Князь ветра - Юзефович Леонид Абрамович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая

Внутри было темно. Внезапно сбоку, с той стороны, где его тело не было ограждено крестом, блеснул узкий синий луч. Он понял, что это свет фонаря за окном скользит по ножу в руке Найдан-вана. Тот замахнулся, но Губин, опередив его, со всей силы хватил князя кочергой по бритой голове.

– Волосы могли бы смягчить удар, но монголы бреются наголо. Его нашли с проломленным черепом, – сказал Зейдлиц. – При своей начитанности в духовной литературе Губин не из тех, кто сражается с бесом при помощи пера и чернильницы. Кочергой по башке – и вся теология. Утром он сам во всем признался, но в содеянном не раскаивался. Да, дескать, покарал слугу сатаны, делайте со мной что хотите.

– И что вы с ним сделали? – спросил Иван Дмитриевич.

– А как бы вы поступили на моем месте? – Отправил бы его в сумасшедший дом.

– Я принял такое же решение, но, боюсь, ошибся.

– Может, надо было его медалью наградить?

Оба замолчали, пережидая, пока под окнами пройдет рота солдат. Служивые шли с песней, следом бежал мальчик с вдохновенным лицом и деревянной сабелькой. Умилившись, Иван Дмитриевич пожалел, что такими глазами Ванечка теперь провожает на улице не гренадеров, а горничных.

– Вернемся к «Театру теней», – предложил Зейдлиц. – Если вы прочли всю книгу «На распутье», то заметили, верно, что этот рассказ отличается от остальных. При всей фантастичности сюжета в нем есть реальная основа и неподдельное чувство. Имя ему – ужас.

– А реальная основа – это что?

– То, что Найдан-ван крестился в Петербурге. Но никто из тех, кому это было известно, понятия не имел, чего ради он обратился в православие. Как же Каменский-то узнал?

– Может быть, все-таки не узнал, а выдумал? – предположил Иван Дмитриевич.

– А Губин? Трудно допустить, чтобы двум разным людям, которые друг друга знать не знают, пришла на ум одинаковая фантазия. Какой бы невероятной ни казалась каждая из этих историй в отдельности, вместе они обретают некое новое качество. Если же добавить сюда порез на пальце Найдан-вана…

– Но вы ведь сами говорили: где-то порезался, оцарапался. Мало ли! Мы с вами не дети, чтобы верить в такие вещи.

– То же самое заявил мне Каменский, когда незадолго до его гибели я пришел к нему и попросил объяснений. По его словам, о крещении Найдан-вана он услышал от приятеля, профессора Довгайло, а все прочее сочинил сам. Или, как он выражается, домыслил.

– А Довгайло откуда узнал?

– Он был переводчиком при посольстве Сюй Чженя. Я нанес ему визит сразу после разговора с Каменским, но мне было сказано буквально следующее: да, прототипом Намсарай-гуна является Найдан-ван, однако о его планах креститься, чтобы заключить сделку с дьяволом, он, Довгайло, узнал только из «Театра теней» и считает это вымыслом автора, очень малоправдоподобным.

– Тут есть над чем подумать, – согласился Иван Дмитриевич. – Но прежде чем делать какие-то выводы, хотелось бы осмотреть место, где был убит Найдан-ван.

Сейчас в этом здании разместилось посольство хивинского хана, прибывшее в Петербург для вымогания займов и подарков. Посольская свита была невелика, большинство комнат пустовало, в том числе бывшие апартаменты Найдан-вана.

Пока Иван Дмитриевич их осматривал, Зейдлиц рассказал, что состоявшие при князе ламы отказались хоронить его в Петербурге и добились разрешения мумифицировать тело, чтобы увезти с собой в Монголию. Прямо во дворе разложили костер, труп сначала прокоптили в дыму, затем, не вынимая внутренностей, как принято у монголов при бальзамировании, растерли какими-то спиртуозными жидкостями, обмазали соляным составом, высушили и покрыли золотой краской. В таком виде князя повезли на родину.

– Вся процедура заняла месяца полтора, – говорил Зейдлиц, – и потребовала дополнительных расходов. Пришлось на это пойти, чтобы избежать дипломатического скандала. Поначалу, правда, зашла речь о том, что платой за убийство одного из членов посольства должны стать территориальные уступки, но этот вопрос мы уладили. К счастью, Сюй Чжень оказался человеком благоразумным и скрепил своей печатью свидетельство о смерти Найдан-вана в результате сердечного приступа.

