Тая - Лебедев Александр - Страница 27

– Вот твое весло! – сказала Вероника и, как смогла, ударила фигуру по голове.

Весло брякнуло, ушло на рикошет, но фигура упала. Даже не упала, а

исчезла, и откуда-то снизу голос Студента произнес:

– Мать твою, Москвичка. Ты что – сказок начиталась?

– Студент, – нервно усмехнулась Вероника. Она бы засмеялась, но сил хватило только на кислую улыбку. – Студент!

По щекам Вероники побежали теплые ручейки, плечи дрогнули, и девушка повалилась вперед. Она ползла на четвереньках, а когда оказалась над Студентом, долго целовала его холодные брови, колючие щеки и острый нос.

– Ты что, Москвичка? – сначала с возмущением, затем с жалостью спрашивал Студент. – Ты что…?

Им о многом надо было поговорить, многое рассказать и многое послушать, но Вероника почти сразу заснула. Она согрелась между Студентом и костром и долго блуждала в полузабытье, бодая непослушной головой.

Студент натянул тент, обложил костер, и сразу стало уютно. Дождь барабанил по пленке. Его звуки сливались с треском сырых веток и шелестом воды. Получилась необычная какофония, но самым странным было тепло. Чувство локтя, присутствия человека, пусть даже и постороннего, но живого и теплого.

– Я таю, – сказала Вероника, – может, это и глупо, но ты меня растопил.

– Ты просто устала, – ответил Студент, – а я тебя согрел.

– Знаешь, Студент, я всегда хотела быть сильной, свободной и независимой, но сейчас этого не хочу.

– Почему?

– Наверное, потому,что сейчас есть ты. Несколько часов назад тебя не было, а теперь я лежу и чувствую твое дыхание. Оно касается моих волос, и мне очень спокойно и хорошо.

– Москвичка….

– Студент…. Как тебя зовут Студент?

– Леша. Алексей Студенцов.

– Хм, – Вероника улыбнулась. – Я знала. Или догадывалась. А меня зовут Вероника.

– Вероничка, – сказал Студент. – Вероничка из Москвы.

– Уже и не уверена. Мне кажется, пока я здесь – все это в далеком прошлом. Так давно это было, что и вспомнить ничего не могу. А ты учишься?

– Да уже и не знаю. Я заочник. Потратил четыре года, чтобы получить диплом, но теперь не уверен, что буду продолжать.

– Бросишь институт?

– Пока не знаю. Как бы тебе объяснить? Просто я понял.

– Что же? Расскажи.

– Понял, что не в дипломе счастье.

– А в чем же?

– В том, чтобы его не иметь.

– Какое же это счастье?

– Знаешь, Вероничка, есть такая поговорка: кто не был студентом, тот не видел молодости, кто не был в армии, тот не видел жизнь.

– А ты уже все видел.

– Нет, я не об этом. Просто я не хочу набивать свою жизнь ненужными предметами. Такими, как диплом или семья.

– Ты и семью заводить не хочешь?

– Семью не хочу, собаку не хочу и машину. Это не совсем то. Как бы это сформулировать? Если у меня будет семья, я, конечно, не против, но всему свое время. А диплом он на человека накладывает определенные обязательства, и хочешь не хочешь, тебе придется с этим мириться. Я видел многих специалистов, хороших и очень хороших, но все они под прессом пяти лет, которые отдали из жизни, и им стыдно признаться, что зря.

– Так уж и зря?

– Я не про студенчество говорю, я про диплом. Понимаешь, это как гарантийный талон, сертификат качества. Если человек прошел школу, сумел защититься и убедить в этом преподавателей. Значит, в нем есть определенный потенциал, и уверяю тебя, это недалеко от истины. Но вместе с казенным бланком он получает индульгенцию, считать себя лучше других и быть принятым в клуб, где это норма.

– А ты этого не хочешь?

– Я хочу, чтобы меня встречали по уму, и провожали тоже по уму.

– Тяжело тебе придется.

– А мы не ищем легких путей.

– Леш, а тебе не кажется, что мы все сошли с ума?

– Кажется. Раньше не казалось, но теперь так и есть.

– Я имею ввиду группу. Меня, Кэпа, Доктора.

– Расскажи. Что с тобой произошло?

