1730 год. Август. Переэкзаменовка (СИ) - Кучер Павел Алексеевич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/91
- Следующая
Рядом слышен дробный стук зубов. Анка… Дрожь усиливается. Девчонку уже буквально трясет… Что мне с ней делать? Оглядываюсь. Нет ни деда, ни Петра. Пустое помещение, одни мы. Куда все подевались? Осторожно обнимаю чудо за худенькие плечи. Вот я клянусь, без всякой задней мысли – только успокоить. Крепче! Чуть прижать к себе… Рукам воли не давать! Анка выдыхает, чуть расслабляется. Самую малость. Зубной стук прекратился – видно, сжала челюсти. Её ладони ложатся на мои сверху. Бормочет под нос…
– Что ты сказала?
– Они хотят нас всех убить! Скоты! Блузку не прощу… Они тупо хотят нас всех убить… Вообще всех!
– С чего ты взяла? Мало ли, откуда она забежала… Этой дряни, у нас, по чердакам и помойкам…
– Сумка стояла в камере хранения. А до того – в магазине. Больше нигде. Понимаешь? Её подсадили! Гады… Пропал весь мой оперативный реквизит. Жалко… – Решительно сбрасывает мои ладони со своих плеч, но тут же сама берет меня за руку и тянет вперед, – Пошли!
– Куда?
– Одеваться! Ты же, почти как я, остался в трусах и босиком? Непорядок… Да не комплексуй!
Новое помещение довольно маленькое. Стеллажи до потолка, с герметичными ящиками. Всё-то у них, как посмотрю, герметичное… Барышня оборачивается и внимательно оглядывает мою тушку, с головы до ног. Словно измеряет взглядом… Чуть прикусывает нижнюю губу, в размышлении… Я, как могу, стараюсь не думать о чудной формы аккуратных грудках, о ямочках под ключицами, обо всем, что ниже пупка… Мои трусы хоть и эластичные, но не железные. Глаза… упорно глядят куда хотят! Вокруг бритого лобка надпись чернеет. Латиницей. Французский? Английский? Не девушка, а рекламная тумба! На правом предплечье, та же точно маркировка, как на левом, "знак качества". Зачем? Тут мой взгляд, озирающий телесные прелести, перехватывается и безжалостно давится… Выражением лица… Полным отсутствием приличного случаю смущения и устным ответом на не высказанный вопрос, о назначении обильной нательной росписи.
– Меченное добро сохраннее! – понимай, как хочешь, – Тебе с нашей символикой или просто в размер?
– Давай с вашей, – хе, пусть будет сувенир на память, раз такое дело, – Куртку пока не хочу. Только штаны и рубашку. С карманами, что бы было документы куда положить.
– Понятно. Сейчас! Или нет… подожди…
Три громких хлопка рукой по стенке ближайшего шкафа. Помещение заливает мягкий белый свет. Как в фотоателье. Отовсюду сразу и вообще без теней. Словно стены из сплошных светодиодов… да нет, они с блестками, как мелкие стеклянные шарики. Отражают падающие лучи от потолочных ламп. Анка, стоящая на шпагате под потолком прохода наставляет руку с коммуникатором. Довольно улыбается, будто в шоу с канатоходцами, когда непонятно, ещё цирковой номер показывают или уже эротику. Взгляда не оторвать!
Черт… понял, что удивило – она вся гладенькая, как манекен. Ни волоска, ни родинки, ни пятнышка… вообще. Не по-людски идеальная кожа. Словно у пластиковой импортной игрушки. Как там её? Во! Как у куклы Барби. С глянцем! На улице не вглядывался, а тут заметил. Специально крутится? Типа – любуйся? Точно! Зараза голая… И так, и сяк, и вверх ногами повисла, зацепившись за перекладину… Глаза на уровне моих… уставилась. Опять улыбочка. Тянет руку… Блин! Сколько раз меня сегодня за нос дергать будут?!
– Нравится? Правда, здорово получилось?
– Ты… о чем? – гадство, чуть петуха не дал, словно подросток, не целованный.
– Я! Я тебе точно нравлюсь? Стоило веснушки выводить?
