Новый старт - Уилсон Жаклин - Страница 23

• Предыдущая
• 23/44
• Следующая

— Да по-разному, — сказала Вита.

— Никто меня не обзывает! — сказал Максик.

— Нет, обзывают. Вся младшая группа.

— Как обзывают?

— Максик-нюня, Максик Мокрые Штаны… Ой!

Максик бросился на Виту и так сильно дернул ее за реденькие волосики, что выдрал целый клок. Вита изо всех сил толкнула его. Максик повалился на пол и здорово ударился головой. Вита прыгнула на него и снова стукнула его головой об пол, еще сильнее, чем в первый раз.

Прибежали мама и бабушка. Виту с Максиком пришлось растаскивать силой, красных и визжащих.

— Господи ты боже мой, да что с вами такое делается? Вы что, убить друг друга хотите? — воскликнула бабушка.

— Да! — хором заорали оба в ответ.

— Ну-ка, ну-ка, я не позволю вам бесноваться в моем доме. Сейчас же в кровать, оба!

Бабушка схватила их за запястья и потащила на второй этаж.

— Мама, перестань, они просто расстроены, — сказала наша мама. — Оставь их. Максик, Вита, перестаньте плакать. Идите сюда, я почитаю вам сказку.

Бабушка покачала головой:

— Вот уж глупость несусветная, еще и награждать их за капризы и истерику. — Она сердито взглянула на меня. — А ты что стоишь, Эм? Никакого от тебя толку! Не можешь две минуты присмотреть за братом и сестрой!

Такой чудовищной несправедливости я уже не могла стерпеть.

— Почему, если я старшая, я всегда должна за ними смотреть? Я им не мама!

— Немедленно прекрати! Ты должна радоваться, что можешь помочь маме. Она из сил выбивается, но не может с ними справиться.

— Я прекрасно справляюсь! Не лезь не в свое дело, мама! — закричала наша мама. — Я знаю, ты хочешь как лучше, но я уже не могу видеть, как ты тиранишь детей. Они не нарочно безобразничают. Они страдают! Мы все страдаем, черт побери!

— Боже ты мой, я всего лишь хотела помочь, — сказала бабушка. — Пора тебе взять себя в руки. Несколько месяцев прошло, как твой идиот нас покинул. Неужели ты не можешь его забыть?

— Не могу! — ответила мама. — Идемте, дети. Пойдем наверх и дадим бабушке покой.

— Так нам ложиться? — спросила Вита, когда мы поднялись на второй этаж.

— Знаете что, а залезайте-ка вы ко мне в кровать, — сказала мама.

— Только Вита и Максик? — уточнила я.

— Нет-нет, и ты тоже, Эм, солнышко. Все устроимся поуютнее, будем читать сказки, играть, и где-то у меня была припрятана шоколадка…

Мы переоделись в пижамы и забились к маме в постель — хотя теперь здесь было совсем не так тесно. Вита погладила папину подушку.

— Наверное, одиноко тут без папы? — спросила она.

— Конечно, одиноко, Вита, — сказала я.

Я до сих пор еще, когда вставала ночью в уборную, часто слышала, как мама плачет.

— Да, очень одиноко, — сказала мама. — Иногда я беру папину подушку, подсовываю к себе под бок, и, когда сплю, мне кажется, будто папа здесь, рядом.

— Если хочешь, можешь иногда брать у меня Балерину на время. — Вита погладила маму бархатной лапкой Балерины.

— Я могу тебе дать одного медведя, — сказал Максик и тоже погладил маму.

Мама стала говорить о папе, рассказывать, каких его привычек ей особенно не хватает: как он напевал себе под нос, как он вечно придумывал для нее новые необычные ласковые прозвища, как он ее обнимал, какая приятная на ощупь была его длинная чудесная черная коса…

Мы с Витой тоже вспомнили все это и заплакали. Максик сидел с сухими глазами. Он уже не гладил маму, а, скорее, шлепал резкими, отрывистыми движениями.

— Мама, заткнись, — сказал он вдруг. — Заткнись, заткнись, заткнись!

— Максик, ты же знаешь, так нехорошо говорить. И не хочу я молчать! Я хочу говорить о папе и о том, как мне грустно. И вы трое поговорите о нем. Может быть, нам станет немножко легче.

Вита шмыгнула носом:

— Максик забыл папу.

— Не говори глупостей, золотце, конечно, он не забыл, — сказала мама.

— Забыл! Максик, кто это — папа? — спросила Вита.

