Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники - Винников Владимир - Страница 11

К 1985 году основная команда будущих «перестройщиков» и «антиперестройщиков» была уже практически полностью сформирована и представляла собой круг выходцев из ближайшего окружения Андропова, а также диссидентского сообщества, которое было нашпиговано агентами 5-го управления КГБ. К числу последних можно отнести даже такие иконы отечественного «демократического» движения, как Леонид Баткин, Александр Солженицын и Елена Боннэр. Впрочем, их идеология была сформирована гораздо раньше, в 60-е-70-е годы и сводилась к полному и окончательному уничтожению «коммунистического проекта», хотя в разные временные периоды это камуфлировалось и «борьбой против сталинского тоталитаризма» и необходимостью создания «социализма с человеческим лицом»…

Размывание идеологии «красного проекта» стартовало еще на XX съезде КПСС 1956 года, после которого Хрущев сделал свой известный доклад с «разоблачением сталинского культа личности». Но и это «действие» так же было осуществлено по законам путча вне принятых процессуальных рамок в КПСС. Данная группа «антисталинистов» безусловно сложилась в «неформальную мощную группу» после XX съезда вокруг Ю. В. Андропова, влияние которого нарастало все 60-е и 70-е годы. А в конце 70-х годов влияние Андропова в партийно-государственном аппарате фактически стало доминирующим. Победа Андропова и его крыла имеет и свое историческое объяснение. Начиная с XX съезда, шла ревизия «красного проекта». В значительной мере она осуществлялась группой Суслова, которая в 1961 году протолкнула в программные документы партии замену концепции «диктатуры пролетариата» на «общенародное государство», затем ввели идейный стержень «борьбы за мирное сосуществование» как высший приоритет государства. Тем самым проводилось скатывание к «конвергенции», что и обусловило следующий виток развала страны в 80-е годы – с победой Горбачева и его последователей в высшей иерархии КПСС.

В качестве «реперных точек» этого процесса можно назвать практически параллельные события «парижской» и «пражской» весны 1968 года, успешную «реализацию» американской лунной программы, отмену золотого содержания доллара, встречи Брежнева и Никсона в 1971–73 годах, «золотую хоккейную серию» СССР-Канада 1972 года, которая, как и «перестройка», завершилась поражением советской стороны на своей собственной территории, арабо-израильскую войну 1973 года, программу «Союз-Аполлон», Хельсинкские соглашения 1975 года и так далее…

Но все эти интереснейшие события – возможно, тема уже для совершенно иной книги, здесь же – в качестве приложений – мы добавим свои личные впечатления от событий августа 1991 года, опубликованные журналом «Политический класс» (2006, № 8), и статью «Победителей судят», опубликованную газетой «День» (1992, № 42). Конечно, по данным материалам необходима адекватная «поправка на время», которая вряд ли доступна всем нашим читателям, особенно молодым, но – из песни слова не выкинешь – именно так всё виделось авторам и 8 лет назад, и даже 22 года назад. К тому же, эта ретроспектива придаёт необходимую дополнительную объёмность представленной нами панораме событий, сопровождавших крах советского проекта.

Истоки, последствия и перспективы августовского фарса 1991–го

Александр Нагорный (в августе 1991 года – старший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР, по совместительству – советник председателя комитета Верховного Совета РСФСР).

