Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр - Страница 31
- Предыдущая
- 31/112
- Следующая
– Ты мог бы намекнуть, если вы ищете что-то конкретное.
– Нет, ничего определённого, – ответил Pax; в голосе не было фальши, но ответ прозвучал слишком поспешно и сухо.
– Когда определишься, не забудь меня оповестить. Находки множатся, как пищевые свинки, не сегодня-завтра за периметр двинем – наносить на карту объедки всех обедов псей за три луны и все скелеты псят и псиц, а до сих пор не знаем, что нам надо. Хочешь услышать, почему я не бросаю это дело? причины две – во-первых, люблю животных, а во-вторых, пристал ты ко мне как банный лист. – Форт давно искал, к кому применить выражение, подхваченное где-то на трассах. Зенон этих слов не дождался, пусть хоть Раху достанутся.
Мгновенно проявилось то, что офицер назвал «культурным отчуждением». Обманула внешность. Форт видел перед собой землянина, а говорил – с ньягонцем.
– Как... что?
Жемчужина остроумия цокнула и отскочила; жаль.
– Лист дерева, растения. Из срезанных веток делают короткую метлу. – Форт уже осудил себя за то, что метал бисер не по адресу; тут было туго и с растениями, и с метёлками. – Потом залезают в кабину, куда подаётся пар.
– Вошебойка. Или сауна? – угадывал Pax. Сзади смиренно топталась быстро набежавшая очередь к окошкам, выдающим пищу.
– Нет! Пар, пар – как из чайника. Кругом пар. Ты потеешь, тебе жарко – и начинаешь бить соседа метлой.
– Зачем?
Очередь прислушивалась с возрастающим интересом.
– Конечно, есть разные способы получать наслаждение... – Pax улыбнулся, как будто сочувствовал и сожалел одновременно.
– Пойдём, а то люди ждут, – потянул его устыдившийся Форт. – Они тоже есть хотят.
– О, нет, нет! – Очередь замахала лапками. – Наоси, кушайте, мы не спешим! Разговаривайте, пожалуйста!..
– Короче, – Форту всё же удалось увести Раха от закусочной, – это форма купания у части землян. При высокой температуре из листьев выделяются активные биологические вещества и хорошо влияют на здоровье. А иногда листья отрываются и прилипают.
– Валеология, – уверенно кивнул Pax. – В науке о здоровье вы тоже сведущи?
Теперь в его синих глазах светилась нескрываемая едкая насмешка, и Форт с запозданием понял: «Дурак не он, а я».
«Отвечай дальше, – подбадривал взглядом Pax. – Спрашивать любого, в любом месте, о любых делах... помнишь? Что, получил? Шутить ты ещё надо мной будешь!»
Форту ничего не оставалось, как спокойно продолжить в тему:
– С тех пор, как мне заменили тело, я только и делаю, что проповедую здоровый образ жизни. Вернёмся к началу – чем тебе так не нравится Аламбук?
– Он никому не нравится. – Pax нахмурился, отводя взгляд. – Есть поверье, что там... В общем, грубые, невежественные толки, не стоящие того, чтобы их пересказывать.
Загородная поездка! прицеп-домик, барбекю, бутыль красного вина в оплётке, игры детей на полянке, солнечная нега в шезлонге и русалочье купание при луне в зеркальном озере. На курортных планетах это дорогой, изысканный вид отдыха. В Сэнтрал-Сити это – небывальщина, так как за Городом ничего нет, кроме свалок и лысых пустошей, перемежающихся низкими зарослями непролазного колючника. На Планете Монстров наоборот – за герметичными городскими стенами так много всякого-разного, что полчаса загара обойдутся в пару сотен Е на изгнание тех паразитов, которые на вас поселятся.
Сборы за градскую черту Эрке выглядят ещё оригинальнее. Шлем; его лицевая часть позволяет присоединить маску изолирующего противогаза со скрытыми и защищёнными воздушными трубками. Бронекостюм; к латным набедренникам сбоку приделаны чехлы для шнековых магазинов и кобуры для пистолетов-автоматов. Ранец с сухим пайком, флягами, баллонами и массой необходимых мелочей. Карта всех коммуникаций района, где предстоит высадиться, с проекцией на забрало-дисплей. Конечно, рация.
