Сотрудник агентства «Континенталь» - Хэммет Дэшил - Страница 25

• Предыдущая
• 25/274
• Следующая

Так шли дни и так обстояли дела, когда пришло время возвращения Мэддена Декстера из Нью-Йорка.

Наше тамошнее отделение не спускало с него глаз и сообщило нам о его отъезде, так что я знал, каким поездом он прибудет. Я хотел задать ему несколько вопросов, прежде чем он увидится с сестрой. Он мог бы удовлетворить кое в чем мое любопытство, при условии, что я встречусь с ним раньше, чем сестра успеет ему посоветовать держать язык за зубами.

Если бы я знал Мэддена в лицо, то мог бы перехватить его в Окленде, при выходе из вагона, но я никогда его не видел, а брать с собой для опознания Чарльза Гантвоорта или еще кого-нибудь не хотел.

Поэтому с утра я поехал в Сакраменто и сел там в тот же поезд, которым путешествовал Декстер. Я положил в конверт свою визитную карточку и дал его станционному посыльному. А сам потом шел за ним через все вагоны и слушал, как он выкрикивает:

– Мистер Декстер! Мистер Декстер!

В последнем – на смотровой площадке – худощавый темноволосый мужчина в хорошего покроя твидовом костюме повернул голову и протянул руку к посыльному.

Я наблюдал за ним, пока он нервно разрывал конверт и читал мою визитную карточку. Подбородок его слегка дрожал, что говорило о слабости характера. Возраст мужчины я оценил в двадцать пять – тридцать лет. Волосы его были разделены пробором посередине и приглажены по бокам, глаза – большие, карие, слишком выразительные, нос – маленький, правильной формы, губы – очень красные, нежные, и аккуратные каштановые усики.

Когда он оторвал взгляд от моей визитки, я сел на свободное место напротив.

– Мистер Декстер?

– Да, – ответил он. – Вы, наверное, хотите со мной говорить в связи со смертью мистера Гантвоорта?

– Точно. Я хочу задать вам несколько вопросов, а поскольку я как раз был в Сакраменто, то подумал, что могу сделать это в поезде и, таким образом, не займу у вас много времени.

– Если я в состоянии помочь, – произнес он, – то пожалуйста. Но я уже рассказал детективам в Нью-Йорке все, что мне известно, и не очень-то им это помогло.

– Дело в том, что со времени вашего отъезда из Нью-Йорка ситуация несколько изменилась, – говоря это, я внимательно следил за его лицом. – То, что раньше мы считали несущественным, сейчас может оказаться крайне важным.

Я замолчал, а он облизал губы и избегал моего взгляда. Мне подумалось, что он, видимо, сильно нервничает. Я выждал несколько минут, сделав вид, что глубоко задумался. Я был уверен, что если хорошо разыграю свою партию, то выверну его наизнанку. Он производил впечатление человека, сделанного не из очень крепкого материала.

Мы сидели, наклонив головы друг к другу, чтобы остальные пассажиры в вагоне нас не услышали, и это было мне на руку. Любой детектив знает, что гораздо легче получить показания – или даже признание – от человека со слабым характером, если приблизить лицо к его лицу и говорить громко. Повышать голос я, естественно, не мог, но уже само сближение лиц давало мне преимущество.

– Кто из знакомых вашей сестры, – сказал я наконец, – кроме мистера Гантвоорта, особенно за ней ухаживал?

Он громко проглотил слюну, посмотрел в окно, потом быстро на меня и снова в окно.

– Честное слово, не знаю.

– О'кей. Попробуем иначе. Перечислите по порядку всех мужчин, которые интересовались ею и которыми интересовалась она.

Он продолжал смотреть в окно.

– Ну, кто первый? – нажимал я.

Он загнанно, с отчаянием, взглянул мне в глаза.

– Я понимаю, что это звучит глупо, но я, ее родной брат, не могу назвать ни одного человека, которым Креда интересовалась бы до знакомства с Гантвоортом. Она никогда, насколько мне известно, не питала никаких чувств ни к одному мужчине. Возможно, конечно, был кто-то, о ком я не знаю, но...

Действительно, это звучало глупо. Креда Декстер – хорошенький котенок, как ее назвал О'Гар , – по-моему, не выдержала бы долго, если бы хоть один мужик за ней не волочился. Сидящий передо мной щуплый красавчик, конечно же, врал. Другого объяснения не было.

