Неустановленное лицо - Устинов Сергей Львович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/54
- Следующая
– Ас этим что? – растерянно поинтересовался тот, кивая на чемодан.
Стас недоуменно пожал плечами. А я предложил:
– Набери-ка номер этого своего шефа. Кто там у вас?
– Начальник отдела снабжения, – ответил Валерий, снимая трубку. – Алло, Иван Тимофеевич, это я...
Мембрана работала хорошо, и мы все ясно услышали рокочущий начальственный басок:
– Привез?
Северин перехватил трубку.
– Иван Тимофеевич, день добрый, капитан Северин из уголовного розыска беспокоит. Тут вот у вашего товарища в портфеле лежит некоторое количество... э... резисторов. Вы посылали его именно за ними?
Была пауза. Потом последовал уверенный рокочущий ответ:
– Товарища Кошечкина посылали выбить для нашего предприятия фонды на эти резисторы. Никто не уполномочивал его добывать их, так сказать... в натуральном виде.
– Не уполномочивал? – переспросил Северин.
– Нет, – твердо ответили ему.
Валерий Кошечкин слушал, вжав голову в плечи.
– Но без этих резисторов действительно стоит линия? – продолжал заинтересованно расспрашивать Северин.
– Стоит, – вполне по-человечески вздохнули на том конце провода.
– Тогда последний вопрос, Иван Тимофеевич: вам честь завода очень дорога?
– Что? – крякнула трубка.
– Ничего, – ответил Северин и тихонько положил ее на рычаги. – Собирай манатки, – повернулся он потом к Кошечкину, – и дуй отсюда. За помощь спасибо. А завтра начинай искать другую работу. Эта тебе не подходит.
И вот мы снова – в который раз! – сидим напротив друг друга в балакинском кабинете. На столе перед нами два пухлых тома яроповского дела. Но если верить Диме (а верить ему, безусловно, надо), нас может интересовать здесь лишь самый первый документ. А именно, рапорт о том, как в одну прекрасную ночь был накрыт притон Пиявки.
Будем говорить прямо, тогда, семь лет назад, наши коллеги поработали неважно. В рапорте это даже не приходится читать между строк. Есть и виновник – тот самый участковый предпенсионного возраста. Бесшумно проникнув под утро в квартиру, предводительствуемые им (как знатоком местности) оперативники заблудились в огромном коммунальном коридоре, в темноте вломились не в ту дверь, разбудили соседей. Под шумок кто-то вырубил пробки, и, как предполагается, часть посетителей заведения успела смыться через знакомый нам, но, увы, неведомый участковому черный ход.
На месте, кроме хозяина, остались всего трое. Да и то сказать – на месте! В соседней пустующей комнате, из которой одни жильцы уехали, а других еще не заселили, двое мужчин играли в карты при свечах. Женщина, вернее, молоденькая девушка спала тут же, на брошенном в угол старом матрасе и проснулась только, когда в комнату вошли с фонарями. По заключению экспертизы, все задержанные находились в различных стадиях наркотического опьянения. Но поскольку наркотиков при них обнаружено не было, их утром отпустили. В дальнейшем, на следствии и на суде, давая свидетельские показания, они повторяли в общем одно и то же: у Яропова в квартире бывали, друг с другом, а также с другими посетителями притона знакомы только в лицо, если и приходилось употреблять наркотики, так лишь те, что предлагал Пиявка...
– Я вот тут подсобрал кое-какие данные на этих трех задержанных, – скромно сообщил Балакин, вынимая из ящика стола листок бумаги. – Номер первый некто Кострюмин Валентин Анатольевич, 1946 года рождения, дважды судимый, оба раза за кражи личного имущества. Судя по манере изложения на допросах – натуральный вор-рецидивист. “Гражданин начальник” и все такое прочее. В момент задержания инвалид второй группы, психбольной. В 1983 году скончался в токсикологическом отделении больницы Склифосовского от острого отравления наркотическими веществами.
– Бедняжка, – пробормотал Северин.
– Номер второй, – продолжал Дима, – Данилевский Виктор Павлович, 1951 года рождения, член московского групкома графиков, фотограф. На момент задержания не судимый. Этот не чета первому – интеллигент! Все объяснения писал собственноручно и довольно грамотно, да еще со всякими вывертами: “учитывая вышеизложенное”, “считаю долгом сообщить уважаемым органам”, “см. выше” и так далее. Поскольку ничего больше для его характеристики нет...