– Э-э-это у тебя косметика такая? – надо же хоть что-то отвечать…
– Это у меня радикальная депиляция организма! – перекрутилась и опять мартышкой поскакала между стеллажей, – Настройки киберхирурга перепутала. Вместо "Удалить шрамы и пигментацию" щелкнула на "Убрать всё". Дурочка маленькая была… Думала – так и надо. Часа два загубник грызла – больно-о-о-о! Он же дурной, как трактор! Как пошел, как пошел… драть и ровнять везде и всё подряд. Мама! А орать нельзя. Захлебнешься же, в ванне с дезраствором… Девки сперва не врубились, потом смеялись, потом – тоже…
– Офигенно получилось! Кинозвезда из Голливуда, – эх, хотел комплимент сказать, а она морщится.
– У них крем и пудра, и регулярные сеансы, а у меня теперь навсегда… Хочешь, тебе физиономию так почистим? – хлопок ладошкой по совершенно гладкой, матово лоснящейся голой попке – Красивый будешь!
– Кх-м-м! А вдруг, я захочу потом усы или бороду отрастить? – она что, серьезно?
– Ты меня понял! – смеется, господи, как она звонко смеется, – Любуйся, но не завидуй… Мужи-и-ик!
Щелк – хлоп, щелк – хлоп, шуршание, движение, – Лови! – Ну что за мода, швыряться пакетами прямо в морду? Или это месть за бесцеремонное разглядывание? Так я и сейчас… глаз не свожу. Снизу ещё лучше видно. Практически всё. На стеллажах, как теперь заметил, ручки и ступеньки, словно в купейных вагонах. Довольно удобно забираться и рыться в содержимом отсеков. Хотя, что там рыться. На каждом – номер и пиктограмма, типа обозначение содержимого. Может тебе пару рубашек? Тут светлые есть. Тропические… О! А кепку хочешь? Прыгает по стойкам, повисает на руках, только что не сальто крутит. Гимнастка, блин… Кроме коммуникатора на левом запястье, сразу же нацепила – ничего. Один ровный загар. Ей идет!
– Где расписываться в получении вещевого довольствия? Или с меня за одежду из зарплаты вычтут?
– Не-а! Обеспечение разумных потребностей гражданина – даром. Ты же согласился на равные права?
– Это что, мне у вас теперь положено в одном казенном ходить? Как в инкубаторе? – хотя на мой вкус одежка очень даже ничего. Особенно фланелевые рубашки. В универмаге такие – за сотню баксов штука. Но, зачем радоваться халяве? Она для всех халява. В казарме жить не нанимался! – Пестренькое у вас есть?
– Камуфляж? Навалом! Тебе какой?
– Гражданское. Майки, кроссовки, жилетки, безрукавки, носки в полоску и трусы в горошек!
– А-а-а, ширпотреба захотелось? Запросто! Подь сюды! – это её манера переходить с городского языка на деревенский говор, гм… напрягает как-то, словно бы под видимой оболочкой разбитной современной девчонки прячется другая, да не одна. – Трусы в цветочек? Панталоны? С рюшечками? Ну-ка – становись!
Бац! Прямо из-под потолка, прыгает в очерченный кольцевым валиком круг на полу. Перед высоким ящиком, торчащим точно посреди вещевого склада. Здорово похожем на промышленный холодильник, кстати. Только передняя стенка не прозрачная, а зеркально гладкая. И стенки раздвижные. Круг брызгает огнями и начинает мигать зеленым, синим, красным, пока не весь не разгорается ровным белым светом.
– Нулевая база… Пусть "потреблятор" размер отсканирует. Ты же в нашей картотеке не значишься?
– Как ты сказала? По-тре-бля-тор…
– Становись! Сейчас тебя оденем, как в лучших домах… Хоть на прием к королю!
Уй… Это, как говорила моя "бывшая" – уже не симптомчик, а диагноз. Когда женщина начинает тебя наряжать, значит, она на тебя глаз положила. Отказаться – обидеть. Согласиться – тоже риск. Чую, вернусь я обратно в свой мир чучелом огородным, принаряженным, как последний пупс, по её девчачьему вкусу. В бантах и с жабо… Дилемма, блин. Гы… А и фиг с нею, штаны с рубахой у меня есть, если что – переоденусь. Пусть себе порезвится. На перспективу. Только, сперва надо того, "на собаках спробовать"… Во избежание.
– А сама теперь тоже отсюда одеваться будешь? Твои же старые запасы крыса изгадила…
– Придется… – вздох разочарования, – Классные были сувенирчики. Хорошо, что я номера моделей и их штрих-коды запомнила. Можно, прямо тут, реплики забацать! – вот может же говорить, как нормальная.
- Предыдущая
- 16/91
- Следующая