Я взялся за него всерьез. Но когда под вечер мы подъезжали к Окленду, он все еще упирался в своем утверждении, что Гантвоорт являлся единственным поклонником его сестры, о котором ему было известно. А мне было известно, что я совершил ошибку, недооценив Мэддена Декстера, и плохо разыграл свои карты, пытаясь слишком быстро все из него вытянуть; слишком ясно дал ему понять, что меня интересует. Он оказался значительно более крепким, чем я думал. Или значительно более заинтересованным в сокрытии убийцы Гантвоорта, чем можно было предположить.

Но один положительный момент все же присутствовал – раз Декстер лгал – а насчет этого сомнений быть не могло – значит, соперник Гантвоорта действительно существовал и несостоявшийся родственник подозревал или знал наверняка, что соперник этот и прикончил старика.

Сходя с поезда в Окленде, я понимал, что потерпел поражение и что уже не вытяну из него ничего интересного – во всяком случае, не сегодня. Но, тем не менее, я держался рядом с ним и не оставил его, когда он сел на паром, идущий в Сан-Франциско, хотя Декстер и не скрывал, что мое общество ему уже надоело. Всегда есть шанс, что произойдет нечто непредвиденное, а посему я продолжал изводить его вопросами и тогда, когда паром отчалил от берега.

Вскоре к нам подошел мужчина – здоровенный крепкий парень в легком плаще и с черной сумкой.

– Привет, Мэдден, – поздоровался он с моим спутником, приближаясь к нему с вытянутой рукой. – А я только приехал и как раз пытался припомнить номер твоего телефона, – сказал он, поставив сумку и дружески пожав ему ладонь.

Мэдден Декстер обернулся ко мне.

– Это мистер Смит, – представил он парня и, произнеся мою фамилию, добавил: – Работник Континентального сыскного агентства в Сан-Франциско.

Это пояснение – несомненно, с целью предостеречь Смита – привело к тому, что я напрягся и стал более бдительным. Паром, однако, был забит людьми – нас окружало человек сто. Я расслабился, мило улыбнулся и обменялся со Смитом рукопожатием. Кем бы ни был этот человек и какова бы ни была его связь с убийством – а если не было никакой, то зачем Декстер так срочно и неуклюже его предупредил – он не мог мне здесь ничего сделать. Люди вокруг давали мне преимущество перед ним.

Это была моя вторая ошибка в тот день.

Левая рука Смита полезла в карман плаща, вернее, в глубь такого вертикального разреза, который встречается в некоторых плащах; через него можно добраться до внутренних карманов, не расстегивая пуговицы. Его ладонь исчезла в этом разрезе и раздвинула плащ настолько, чтобы я увидел приподнятый ствол автоматического пистолета (который, кроме меня, никто заметить не мог), направленный мне в живот.

– Выйдем на палубу? – спросил Смит, но это был приказ.

Я колебался. Не хотелось мне покидать всех этих людей, которые стояли или сидели – слепцы – вокруг нас. Но Смит не производил впечатления осторожного человека. Похоже было, что он вполне способен пренебречь и сотней свидетелей.

Я повернулся и двинулся сквозь толпу. Правая рука Смита дружески лежала на моем плече, когда он шел за мной, левая сжимала скрытый под плащом и прижатый к моему позвоночнику пистолет.

На палубе было безлюдно. Над паромом и водой клубился тяжелый туман, влажный, словно дождь, – туман зимних ночей в заливе Сан-Франциско – который согнал вниз всех пассажиров. Он висел над нами, густой и непроницаемый. Из-за него я не мог видеть даже конца парома, хоть на нем и горели фонари.

Я остановился.

Смит толкнул меня в спину.

– Дальше, дальше, чтоб мы могли спокойно поговорить, – проворчал он мне в ухо.

Я прошел дальше, пока не очутился возле поручней ограждения.

Весь мой затылок вдруг обожгло огнем... маленькие пятнышки света искрились в темноте передо мной... начали расти... обрушились на меня.

Полусознание... Я понял, что машинально стараюсь удержаться на поверхности и выбраться из плаща. Затылок отчаянно пульсировал. Глаза жгло. Я чувствовал, какой я тяжелый и пропитанный влагой, словно опился несколькими галлонами воды.

• Предыдущая
• 25/274
• Следующая