Свобода, власть и собственность - Белоцерковский Вадим Владимирович - Страница 22

Таким людям, как Д. Шапиро, надо было бы только понимать, что борьба за кардинальное решение проблем Запада будет крайне затруднена до тех пор, пока будут продолжать существовать режимы госкапитализма и госфеодализма на Востоке. Ибо до тех пор будет существовать и угроза войны (локальной и тотальной), и необходимость гонки вооружений со всеми вытекающими последствиями (военно-промышленный комплекс и т. д.), и угроза односторонней «конвергенции» с тоталитаризмом, не говоря уж об индуктивном влиянии госкапитализма на слаборазвитые страны.

Кроме всего сказанного выше, в самоуправлении есть и еще одна великая притягательная сила и чрезвычайно важное свойство. Ведь самоуправление означает и свободное самостоятельное объединение людей для реализации своих интересов.

В свободном самоуправляющемся объединении нравственные принципы и правила человеческого общежития и сосуществования становятся необходимы и выгодны людям. Когда же люди теряют возможность сообща добиваться своих целей, они вынуждены добиваться их поодиночке, и нравственные нормы начинают им только мешать. «Чувство локтя становится искусством ловко спрятанного когтя» (С. Кирсанов, «Семь дней недели»). Человек снова начинает превращаться в обезьяну.

Профессор Принстонского университета по социальным исследованиям Фримен Дайсон пишет:

Очевидно, Ф. Дайсон говорит именно о свободных самоуправляющихся объединениях, не слишком больших, чтобы доля участия в общих усилиях (и ответственности) не была бы исчезающе малой, неощутимой.

Для людей, лишенных логической фантазии, хочется подчеркнуть, что между свободным самоуправляющимся коллективом, полностью отвечающим за свои действия, и казарменным — качественная пропасть. В свободных и ответственных коллективах люди становятся добросовестнее, терпимее, открывают в себе таланты, избавляются от комплексов и т. д. Для них, повторяю, это становится необходимо и выгодно, необходимо для преуспевания в соревновательной конкуренции с другими коллективами.

И только в таких коллективах «первыми людьми» становятся действительно лучшие, умнейшие, потому что люди быстро начинают понимать, что для них выгодно следовать советам умнейших. Раз, другой не последуют, обожгутся и впредь станут умнее. Каждая общая ошибка быстро и заметно скажется на всех и на каждом, так же как и успех. И лучшие не будут вырождаться, не обладая абсолютной властью над беззащитными, зависящими от них подчиненными.

Помню, как поражались многие в 1956 году, во время «оттепели», когда казарменный дух на время ослаб: «Сидишь на собрании, и удивляешься, сколько, оказывается, у нас есть умных людей и куда подевались дураки!»

И Герцен в «Былое и думы» с удивлением отмечает, что в самоуправляющихся швейцарских кантонах (в XIX веке!) простые пастухи проявляли куда большее понимание государственных проблем, чем интеллигенция в других странах.

И тот общественный строй, который дает большую свободу для объединения и самоуправления, является, очевидно, и более прогрессивным. Это, видимо, точный критерий прогрессивности. По этому критерию госкапитализм самый регрессивный строй в истории человечества, ибо он предельно лишает людей возможности свободного объединения и самоуправления, обрекая тем самым все слои общества на нравственное и умственное вырождение. И это вырождение заходит дальше всего в тех слоях общества, которые наиболее разъединены. (К таким слоям, как отмечалось раньше, принадлежат чиновники, гуманитарные интеллигенты и слой «услужающих»).

Самоуправление — это одновременно и цель и средство, фундамент, «базис», на котором необходимо, очевидно, строить всё здание общества, если мы хотим создать для себя условия человеческого существования. И если что-либо не получается, надо перестраивать здание, а не фундамент, добиваясь большего соответствия «надстройки» и «базиса». И повторю: в век кибернетики, которая, конечно, не усложняет, а упрощает управление государством и экономикой, и в век «демографического взрыва» числа работников умственного труда, которые больше всех заинтересованы в самоуправлении и больше всех способны к нему, такая перестройка вполне осуществима.

Нельзя только останавливаться на полпути и создавать кентавров вроде соединения политической демократии с централизованной государственной экономикой, когда у людей нет ни заинтересованности в добросовестной работе, ни дисциплины. Или, наоборот, как в Югославии, где тоталитарная государственная власть соединяется с самоуправлением в промышленности. В этом случае коллективы попадают, очевидно, в положение отдельных людей в тоталитарном обществе. То есть, не имея возможности, объединяясь, влиять на решения государственной власти, они вынуждены приспосабливаться к безответственной власти, используя или обходя ее решения, что в конце концов превращает самоуправление в фикцию или в самоуправство.

Подытожим. Свобода, власть и собственность — вот сжатая формула общества самоуправления.

Свобода (регулируемая правом), власть (над ходом жизни) и собственность (на средства производства) — и все это за КАЖДЫМ членом общества. Только на этом «базисе», на этих трех китах возможно видимо создать структуру, которая позволит ВСЕМ людям начать движение к своим идеалам, к нравственному совершенству и гармоничному развитию, к Свободе, Равенству и Братству.

Итак, самоуправление, чтобы оно не шло во вред обществу, и могло раскрыть все свои лучшие качества, требует, очевидно, ряда «механизмов соответствия».

— Коллективной, групповой собственности на средства производства и продукты труда — гарантии экономической независимости людей от государственной власти или работодателей и гарантии одновременно для защиты общества от ошибок или злоупотреблений отдельных коллективов (за которые никто не должен расплачиваться, кроме них самих); ну и, конечно, как решающее условие максимальной заинтересованности людей в добросовестном труде.[16]

— Соревновательной конкуренции — свободного рынка товаров и услуг как единственно мыслимого способа оценки качества и эффективности труда.

— Пресечения агрессивной конкуренции, главного зла капитализма, и в сущности глубоко безнравственного явления, вносящего в жизнь общества законы джунглей.

Советские марксисты, как и скрытые и явные апологеты капитализма (которых справедливо назвали «псевдоморалистами» молодые католики Франции), не хотят признать, что возможны два вида конкуренции — агрессивная и соревновательная. Они ставят людей перед альтернативой: либо конкуренция, либо соцсоревнование (то есть соревнование в том, кто лучше обманет государство, больше погубит средств, сырья и оборудования, а затем и людей). Но и тут есть третий путь, путь синтеза.

Агрессивная конкуренция возникает тогда, когда становится возможным частное или акционерное (кооперативное, коллективное) расширенное воспроизводство, то есть накопление капитала и эксплуатация — удержание в своих частных или коллективных руках прибавочной стоимости для дальнейшего беспрерывного экстенсивного расширения. И коллективы точно так же, как частники (если не устранить агрессивной конкуренции), вынуждены будут расширять свое дело за счет создания новых «мощностей» и найма новых рабочих.

И уже тогда будут с этих новых рабочих (из новых цехов-филиалов) «стричь прибавочную» себе, в свой коллективный карман. А точнее — большую часть вновь откладывать, копить для нового расширения. Ибо кто не будет расширяться, того разорят, съедят, присоединят другие коллективы. И уже, конечно, в качестве эксплуатируемых.