Золото Дюка - Уильямс Мэри - Страница 12
- Предыдущая
- 12/34
- Следующая
Куртни отпустил поводья и, не шевелясь, спокойно наблюдал, как человеческое существо поглощает липкая грязная жижа бездонной ямы.
Когда Дюк оправился от шока, он не знал, как поступить, разрываясь между желанием догнать Куртни и стремлением попытаться спасти Сарна. Победило второе, хотя он и чувствовал всю бесполезность этого порыва. Роджер к тому времени уже подъезжал к повороту на Фернгейт. Через несколько секунд он исчезнет.
Подонок, убийца, думал Дюк, направляясь к яме. От него не дождаться угрызений совести и раскаяния. Возможно, Роджер и не намеревался убивать Сарна, но его гибель принесла Куртни удовлетворение и чувство триумфа. Чернильная бездонная яма – «Дыра мертвеца» – никогда не выпускала свою добычу. Дюк не сомневался, что хозяин Фернгейта в данный момент поздравляет себя с тем, что убрал с дороги одного из ненавистных Дарков.
Дюк никогда не испытывал теплых чувств к брату, но сейчас, глядя в непроглядную черноту ямы, на короткий миг почувствовал жалость, смешанную с отвращением. Бог свидетель, что в последние годы он желал одного: чтобы Сарн никогда больше не появлялся дома. Хотя, конечно, Дюк не желал брату такого ужасного конца. Сарн был лишь препятствием любви Дюка к Леоне. Только мать будет жалеть сына, даже такого непутевого. Глядя на ненасытную пропасть, освещенную луной, Дюк представил стенания, вопли старой женщины, которая дала им обоим жизнь. Сара была сентиментальной, чувствительной натурой. Может быть, ему надо подождать с грустным известием. Но Леона должна узнать об этом сейчас же, чем скорее, тем лучше. У нее теперь не будет причин отвергать его. Жесткое выражение его лица бессознательно смягчилось.
Он направился в Оулесвик. Не успел Дюк отдалиться от ужасной дыры и на сто ярдов, как увидел на тропе какой-то предмет, тускло блеснувший в лунном свете. Он пригляделся: раскрытая записная книжка лежала около камня. Дюк спрыгнул с коня и подобрал ее. На кожаной обложке золотом было вытиснено «Куртни».
Его светлость сквайр, эта высокомерная свинья, оставил улику своего присутствия на месте преступления. Если он, Дюк Дарк, захочет воспользоваться этим, у него в руках будет неплохая карта.
И, пуская лошадь в галоп, он подумал, что Дарки никогда не были шантажистами, но, когда время настанет, придется этому гордецу с черным сердцем держать ответ за все сразу. Куртни подтолкнул Сарна к смерти и однажды горько пожалеет о своей жестокости.
Леона уже ушла наверх и, вероятно, ложилась спать, когда Дюк вбежал в дом. Старый очаг, на котором она готовила еду, был еще теплым. Сверху доносились едва слышные звуки, и у Дюка на миг возникло непреодолимое желание прижать к себе сильное теплое тело Леоны, забыться от запаха ее кожи, почувствовать шелковистые волосы на своем лице. Она была его женщиной, была ею всегда, и это было предопределено судьбой. Но сейчас им руководила не страсть, ему хотелось просто тепла и уюта. Он чувствовал себя потерянным и одиноким в этой пустой кухне, он, который видел столько насилия и жестокости в чужой стране на золотых приисках, но всегда оставался равнодушным. А сейчас вдруг дрожит, как неоперившийся юнец.
Дюк вышел с кухни и преодолел уже половину лестницы, направляясь наверх, как внезапно передумал и вернулся обратно. Не сейчас, сказал он себе твердо, пусть она придет ко мне по собственному желанию, тогда мы вместе почувствуем, как нужны друг другу. Прийти к ней в поисках убежища и тепла было бы несправедливо для нас обоих. Когда я стану рассказывать ей о Сарне, то буду нежным и спокойным.
Он подошел к буфету, достал с полки бутылку и стакан. Дюк налил хорошую порцию виски.
– За тебя, приятель!
Он выпил залпом, налил еще, опять выпил – и так несколько раз. Прикончив бутылку, Дюк все же как-то умудрился добраться до своей комнаты, упал на кровать и проспал до утра. На дворе уже кудахтали куры и гремели жестяные бидоны для молока. Он открыл глаза, прищурился от яркого солнечного света, с трудом поднялся, протер глаза и налил из кувшина в чашку немного воды. Умывшись и приведя себя в порядок, спустился вниз.
