Сокровища зазеркалья - "Kagami" - Страница 41

— Гектор, как ты думаешь, откуда леди Рисс узнала о Белом Огне?

Я смущенно пожимаю плечами.

— Все просто. Я нанял оборотней и натравил их на верхушку этого ордена. А наша прекрасная леди никогда не покупает кота в мешке. И, кстати, я восхищен. Если бы я сам не попросил ее рассказать тебе, ни за что не подумал бы, что ты что-то знаешь.

Я тихо смеюсь. Только теперь я понимаю, что красавица кошка очередным образом меня поимела. В прямом и переносном смысле. Обидно. И горько. Я ведь действительно с ней прощался. Позволил себе размякнуть. Поддался чувствам. Никогда не поумнею. Никогда не научусь понимать женщин.

Благо, эмир истолковывает мой смех по-своему.

— Да, ты прав. Мы сами запутались в собственных интригах. Давай ближе к делу. Верховных жрецов оборотни загнали в воду и загасили. Но осталась группка фанатиков-фундаменталистов, о которых мы не подозревали. Скорее всего, именно они на меня и покушались. Так вот, самой печальное, мы подозреваем, что Дашмир тоже состоит в этой группе.

— Мы? Хандариф в курсе?

— Теперь, да. Но мы решили не отзывать Дашмира. Хан надеется через него узнать об остальных. Тебе придется предупредить всех, кому ты доверяешь. Марту в первую очередь.

— Я так понимаю, вы не собираетесь отказываться от поисков.

— Разумеется, нет. Во всяком случае, пока. Я поручил историкам провести исследование всех упоминаний о Белом Огне. Нам мало что известно, кроме основных свойств этого генома, а мне нужно точно знать, почему когда-то было принято такое решение. Но есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. К тому же и в этом мне понадобится твоя помощь и добрая воля. Ты знаешь, что Университет Огненных Гротов считается оплотом магической науки нашего мира. Еще до того, как Марта открыла проход, когда Энгион лишь предполагал это сделать, я озадачил группу ведущих ученых последствиями подобного шага. Так вот, пару дней назад они сообщили мне предварительные результаты. И эти результаты меня пугают. Сама по себе идея Энгиона открыть огромный портал между мирами фатальна. Чем больше портал, тем больше вероятность слияния миров. Думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит. Но и это еще не все. Каждый открытый Мартой портал истончает грань. Мы сильно рискуем, позволяя поисковым группам мотаться туда-сюда. Конечно, такие локальные порталы не могут мгновенно привести к слиянию, но их количество конечно. Наступит момент, когда и игольного ушка станет достаточно, чтобы грань исчезла.

Фарияр замолкает и пристально смотрит на меня. Я тоже молчу. Новость обрушилась на меня громом среди ясного неба. Я вспоминаю обо всех надеждах моих иномирских дам видеться со своими близкими. О собственных планах исследования параллельного мира, о возможных геномах, которые еще хранятся там.

— Сколько? — спрашиваю я, наконец.

— Точно пока не известно. Они проводят вычисления. Если честно, ситуация пока далека от критической. К тому же, способности Марты коренным образом отличаются от любой известной нам до сих пор магии. Взять хотя бы то, с какой легкостью она рисует проходы внутри одного мира. Обычно для создания даже небольшого портала требуется сила как минимум трех магов, причем далеко не последних. Но я бы все же посоветовал тебе ограничить количество открываемых порталов. По крайней мере, пока не будем знать наверняка. Знаю, что сегодня сам создал ситуацию, потребовавшую целых трех открытий, но у меня просто нет выбора. Зато нашим волонтерам не стоит шляться туда-сюда без особой надобности.

— Я с этим разберусь, — киваю я, — Это именно та помощь, которой вы от меня хотели, ваше величество?

— Не только. Мне нужно твое согласие на то, чтобы наша исследовательская группа поработала в Библиотеке.

— Это может подождать, пока я не избавлюсь от претендентов? — морщусь я.