– Представляю, во сколько обошлось казне его благоразумие.

– Боюсь, этого вы себе представить не можете, – усмехнулся Зейдлиц. – У вас не хватит воображения.

Слушая, Иван Дмитриевич развязал шнуры на оконных портьерах, сдвинул шторы таким образом, чтобы в комнату не проникал уличный свет, зажег лампу и пригласил Зейдлица выйти в коридор. Здесь он плотно закрыл двери, с обеих сторон ведущие в ту часть анфилады, где был вход в княжеские апартаменты. Стало сумеречно, почти темно.

– Вообразите, ротмистр, что вы – Губин. Он, конечно, стоял там, у лестницы, и эти двери были открыты, но полностью воспроизвести тогдашнюю ситуацию мы не можем. Дневной свет смажет нам всю картину. Пожалуйста, отвернитесь и не смотрите, пока я не скажу.

Пожав плечами, Зейдлиц повиновался. Спустя две минуты разрешение было дано, он повернулся со скучающим лицом и невольно сморгнул. На стене очертилась тень демона с чуть изогнутыми рогами над головой.

– Вешалка, – довольный произведенным эффектом, улыбнулся Иван Дмитриевич. – Она стоит в таком месте, что, если повесить на нее что-нибудь из одежды, надеть на один из трех верхних рогов какой-нибудь головной убор, – он указал на пристроенные в нужной позиции его собственные пальто и котелок, – а затем при зажженной настольной лампе отворить дверь в неосвещенный коридор, на противоположной стене появляется то, что видел Губин. Когда он вломился сюда со своей кочергой, в темноте князь принял его за бандита, выхватил кинжал и решил защищаться. Все прочее – слуховые и зрительные галлюцинации, свойственные людям с сильно развитым религиозным чувством. Особенно холостякам.

– Я тоже не склонен к мистике, – ответил Зейдлиц, – но манера объяснять галлюцинациями и оптическими иллюзиями все, что выходит за пределы нашего житейского опыта, кажется мне пошлой. К тому же недавно я был у Губина в Обуховской больнице для душевнобольных. Он производит впечатление нормального человека.

Они вышли на крыльцо. Здесь было шумно, толстый, как куль, хивинский посланник яростно торговался с драгоманами из министерства иностранных дел. Он требовал, чтобы поданную для него карету поставили колесами прямо на верхние ступени. Проблема заключалась в том, что ему нельзя было сделать ни шагу вниз без урона для чести своего повелителя, а раскладная лесенка у кареты оказалась коротка и до верхней ступени не доставала.

Готовясь к аудиенции в Зимнем дворце, посланник надел на себя три халата один поверх другого, дабы показать богатство своего гардероба. Это было единственное, что ему осталось. Он хотел ехать к Белому царю верхом на прекрасном аргамаке с лебединой шеей, в окружении мудрых мулл и храбрых джигитов, но хитрые гяуры понимали, что, если прохожие на улицах увидят его во всем блеске, они будут потрясены величием хана, снарядившего такое посольство, и невольно задумаются: а так ли уж велик их собственный государь? Вот почему ехать во дворец верхом ему запретили. Посланник давно смирился с тем, что придется лезть в этот ящик на колесах, но с верхней ступени крыльца сходить не желал.

Уже за воротами Зейдлиц спросил:

– Вы видели сегодняшний выпуск «Голоса»?

– Да, – не стал врать Иван Дмитриевич, – я прочел статью этого Зильберфарба. Похоже, мы имеем дело с какой-то мистификацией.

– А я думаю, что с Каменским расправились как с человеком, способным разгласить тайну.

– Тайну чего?

– Того, что предшествовало смерти Найдан-вана. «Театр теней» помещен в последней книге Каменского, а ее-то он и обещал прислать Зильберфарбу.

– И кто, по-вашему, эти фанатики, которые вынесли ему смертный приговор?

– Об этом, господин Путилин, вас надо спросить. Что вам говорил о них Каменский, когда вы посетили его незадолго до убийства? – Опять за рыбу деньги, – огорчился Иван Дмитриевич.

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая