Полынь и порох - Вернидуб Дмитрий Викторович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая

Неожиданно во дворе урядницкой вдовы послышалось лошадиное ржание, топот копыт, хруст ломаемых изгородей. Кто-то на коне уходил через соседские огороды.

Журавлев кувыркнулся через плетень:

– Стой!

Одновременно в окнах станичников начал загораться свет, а из хат стали выскакивать вооруженные хозяева, тоже паля по всему, что движется, из винтовок и карабинов. Поднялся жуткий переполох. Дворовые псы рвались с привязей, какая-то баба кричала: «Караул! Бей мародеров!»

– Толик, ты где? Отходим! – позвал Барашков своего друга-студента, одновременно стреляя по «конкурентам».

Одного из тянувших подъесаула достала чья-то пуля, но второй, добравшись до лошадей, перекинул тело захваченного поперек, вскочил сам и дал шпоры. Уцелевшие последовали за ним, бросив двоих лежать в уличной грязи. Начинало светать.

Оглядываясь на бегу, Алешка заметил, как Мельников метнулся к убитым. В этот момент с криком «Серега, бросай их!» из калитки вылетел Журавлев. Чем-то похожий на птицу длинноногий студент, поднимая грязные фонтаны из попадающихся на пути луж, в несколько прыжков оказался рядом с ним и Барашковым. Следом, петляя как заяц, кланяясь казачьим пулям, уже догонял Мельников.

Повернув за угол, партизаны увидели: какой-то местный житель приближается к их лошадям. Казак почти было добрался, но тут все четверо бегущих дали по нему такой залп, что он, вначале бросившись на землю, подскочил и прыгнул в стоявший рядом колодец, ухватившись за цепь. Даже сквозь всеобщий тарарам было слышно, как он с грохотом и ведерным скрежетом опускается вниз.

Вылетев за околицу, друзья думали обогнуть станицу, пройдя на восток к донскому берегу, в надежде перехватить опередивших их неизвестных, но сзади образовалась погоня. Жившие с этого краю аксайцы в один момент оседлали своих коней и бросились преследовать нарушителей спокойствия.

Еле оторвались от станичников. Земляные работы и бессонная, полная нервного напряжения ночь сказывались, мешая вовремя ориентироваться. Партизанам повезло, что еще полностью не рассвело, а по полям и оврагам полз жидковатый туман. Смертельная игра в казаки-разбойники измотала и коней, и седоков до крайности. Но все же им улыбнулась удача – обнаружилась наполненная клубящимся туманным молоком лесистая балочка.

Даже когда дух перевели, вставать с земли не хотелось. Кони внизу лизали грязную жижу, а друзья, повалившись на поросший прошлогодним бурьяном склон, обменивались хриплыми репликами.

Мельников никак не мог успокоиться. Ругань так и перла из него. Он до глубины души возмущался тем, что аксайцы погнались не за укравшими Ступичева, а за ними.

– Ладно, перестань. Ты вот это видел?

Алешка достал из-за пазухи тетрадь в кожаном переплете. Обложка пахла плесенью.

– Ух ты! А это откуда?

– Из подвала. Когда ящик поднимали, он углом ступеньку зацепил. Камень обвалился, а там ниша и коробка из-под мармелада, а в ней это. Как думаешь, будут хозяева прятать записи в погребе, если они не очень важные?

– Вряд ли. Нет, ну надо же… И когда ты успел?

– Когда за последним ящиком шел. Теперь выходит, у нас еще одна нераскрытая тайна есть. Если здесь, конечно, не долговые пометки или иная бухгалтерия.

Нижняя губа Мельникова изобразила сомнение.

– Это у археолога-то? Не-е… Навряд ли.

Алешка Лиходедов не помнил, когда был таким грязным. Даже в детстве, поскальзываясь и грохаясь в осенние лужи или играя на складе железнодорожных шпал в следопытов и индейцев, он выглядел приличнее. Хорошо что участников ночных приключений, возвратившихся рано поутру восвояси, не увидела пребывавшая на крестинах бабка-хозяйка. Черные, сплошь в разводах сажи лица партизан, всклокоченные, слипшиеся от пота и подвальной пыли волосы, рыжая от глинистой грязи мокрая одежда… Одежду, особенно снизу, грязью залепило так, что у Мельникова не было видно места, где сапоги переходят в штаны. А концы длинного вязаного журавлевского шарфа перепутались и слиплись на груди, напоминая хомут. Анатолий потерял свой картуз, а головной убор Барашкова, дважды оброненный, был похож на здоровенный подосиновик.

Несмотря на такое плачевное состояние, сил на баню у друзей уже не было. Скинув на пол грязную одежду, партизаны повалились кто куда и мгновенно заснули.

Алексей проснулся от того, что солнечный луч бил прямо в глаза, продираясь сквозь полузадернутые занавески. Трехчасовой сон успел снять усталость.

Во дворе кто-то колол дрова. Лиходедов осмотрелся – не было только Барашкова. Мельников и Журавлев дрыхли без задних ног, уютно посапывая. К ним солнце еще не подобралось.

– Эй, птенцы гнезда! – раздался с крыльца звонкий голос Вениамина. – Кончай отсыпаться! Хоть родина и в опасности, но такие чумазые спасители ей не нужны. Мною баня затоплена! Ай да я!

Воздавая хвалу, как выразился Журавлев, ценнейшему члену тайной организации, друзья устроили грандиозную помывку и постирушки. После бани Алексей отправился варить картошку и накрывать на стол, Серегу послали в соседние дворы за молоком и салом, а студенты принялись кормить и чистить лошадей, которых по приезде успели только расседлать и напоить. После обеда, по заранее утвержденному плану, предполагалась проверка оружия и выработка дальнейшей диспозиции на основе добытых в бою улик.

Мельников не зря обшарил карманы одного из убитых в ночной стычке неизвестных, а Журавлев побывал в доме, где отсиживался Ступичев. В карманах солдатской шинели нашлись серебряная зажигалка с вензелем, документ на имя вахмистра 27-го казачьего полка, совсем маленький дамский браунинг и костяной резной мундштук.

По словам Анатолия, во дворе под распахнутыми окнами лежали два трупа в солдатском обмундировании, а в хате на кровати обнаружился хрипло стонавший окровавленный фотограф. На полу в одной из комнат валялась сброшенная со стола скатерть с грудой объедков и бутылок, перевернутые стулья.

Вбегая во двор, Журавлев видел, как всадник (вероятно, подручный Ступичева) перемахивает через изгородь. Анатолий выстрелил вслед, но попал или нет, не увидел – тот уже скрылся за углом соседнего дома.

– Очевидно, нападавшие не пролетарии и не станичники, – во время мытья в бане заключил Барашков. – Скорее всего, офицеры и, скорее всего, из контрразведки. Вот только чьей?

В конце сытного и молчаливого обеда Вениамин, ни к кому не обращаясь, вдруг сказал:

– Да, скорей всего это они.

– Веня, ты о чем? – переспросил Алешка.

– Об этих самых. Они следили за Ценципером, так?

– Так.

– А Ценципер прибыл из Новочеркасска. Откуда ему еще взяться? Ведь когда он первый раз в калитку постучал – был с саквояжем. Значит, покидал свое жилище надолго.

– Связные в саквояжах шифровок не носят. Может, в шляпе или в каблуке.

• Предыдущая
• 35/69
• Следующая