океан, синеву майолики и постучал согнутым пальцем по краю блюда, будто покупая миску на базаре. Затем передал блюдо секретарю, кивнул одной княгине и вышел, стуча в пол палкой. И только.

— Настоящий большой хозяин! Все мое! — задохнулся от восторга Шапрон. — Говорят, он много работает, по двадцать часов в сутки, и других заставляет работать, как чертей! Теперь кончится здесь сонное царство. Он привез сюда свору коммерческих советников и специалистов. Вчера здесь высадился целый полк трапперов. Астор переманил их из Канады и Штатов. Завтра после полудня каждый пойманный бобер или застреленная лиса тоже ляжет в жилетный карманчик Астора. Вся пушнина Аляски в его руках! Какие колоссальные барыши!

Речь Шапрона, то восторженная, то ехидная, угрожающая, начала действовать на Андрея. Он чувствовал себя обложенным медведем. Куда ни кинься — нет выхода!

А маркиз зашептал возбужденно:

— На днях горные инженеры Астора отправятся в разные концы Аляски. А весной будут отправлены роскошно экипированные поисковые партии Вы надеетесь, что они не найдут ваше золото? — Андрей не мог видеть, как в глазах Шапрона заюлили мышки. — Надеяться глупо, надежды нет, а вы умны. Значит, вы решили преподнести ваше золото банкиру Астору?

Андрей яростно обернулся. Но маркиз смотрел куда-то в сторону восторженными глазами.

— А вот и баронесса. Dieu [63], какая красавица! — восхищенно сказал он.

В следующую секунду и Андрей увидел ее. Она стояла в дверях, рассеянно оглядывая зал, и красота ее, сияющая, уверенная, ослепила его. Он крепко зажмурил глаза от необыкновенного света, загоревшегося в нем. Так закрывает глаза человек, ослепленный солнцем, а у него солнце вспыхнуло внутри, и от знойного этого сияния стало горячо и глазам и сердцу. Она двинулась от дверей в сторону, к окнам, а он рванулся, к ней навстречу, но остановился за несколько шагов, охваченный непонятным страхом. Лиза подошла к нему вплотную, подняла глаза и тоже остановилась.

— Вы… — потрясенно прошептала она и приложила обе руки к груди.

Андрей чувствовал, что у него жалкое лицо. Он хотел улыбнуться, но губы и щеки дрожали, будто он собирался заплакать.

— Здравствуйте, — сказал он. Голос его тоже дрожал.

Лиза не ответила. Она что-то глотала судорожно и не могла проглотить. А он, вскинув к подбородку, как на молитве, сложенные ладонями руки, сказал срывающимся голосом:

— Господи, какая встреча. Снова вижу…

Он смущенно смолк, не зная, как ее назвать. Лиза поняла.

— Зовите меня Лизой. По-прежнему. Еще лучше — Лизанькой. Если можете…

В голосе ее были мольба и ожидание.

— Лизанька! — тихо, счастливо засмеялся Андрей. — Тогда… Слышите? Ваш любимый вальс. Помните Смольный?

Она поняла и в знак согласия наклонила с улыбкой голову. Андрей положил руку на ее талию и смелым, сильным поворотом с места увлек ее в танец.

• Предыдущая
• 42/71
• Следующая