— Не знаю, не знаю, заткнись, заткнись.

Максик начал вылезать из-под одеяла.

Тише, Максик. Забирайся обратно, милый, — сказала мама. — Господи, я понимаю, вам не хочется говорить о папе, но, по-моему, нам это необходимо.

— Он скоро вернется, мама, мы знаем, — сказала Вита.

— Конечно, мы все хотим, чтобы он вернулся… — сказала мама.

— Эм загадала желание. Оно обязательно сбудется, — сказала Вита. — Главное — не сдаваться. Правда, Эм? Так говорит Балерина.

Я взяла в руки Балерину и заставила ее кивнуть головой.

— Я волшебница, дорогие мои! Я жила У Санта-Клауса, и он меня научил всем своим фокусам. Он часто со мной откровенничал. Я была его правой рукой.

Балерина хвастливо помахала в воздухе правой лапкой.

Все засмеялись, и я тоже. Странное дело — я сама управляла Балериной, сама придумывала все ее речи, но в то же время она как будто становилась независимым существом, она говорила такое, что мне самой и в голову бы не пришло.

Она рассказала нам длинную историю о девочке, которая попросила вместо рождественского подарка вернуть ей папу. Санта разыскивал этого папу по всему миру аж до самой Австралии. Там было ужасно жарко, просто нечем дышать, и так пекло солнце, что Санта сделался краснее собственной шубы, а мохнатые олени совсем выбились из сил, и вот они остановились охладиться на знаменитом пляже Бонди-Бич. Санта шлепал по воде, заткнув подол шубы за пояс, так что всем были видны мешковатые подштанники. Балерина с другими оленями резвились в волнах прибоя, водоросли свисали с их рожек. Потом они продолжили поиски и в конце концов нашли папу — он был занят стрижкой овец. Оказывается, он работал на отдаленной ферме, где не было даже почтового ящика, и потому не знал, как сильно его дочка без него скучает. Как только он это понял, сразу вскочил в сани к Санта-Клаусу, и Балерина с остальными оленями мигом домчали их через полмира. На рассвете папа спрыгнул с саней и вбежал в свой дом. Он разбудил дочку…

— А она закричала: «Папа, ах, папочка!» — сказала Вита. Потом нахмурилась. — Но если Санта ездил в Австралию и обратно, когда же он успел разнести подарки другим детям?

— Не знаю, — раздраженно ответила я. — Он все может. Я же говорю, он волшебник.

— А по-моему, эта твоя история, Эм, — настоящее волшебство, — сказала мама. — Ты так здорово сочиняешь. Сразу видно, ты пошла в папу. Он тоже постоянно сочинял чудесные истории.

— Она не пошла в папу, возразила Вита. — Он ей не родной папа. Он мой папа!

— Для Эм он тоже был замечательным папой, — сказала мама. — Я думаю, это благодаря ему она стала так хорошо сочинять. Ты бы записывала свои истории, Эм. Мне хочется их сохранить.

— И показать папе, когда он вернется?

Мама вздохнула:

— Солнышко, пора нам привыкнуть к мысли, что он не вернется.

— Он вернется, мама, — сказала я. — Вернется, вернется, вернется!

— Ах, Эм! Ты в самом деле думаешь, что, если повторить это много-много раз, все сбудется? — спросила мама.

— Сбудется, — сказала я.

— Определенно, — сказала Вита. — Да-да-да!

— Угум, — промямлил и Максик, но он уже почти спал.

* * *

На следующий день, вернувшись с работы, мама подсела ко мне.

— Вот, Эм, я тебе принесла маленький подарок. Только не говори Вите и Максику, а то они обидятся.

Мама вложила мне в руки бумажный пакет. Внутри прощупывалась знакомая четырехугольная форма.

— Ой, мам, это новая книжка Дженны Уильямс?

— Ох уж мне эта твоя Дженна Уильямс! Нет, посмотри сама.

Я вынула из пакета блестящую красную книжку, стараясь не чувствовать разочарования. Открыла ее и увидела чистые страницы.

— Это тебе, чтобы записывать истории о Балерине.

— О-о-о.

Я была не совсем уверена, что это такая уж замечательная идея. Мне было гораздо легче просто рассказывать эти истории. Если их записывать, так нужно будет заранее составлять план и помнить разные нудные правила пунктуации и разбивки на абзацы. И никогда не начинать фразу со слова "и".

• Предыдущая
• 23/44
• Следующая