Трудная любовь - Давыдычев Лев Иванович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/53
• Следующая

— Я сердцем все понимаю, а словами объяснить не могу. Он мне противен, неприятен, что хотите. Не работает он, не горит, а с десяти до семи отсиживает. О людях он плохо думает. Как заметил, что со мной что-то творится, так вбил себе в голову, что я изменяю. А этого и быть не могло. Я ждала, думала, что подойдет, спросит. Нет. Вот и с ребенком так получилось. Говорил, что рано, что лучше еще года через три-четыре, когда квартиру обменим. Я послушалась, а сейчас вспомнить страшно. Я виновата, я не отказываюсь, но… А что ему? Лишь бы я дома сидела, лишь бы в гости ходить, лишь бы говорили, что у него жена красивая. А что с женой творится, ему все равно. И вдруг будто что-то взорвалось во мне. Увидела я, что разные мы люди, и ничего нас, кроме свидетельства о браке, не связывает. Нельзя нам мужем и женой называться, нечестно это. И он меня не любил, я ему просто так… понадобилась. Тяжело мне, не знаю, куда спрятаться.

И все уложилось в одну казенную фразу: «За недостижением примирения супругов…»

Осталась только работа. Ольга знала, что лишь здесь, в спортивном зале, со своими ученицами она может быть счастлива.

— Раз-два-три! Раз-два-три! — отсчитывая такт хлопками, командовала Ольга гимнасткам. — Легче, милые, веселее! Помните, вы очень красивые, стройные, изящные! Понимаете? Раз-два-три!

Но сегодня что-то не ладилось. Девушки огорчились и сколько Ольга ни пыталась взбодрить их, ничего не получилось. В раздевалке она усадила гимнасток и спросила:

— Расстроились?.. Это очень хорошо. Когда гимнастика вам будет доставлять больше огорчений, чем радостей, когда даже первые места покажутся вам занятыми незаслуженно, тогда и до настоящих успехов недалеко останется, прямо на дорогу выйдете. Милые девочки мои, мне очень хочется, чтобы вы стали замечательными гимнастками! А это трудно, ой, как трудно! А как интересно!

Девушки разошлись немного повеселевшими, а Ольга, сама разволновавшаяся, долго одевалась. Идти домой не хотелось.

Двери медленно приоткрылись. Перед Ольгой стояла Маро, виноватая, смущенная.

— Здравствуй, душа, — прошептала она, — я больше не буду.

Ольга уткнулась в холодный воротник ее шубки, спросила:

— Куда исчезла? Куда пропала?

— Все, все расскажу! — ответила Маро. — Вчера тебя во сне видела, будто ты тонешь. Да! Я спасла тебя, честное слово. Я ведь безработная была. А сейчас на заводе.

— Ничего не понимаю. Какой завод?

— Паровозы ремонтирует, — радостно объяснила Маро. — Такой завод. Токарем буду. Научат. В школе учиться буду. Заставят. Гимнастикой заниматься буду. Очень охота. Из редакции меня дурак редактор выгнал. И Валентина тоже выгнал. Не кричи, — остановила она Ольгу, — зачем кричать? Потом снова принял Валентина. Смейся.

Ольга ничего не поняла, сколько ни расспрашивала подругу. Маро успокаивала: все обошлось, не волнуйся, иди к нему, он обрадуется, он тебя… оё-ёй!

— В гости ко мне пойдешь? — спросила Ольга.

— Бегом побегу, — отозвалась Маро и зашептала: — У меня несчастье, меня замуж заставляют выходить, а я очень не хочу.

— Кто заставляет?

— Он… ну, он… Максим.

— Какой Максим?

— Длинный такой, веселый, песни смешные поет. Я его домой не пускаю, он на улице стоит, долго стоит, пока не пущу. Потом чаю горячего просит и таблетки кушает. От простуды, говорит.

— Напугала ты меня, — сказала Ольга, — прибежала, и сразу столько новостей.

— Мне плакать надо. Он говорит, чтобы я к свадьбе готовилась. Он мне так сказал, мне так стыдно, что и спать не могу! — Маро всхлипнула. — Он сказал… мне стыдно… что без меня жить не может.

— Зачем же плакать? — задумчиво спросила Ольга. — И стыдиться нечего. Он хорошо сказал.

— А правда это? А? Бывает так?

Жила Ольга в маленькой неказистой комнатенке. В ней стояли два хромоногих стула, стол и кровать. Привыкшая к чистоте и уюту, Ольга не любила своего нового жилища. Утреннюю зарядку приходилось делать в коридоре. Но искать квартиры поудобнее не было ни времени, ни желания. Все равно.