– И ещё подарки троглодитам, – добавила Тими, тряхнув объёмистой сумкой. Ушастые малютки были сильны и выносливы не по росту. С этим феноменом Форт уже сталкивался в лице бесполой ихэнки Эш, чьё худое жилистое тело вмещало силу двух здоровых мужиков.
На гибком панцире Тими переливался значок – семицветное полукольцо. Pax отчего-то уделил эмалевой радуге больше внимания, чем следовало бы. Когда Форт отдалился, чтоб плотнее сложить вещи в ранце, Pax близко наклонился к Тими, и Форт, отрегулировав слух, услышал их перешёптывания:
– Сними значок.
– И не подумаю. Пятые сутки; в любой час может ударить.
– Интервал – до восемнадцати ночей.
– А ты точно знаешь, что так и будет?
– Хотя бы носи не на панцире. Согласна?
– Мне его дал Гира. Я не сниму.
– Я не прошу снять совсем. Просто с глаз долой.
– Я взяла один для тебя. Бери.
– Это ещё никому не помогло.
– А ты проверял?
– О-о... ну, давай.
– Не в карман. На грудь. Или на живот.
Форт немного выждал и обернулся – радуга с панциря Тими исчезла, а Рах поправлял что-то под костюмом.
– Я готов.
– Отлично, тогда садимся в поезд. До восхода мы должны выдвинуться как можно дальше от града.
Покопавшись в памяти, Форт нашёл образ восхода, который он хотел бы увидеть на поверхности. Восход на ТуаТоу, над рекой Хатис – алеет кромка гор, край каменной стены зажигается и рдеет, пламенеет небосвод, и наконец из-за хребта выглядывает ослепительное Диэ, заливая затенённую матово-зелёную долину сочными утренними красками. Слышен трубный звук – началось рассветное небослужение; скажем, выходного дня: «Славься, Небо зари пробуждающей!»
Это воспоминание согревало Форта. Казалось, ньягонцы смотрели на него ободряюще – рослый народ здесь! в броне, с оружием; он защитит нас, спасёт... Верши свою миссию! мы в тебя верим.
«А между прочим, я еду искать останки псей и выпытывать у прокалённых Юадой жителей поверхности, когда им дурнело и как вели себя цветы в горшках. Ну-ка, расскажите мне про Аламбук – какие о нём ходят сказки?..»
Наверх. Мы движемся наверх.
Никакие доводы не убедят, что люди должны жить под землёй. Человеку отведено место на терминаторе, на границе света и тьмы, чтобы глаза и душа стремились ввысь, в голубой простор, к ослепительной истине жизнетворящего солнца – а тело из плоти будет вечно тяготеть к земле, из которой вышло и в которую вернётся. В мясистой, кровянистой составляющей людского естества густо текут тяжёлые, горячие соки слепых, утробных, бессловесных чувств, выражаемых рычанием и хрюканьем. Подступая снизу к светлой чистоте души, они затемняют, пропитывают разум и находят в нём свои слова, чтобы извергнуться речью, похожей на ползущие кишки, на вязкую пьяную отрыжку.
Родившись из слияния земного и небесного, человек подвержен тяготенью этих двух начал, и какая часть победит, таким будет целое – низменным или возвышенным.
Вниз или вверх? Вниз – проще, падение не требует усилий, а подъём так труден...
«Если вниз сброшена вся цивилизация – что тогда?..» – Форт скользил глазами по толпам, без остановок льющимся под сводами тоннелей. Обманчивый облик ньягонцев порождал впечатление, что этим малорослым предназначено всегда идти по низким коридорам. Однако неоспоримый факт, что они когда-то жили наверху, строили города и бурно проводили время в рассветную и закатную пору своих долгих суток, укладываясь спать в пору полночной тьмы и полуденного зноя. И тут... «Радуга вогнала их в землю».
Чем глубже, тем лучше. Укрыться в толще камня от всех потрясений, лишь порой слышать дальний гул недр. Вниз, вниз, вниз; светлый небосвод стал называться «злом», мрак подземелья – «добром».
Но нет мира между небом и бездной, и новые названия не отменят древней правды.
Может, не зря церковь возносит молитвы за маленький народ, слишком приблизившийся к пеклу и даже проложивший вниз, к адскому огню, трубы своих геотермальных электростанций?.. чем они будут платить за это электричество?
За окном вагона мелькнул плакат:
- Предыдущая
- 31/112
- Следующая