19 августа 1991 года, 5.30 утра. Понедельник. Я делаю ежедневную пробежку. Бегу трусцой по пустынным арбатским улочкам, расположенным неподалеку от моего дома. Вдруг в конце Денежного переулка замечаю одинокую женскую фигуру с огромным баулом в руках. Поравнявшись с ней, узнаю свою коллегу по институту – Катю из соседнего отдела. На мой радостный вопрос, что она тут делает в столь ранний час, Катя с округленными от ужаса глазами сообщает, что ей звонил папа из Хельсинки и сказал, что у нас в стране переворот и надо срочно уезжать из города. Я тут же вспомнил: Катин папа – генерал КГБ и резидент советской разведки в Финляндии. Понятно, что в такой семье люди в чем – то разбираются и что – то понимают. Скорее домой, включил Би-Би-Си, но никаких новостей о перевороте там не было. Непонятно. Может быть, произошла какая-то ошибка? Через полчаса я уже был у третьего подъезда Белого дома. Ни кого. Абсолютно пустынная площадка перед зданием. Постучал в дверь, мне недовольно открыл заспанный милиционер в чине сержанта и по привычке отдал ключи. И вот я уже на третьем этаже, в роскошном кабинете Владимира Лукина, председателя нашего комитета по международным отношениям, у многочисленных телефонов. Поднял трубку первой «Кремлевки» – связь работает, второй – работает, проверил городскую – и здесь все в порядке. Наконец, взял заветную трубку прямой связи с заграницей (тогда это была большая редкость). Набрал телефон своего друга и коллеги – профессора Раттгерского университета под Нью-Йорком Джорджа Гинсбургса. Услышав его голос, сразу задал вопрос о перевороте в Москве. Ответ был каким-то неясным. Гинсбургс сказал, что у них об этом много говорят и пишут, но фактов практически нет…

Едва я успел положить трубку, в кабинете появился его хозяин – Владимир Лукин в сопровождении одного известного литературного критика-«демократа». Они сообщили мне, что по радио объявлено о создании ГКЧП. Вскоре в комнате собралась целая группа депутатов: Амбарцумов, Гуревич, Михайлов… Амбарцумов, до своего депутатства – сотрудник института Латинской Америки АН СССР, грустно сообщил, что сегодня у него день рождения и можно было бы отметить это событие в преддверии «длительного периода реакции и репрессий». Ответ Лукина последовал тут же: «Они не продержатся больше трех месяцев». Я возразил: «Это и трех дней не продлится», – а на вопросительные взгляды присутствующих просто показал на телефоны: «Вся связь работает, так перевороты не делаются». Затем все мы перешли в зал заседаний Верховного Совета РСФСР, где стали собираться первые лица российского парламента другие республиканские руководители – все, кроме Ельцина. Первым на стену прошел бледный как смерть, с трясущимися губами предсовмина Силаев, затем – не менее встревоженный Хасбулатов. Насколько я помню, их высказывания в адрес ГКЧП были достаточно мирными. Но тут появился Ельцин и повел себя совершенно иначе. «Преступники и узурпаторы» – самое мягкое, что прозвучало из его уст в отношении ГКЧП. Находившаяся в зале немногочисленная аудитория с удивлением внимала российскому президенту. Он же говорил четко и уверенно, будто опирался на точное знание обстановки и на поддерживающие его дивизии. Впрочем, впоследствии так оно и оказалось.

Конечно, мы тогда не знали, что спецназ КГБ так и не получил приказа о каких-либо действиях в отношении верхушки РСФСР. Не ведали мы о том, что председатель КГБ СССР Крючков вел телефонные переговоры с Ельциным, практически упрашивая того поддержать ГКЧП. И уж, конечно, мы не догадывались, что руководство США получало всю информацию о разворачивающихся в Москве событиях прямиком из Кремля.

Владимир Винников (в августе 1991 года – студент Литературного института им. А. М. Горького).

Незадолго до описываемых событий я вернулся из Германии, где жил и работал с ноября 1990-го по май 1991-го года и куда планировал отправиться снова. Чтобы согласовать детали поездки, я должен был очень рано утром 19 августа позвонить своему немецкому знакомому с центрального телеграфа на улице Горького. Накануне оставил включенным на полную громкость радио, дабы встать в шесть часов с первыми аккордами гимна. Проснувшись от хорошо знакомых звуков, я был вмиг выведен из дремоты ошарашивающей новостью, которую официальным тоном чуть ли не с левитанскими интонациями сообщал диктор сразу после исполнения гимна: президент СССР Михаил Горбачёв по состоянию здоровья не может исполнять свои обязанности, которые переходят вице-президенту СССР Геннадию Янаеву, в отдельных местностях страны сроком на шесть месяцев выводится чрезвычайное положение, осуществлять которое будет созданный Госкомитет СССР по чрезвычайному положению (ГКЧП СССР). Далее персонально перечислялись члены ГКЧП. Но это было уже неинтересно. Главное – «горбатого» наконец-то сняли! А значит – наступил конец всей этой бессмысленной и беспощадно-разрушительной тягомотине под названием «перестройка»!