Маро критически осмотрела стулья, покачала головой и проговорила:

— Раздавлю.

Они обнялись с Ольгой и расхохотались, хотя Ольге было невесело, она думала о Валентине, о том, что с ним случилось, как он живет.

— А что, что мне делать? — настойчиво допытывалась Маро. — Что ему говорить?

— Будь с ним строже…

— Он меня боится, ой! Он водку пил. Я сказала: ненавижу. Он перестал. Я не поверила. Он меня домой привел. На буфете бутылка стоит. Вот, говорит, здесь она, голубушка, месяц, твоего, Маруся, разрешения ждет. Мама его сказала, что бог даст мне сто лет прожить. А Максим сказал: со мной Маруся дольше проживет… Мне стыдно…

— Пей чай, — предложила Ольга, чтобы вывести подругу из задумчивости. — Ты напрасно волнуешься.

— Совсем не напрасно. Он ведь не дружить со мной хочет. Он ведь… жениться хочет. — У Маро появилось страдальческое выражение лица. — Не знаю… — Она залпом выпила стакан, поморщилась: — Ай, сахар не положили, ну, ладно.

— Валентин где живет, ты не помнишь? — спросила Ольга.

— Свободная, двадцать четыре.

«Не очень далеко, — подумала Ольга, — минут двадцать, не больше… А что?» Проводив Маро, она зажгла настольную лампу и, не сняв платья, легла… Свободная, двадцать четыре… Недалеко от семнадцатой школы… Удивится… Можно минут за десять дойти, если идти быстро… Ну, хорошо, вот я пришла, а что буду говорить?.. Очень просто: пришла, и все… Ночью?.. Ну, и что?

Ольга покосилась на часы: одиннадцать. И не вечер и не ночь. Она встала на. холодный пол, съежилась. В окно лился голубой лунный свет. Чудесная мысль: ведь совсем не обязательно заходить к нему, можно лишь постоять у окна, пожелать спокойной ночи…

Она не бежала по улице, она шла неторопливо, наслаждаясь каждым шагом. Ведь это были шаги к нему, к светлому окну. По временам она на несколько шагов закрывала глаза и тогда ей казалось, что она летит.

И лишь когда стало тяжело дышать, Ольга заметила, что бежит. С трудом прочитав номер дома, она подошла к окну, в котором горел неяркий, видимо, от настольной лампы, свет. В двух соседних окнах темнота. Руки стали непослушными. Ольга медленно подняла руку и стукнула в стекло. Вздрогнула: стук раздался на всю улицу, сейчас сбегутся люди. Пусть, она не боится их.

За тот короткий промежуток времени, который потребовался удивленному Валентину для того, чтобы пройти через коридорчик и кухню, открыть несколько запоров и выбежать на улицу, Ольга устала ждать и думала уже идти обратно. Ей захотелось пить, и она решила, что если Валентин не выйдет, она наестся снегу, заболеет и будет лежать в больнице. Тогда-то он обязательно придет.

Звякнула задвижка в воротах. Ольге захотелось спрятаться, убежать, но, как это бывает во сне, она не могла двинуться с места.

— Откуда ты? — удивленно прошептал Валентин. — Оля!

— Я пришла, — с трудом выговорила она. — Пришла узнать… Маро была у меня и сказала…

Он стал о чем-то говорить быстро и неразборчиво, она увидела, что он без пальто, и перебила:

— Уходи, уходи, ты простудишься. Иди. Ты простудишься, — повторила Ольга. — Я не могла не прийти. Ты не сердись.

Шел легкий веселый снег.

— Иди, иди, — умоляла Ольга, — ты простудишься. Потом проводишь меня. Здесь совсем недалеко. Я минут за пять добежала.

Но Валентин не уходил.

— Может быть… — тихо начал он.

— Нет, нет, — горячо ответила Ольга, — не надо… Лучше не надо. Потом…

Валентин кивнул, но не ушел до тех пор, пока Ольга не поцеловала его.

Риточка быстро вскочила со стула, увидев на пороге генерала в серой папахе.

— Разрешите? — спросил генерал густым басом. — Мне нужно увидеть Валентина Лесного.

— Сегодня ему разрешили работать дома.

— Ничего не понимаю, — когда генерал говорил, пушистые его усы шевелились. — Во-первых, дома его нет, а, во-вторых, с работы он, насколько мне известно, уволен.

• Предыдущая
• 46/53
• Следующая