Леона вошла в дом, когда Дюк надевал куртку, чтобы идти в «Веал Фэнси». Она подозрительно взглянула на деверя: запах алкоголя витал в воздухе, несмотря на принятые Дюком меры.
– Ты поздно вернулся вчера, – заметила она.
– Да.
Он не сделал попытки объяснить причину позднего возвращения, а Леона не стала интересоваться.
– Может, поешь? Есть ветчина, но если хочешь горячее, то яичницу придется сделать самому. У меня полно дел, а Сол уже ушел на рудник, как ты ему приказал.
– Хорошо.
В ней поднялась волна раздражения.
– Мне не нравится, что он часто спускается под землю. Он привык жить на открытом воздухе. – Леона вдруг замолчала, отвернулась так резко, что зашелестели нижние юбки, и, подойдя к окну, стала смотреть на несущиеся по небу облака.
Дюк направился к двери, потом обернулся.
– Ну? Договаривай, Леона. Если бы ты раньше знала, что ему придется побывать в шкуре рабочих – людей, которые своей работой принесут ему богатство, сделают ему состояние из добываемой руды, – ты лучше послала бы его трудиться на полях или ухаживать за свиньями и курами. Так, что ли? Это же глупо. Подумай об том хорошенько, Леона. Напряги мозги в своеи хорошенькой головке и реши.
Она вспыхнула от его колкости.
– Он мой сын. И...
– И это твой рудник. Так что все так и должно быть. Но не вздумай на меня давить, Леона. Если я заявлю требования на свою часть, на все, что вложил, чтобы запустить работы на руднике, тебе останется от него скелет.
Хлопнув дверью, Дюк ушел, даже не выпив чаю и не притронувшись к еде. По дороге в контору, которая находилась выше края болот, за Соулом, с противоположной стороны холма, он готов был ударить себя за слепую вспышку гнева. Он никогда так резко не разговаривал с Леоной, к тому же в чем-то она была права. За несколько последних лет на его глазах маленький Сол превратился из подростка в юношу, обладающего несомненным талантом. Он искусно вырезал из камня птиц и животных, понимание природы сочеталось у него с талантом искусного резчика, что могло вылиться в гораздо большее, чем простое хобби. Но если Сол овладеет навыками сначала в рудном деле и сможет руководить работами, то почему бы ему потом не вернуться к своему увлечению, ведь в один прекрасный день он будет обладать состоянием и властью, достойными его происхождения, правда, пока не признанного. Дюк уже давно не сомневался, кто является отцом мальчика.
Сол, бесспорно, настоящий Куртни. Его черты, осанка, фигура – все напоминало молодого Роджера, каким он был двадцать лет назад. От Леоны Сол унаследовал бесстрашный взгляд, прямоту в разговоре, когда в этом появлялась необходимость. И еще у него была гордость, такая же, как у Леоны, отличная от высокомерия Роджера. Старый сэр Джонатан оценил Леону по достоинству и догадывался о Соле, этим и объяснялось его завещание.
Размышляя об этом, Дюк вспомнил, как встречался со старым джентльменом, и подумал, что между мальчиком и стариком было несомненное сходство, несмотря на огромную разницу в возрасте. У Сола были фамильные черты Куртни, а сходство с отцом было просто поразительным.
Итак, если Дюк не ошибся в своих предположениях, то сын Леоны является наследником Фернгейта, и в скором будущем Дюк постарается сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.
Прошла неделя после гибели Сарна, прежде чем Дюк почувствовал, что готов к разговору с Леоной. С усилием он вырвал из памяти картину тонущего в бездонной яме брата. Он ждал благоприятного момента, чтобы вступить в борьбу с Роджером и предъявить тому обвинение, и знал, что при этом тонущий Сарн снова оживет в его памяти. Сейчас Дюк постарался полностью освободиться от эмоций и действовать хладнокровно.
Ему трудно было предугадать реакцию Леоны. Она теперь свободна от беспутного мужа, но ведь Сарн был ее мужем долгие годы, пока Дюк работал на золотых приисках, и это нельзя сбрасывать со счета. Возможно, воспоминания о первых днях их совместной с Сарном жизни заставят ее сейчас мучиться и сожалеть. Но поступки женщин вообще трудно предугадать, особенно таких своенравных и гордых, как Леона.
- Предыдущая
- 12/34
- Следующая