— Само собой. Я и сам не прислал бы их сюда в такой ситуации. На данный момент о наших исследованиях не известно даже вездесущей кошке, и я бы предпочел, чтобы пока так все и оставалось. Я даже Хандарифу еще ничего не говорил, хотя и надо. И еще. Если Марта согласится нарисовать мой портрет, Дашмир ни в коем случае не должен об этом узнать. Надеюсь, она не станет с этим затягивать. Меня очень беспокоит, что мое отсутствие могут обнаружить.

— Вот сейчас все и выясним, — я киваю на засветившуюся порталом стену.

Уме

Бассейн действительно привел меня в чувство. Почти два часа я наматывала круги, доведя себя до полного изнеможения. Мышцы болели, легкие работали, как кузнечные меха, и я больше не задыхалась.

Я приняла душ и оделась, застелила постель. Я не лягу. Сон снова вернет меня к моим умирающим раковинам. Они перестанут меня звать, только если я опять окажусь на побережье, а до этого еще несколько часов. И раз уж я здесь, я должна использовать их на то, ради чего приехала.

Я тихо вышла из комнаты и направилась по коридору к комнате Розалии. Дом еще спал. Экономка придет не раньше семи, а у сиделки своя комната, смежная со спальней моей няни.

Розалия казалась маленькой и хрупкой на фоне белоснежной постели. Сейчас, когда она спала, осунувшееся лицо и глубокие тени под глазами кричали о ее болезни.

Два дня, что я провела в доме, она не позволяла мне входить в ее комнату. Теперь я поняла, почему. Аккуратненький стриженый паричок — соль с перцем — совсем такой, как я помнила с детства, покоился на специальной подставке, а легкие, как пух, редкие, совершенно седые волосы рассыпались по подушке. Она сама казалась совсем невесомой, как эти волосы — все, что осталось после химеотерапии. И от волос и от Розалии.

Давным-давно… Двадцать?.. А может, больше, лет назад, она взяла меня за руку и сказала, что сегодня поведет в особое место. Место, где люди говорят с Богом. А как еще можно было объяснить ребенку, что такое церковь?

Там было светло и очень чисто. А еще было много людей, которые чему-то радовались и о чем-то болтали между собой. Потом на амвон поднялся священник. Это позже я узнала, что он — священник, и что это — амвон. А тогда человек в прекрасных белых одеждах взошел на немыслимый пьедестал и стал говорить о любви. Он был светом и добротой, и еще ему хотелось верить и радоваться вместе с ним. И все радовались. А потом эта радость переросла в музыку.

Со спиричуэлов для меня начался джаз. Мне нравилось петь в церкви, и каждый раз я с нетерпением ждала воскресенья. Отец не был набожным человеком, бизнес занимал все его время, он подолгу находился в разъездах. Но мне казалось, ему было приятно, что Розалия воспитывает меня таким образом. На Рождество он всегда возвращался домой, в Новый Орлеан, привозил мне подарки и любил слушать гимны в моем исполнении.

Я была счастлива тогда. Наверное, Новый Орлеан до конца жизни будет для меня оставаться самым любимым городом на земле. Но когда мне исполнилось 14 лет, мы переехали в Талсу. А еще через месяц, отец познакомил нас с Каролиной.

Я не была ни трудным ребенком, ни проблемным подростком. Но в моей жизни всегда существовало что-то вроде культа матери. Это не было желанием или решением моего отца. Просто, взяв на себя заботы о моем воспитании, Розалия сделала все, чтобы память о ее младшей сестренке навсегда сохранилась в моем сердце. Так что, нет ничего удивительного в том, что появление в нашем доме Каролины потрясло нас обоих. Мы обе почувствовали себя преданными.

В ту ночь я впервые услышала, как Розалия плачет. Для меня она всегда была незыблемым оплотом спокойствия в бушующем тайнами и открытиями мире. Она была моим главным другом и защитником, тем человеком, который может найти ответы на все вопросы и успокоить, что бы ни случилось.

Тогда, совсем как в детстве, я пришла к ней в постель, и мы вместе проплакали несколько часов. Надо отдать Розалии должное, она сделала все, чтобы объяснить мне, что отец имеет право на собственное счастье, и что плачет она только потому, что боится, что больше не будет мне нужна. Но по этому вопросу у меня было собственное мнение. Эта ночь сплотила нас против новой угрозы нашему благополучию.