– Есть, – между прочим вставил Северин, но Балакин не остановился, только брови приподнял в знак того, что воспринял информацию, и продолжал:
– ...то я эти выраженьица выписал: авось пригодится! Если, конечно, не считать характеристикой членство в этом групкоме, где в те времена, по-моему, чуть не половина московского преступного мира состояла. Но и того, что по сведениям с бывшего места прописки в 1981 году он осужден к шести годам сразу по трем статьям: мошенничество, хранение огнестрельного оружия и оказание сопротивления при задержании...
– Ну это не характеристика! – махнул рукой Стас, а я спросил:
– Не маловато для такого букета? Балакин пожал плечами.
– Я послал своего паренька в нарсуд за этим “делом”. Должен скоро привезти.
– И где этот Данилевский сейчас?
– Запрос в колонию я отправил, но ответа пока, естественно, нет.
Как всегда, Балакин был четок, пунктуален, профессионален. Не зря наше начальство давно поговаривает о том, чтобы перетащить его в управление.
– И наконец, как любит говорить наш друг Северин, – тут Дима тонко улыбнулся, – последняя маленькая деталь. Третий задержанный, вернее, задержанная – Салина Александра Игоревна, 1962 года рождения, выпускница средней школы, на момент задержания нигде не работавшая...
– Ну что ж, все ясно! – хлопнул ладонью по столу Стас, а Балакин снова приподнял брови:
– Поделитесь, братцы...
– Говорили мы с этим Кошечкиным... – начал я.
– ...пробивным пареньком... – вставил неугомонный Северин.
– Он Салину опознал по фотографии – мы у нее в квартире нашли и старые, семилетней давности. Говорит, довольно часто встречал ее у Пиявки, и всегда она была не одна, а с человеком по прозвищу Луна. Он в основном благодаря этому Луне ее и запомнил. Яркая личность: игрок, да при этом еще из деловых. Кошечкин говорит, там в разговорах все мелькало: бега, бильярд, чеки, валюта, доски, камушки... Он от него старался подальше держаться. А что до девчонки, то она за этим Луной ходила как собачка на веревочке. У Кошечкина вообще впечатление, что она и покуривать начала, и на иглу села только тут, у Пиявки. Он даже однажды слышал случайно, как Пиявка Луне сказал недовольно: дескать, что ты ее сюда таскаешь, молодая больно, пришьют вовлечение, а она нас всех заложит по глупости. Ну а Луна отвечает: не боись, говорит, пока я жив, не заложит. Она, говорит, меня любит больше жизни, а боится больше смерти. Она, говорит, у меня вот где вся – и кулак показал.
– Луна – это Данилевский, – уверенно сказал Северин.
– А почему не второй, как его, Кострюмин? – главным образом по привычке спорить с ним тут же возразил я.
Стас только плечами пожал, показывая, что считает мой вопрос вполне риторическим, а Балакин тяжко вздохнул и что-то пометил у себя на столе.
– Сейчас отправлю людей искать их фотографии...
– Если это Луна, то считайте, что мы нашли убийцу, – стоял на своем Стас.
– Убийцу Салиной, – уточнил на всякий случай я. – А ты уверен, что это нам что-нибудь даст в плане Троепольской?
– Не уверен, – честно ответил Северин. – Поэтому набери-ка номер Гужонкина, пусть поразузнает у своих дружков, как там дела с этой клинописью.
Гужонкин в свойственной ему манере не говорил, а пел:
– Приезжайте, мои дорогие, приезжайте, мои хорошие! – И добавил суровой прозой: – Тут на вас лучшие силы пашут, не разгибая спины.
– И когда допашут? – поинтересовался я.
Но Гужонкина уже кто-то куда-то отвлекал от телефона.
– Приезжайте, – успел крикнуть он, – я тут начал читать – не оторвешься. Агата Кристи! – и бросил трубку.
Когда мы подъехали к управлению, Северин сказал не терпящим возражений тоном:
– Я – в НТО, ты – к Багдасаряну. Встречаемся у нас. Но я и не собирался возражать, хоть мне тоже не терпелось увидеть самому расшифрованную рукопись Троепольской. Часы показывали половину шестого. Вечер пятницы. Заканчивался первый из трех дней, отведенных нам на поиски пропавшей журналистки. И дело, разумеется, было не только, да и не столько в амбициях нашего начальства. Просто с каждым днем шансы найти ее живой стремительно уменьшались.
- Предыдущая
- 33/54
- Следующая