Вероника задумалась.

– Боюсь, что ты мне не поверишь.

– Поверю, – сказал Студент, – после того, что со мной произошло. Я поверю.

– Ладно.

Вероника начала свой рассказ, временами говоря очень тихо. Порой она останавливалась и закидывала голову, чтобы увидеть лицо Студента, и он улыбался в ответ и говорил: «Я слушаю, не бойся».

Вероника говорила, ей самой рассказ казался очень глупым и неубедительным, но она продолжала и вновь переживала ужасы и холод, которые преследовали ее на протяжении последних дней.

– Можешь ты в такое поверить?

– Нам надо приготовить пищу, – сказал Студент.

– Глупо, да?

– Нет не глупо, просто я хочу подумать.

Он достал из упакованного в каяк гидромешка свои продукты и приступил к кухарству. Получалось все очень быстро. Вероника с восхищением смотрела за его работой. Очень скоро над костром полетели аппетитные запахи, а в тарелках закипели походные яства.

– Как задорого у тебя получается.

– Практика, – сказал Студент, – тень на теле теории.

– Ты не позволишь тебе помочь?

– Нет, хочу произвести на тебя впечатление.

– Тебе это удалось.

– Надеюсь, что еще все впереди.

– Скажи, Леш, а откуда у тебя столько продуктов?

Студент бросил косой взгляд в сторону Вероники, но поняв, что она его перехватила, сказал:

– Как бы тебе это объяснить? Понимаешь, это мой неприкосновенный запас.

– Большой запас.

– На три дня. А так как я гурман, то привык возить с собой всякие лакомства. У меня есть маленькая аптечка, пожарный комплект, нож и даже немного спирта. Но все это я никогда не расходую и привожу обратно. Это неприкосновенный запас, и если я его стану трогать, он перестанет таким быть.

– А ты все дни голодал?

– Нет. В том-то и дело. Этот НЗ не заканчивается.

Студент виновато посмотрел на Веронику, как будто в этом могла быть его вина.

– Ты сказал «не заканчивается»?

– Да. Каждое утро я нахожу новый НЗ, чтобы я с ним не делал, и это не самое странное.

– Что же может быть еще?

– Знаешь, когда я выбрался, то сначала не поверил. Мне показалось, что я сломал руку, но оказалось, что это только ушиб. Я решил, что вы все погибли, но как ты мне сказала, выбрались все. Я должен был переохладиться, но и этого не произошло. Как-то странно, как-то необычно все стало другим: и мы, и предметы, и явления. Ты знаешь в древней Греции жил один математик. Он вывел теорему, но ее доказательства не записал. А так как был чудаковатым человеком и писал только на полях, то оставил приписку, мол, места не хватило.

– И что?

– Я ее доказал. Хочешь, покажу?

– Нет, Леш, я все равно в этом ничего не пойму.

– Жаль, но не суть дела. Понимаешь, прошло уже более трех столетий, и какой-то студент, сидя у костра, доказывает эту теорему как дважды два.

– Что же тут плохого?

– Вероятность мала. Понимаешь, все твои злоключения, говорящие головы и странное поведение как-то можно объяснить. Можно предположить, что это групповой психоз или галлюцинация, но доказательство реальное.

– Почему ты в этом уверен? Это тоже может быть психозом. Если ты находишься под давлением наркотиков или сильного психотропного препарата, то твое доказательство может оказаться иллюзией.

– Может, но сама теорема никогда. Она существует и это проверено многократно, а я всего лишь ее доказал. Но даже не это меня смущает.

– А что еще?

– То, что вероятность, что ее докажу я настолько мала. Настолько…. Ну, представь Солнце…

– Ой, тяжело в такую погоду, но попробую.

– Представь, Солнце состоит из маковых зерен.

– Ух, ты.

– И одно из них помечено. Причем зерна находятся внутри сферы и тщательно перемешаны.

– Тяжело мыслить космическими масштабами, но предположим.

– Так вот, я запускаю в эту сферу руку и достаю одно зернышко. И это зернышко помечено.

– Как ты посчитал?

– Как все. Эта вероятность десять в минус триллионной степени, если хочешь. Но и это еще не все, я понял многие вещи, которые раньше казались невозможными.