Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович - Страница 97

• Предыдущая
• 97/115
• Следующая

— Живьем надо взять. На вельботе нельзя. Надо на байдаре. Видел, как она лупит у вас передом.

— Ну-у, пошли.

Лёк ел вяленую рыбину, держа ее в обеих руках.

— Лёк, — сказал Русаков, — это лю-ю-юди в море обманули Ло-о-ося. Их надо догнать и до-о-оставить в ревком.

— Попьем чайку и догоним. Никуда не денутся.

— У них собаки в вельботе и нарта, — рассматривая в бинокль, сказал учитель.

— Ножниц ни у кого нет? — тревожно спросил Хохлов.

— Зачем они тебе понадобились?

— Прическу чукотскую сделать. Вот как у Лёка.

Старик Лёк удивленно посмотрел на милиционера и, попивая чай, сказал:

— Если хочешь, я тебе прическу ножом сделаю.

— Давай, Лёк. Делай, только поскорей.

— Что ты выдумал? — спросил учитель.

— План есть, — ответил Хохлов.

Лёк наточил нож и быстро сбрил ему макушку, а концы волос зачесал на лоб. В такой прическе Хохлов вызвал смех даже у Тани. Впрочем, она этому очень обрадовалась: теперь ее супруг, безусловно, походил на настоящего человека.

Хохлов посмотрел на высокого Омрытагена и сказал:

— Дай-ка, друг, мне твою кухлянку.

Хохлов обрядился в нее и стал настоящим чукчей.

— Хо-о-о-орош план! — догадался Русаков.

А милиционер распоряжался:

— Ты, Дворкин, ляжешь на дно байдары. Как только мы подойдем к вельботу борт к борту, брошусь на американца, ты выскакивай — и на помощь мне. А ты, Русаков, получай мой наган — тоже выскочишь со дна байдары и Саблеру наставишь в лоб. Он плюгавенький и трус — сразу поднимет руки.

— Пра-а-авильный план! Поехали, Лёк! — весело сказал Русаков.

— Я тоже с вами поеду, — сказал Ваамчо.

— Тэвлянкау, ты оставайся здесь. И если услышишь выстрел, заводи мотор — и к нам, — распорядился Русаков.

— Поехали на охоту, — улыбаясь, проговорил Лёк.

Байдара, подняв нос, понеслась, по спокойному морю к кромке льда.

В, байдаре все молчали. Лёк сидел на корме у руля. Около ног его лежал Русаков, изредка регулируя мотор. Хохлов без шапки сидел вдоль борта, упираясь ногами в спину Дворкина. Ваамчо, Анчоу и Омрытаген сидели в центре байдары.

Когда вельбот беглецов был уже виден простым глазом, Лёк сказал:

— Они бросили грести. Остановился их вельбот. Один человек смотрит на нас в одноглазую трубу.

Байдара быстро шла на сближение с вельботом, Хохлов уже хорошо различал, где находится американец. Саблер и его жена сидели рядом, держа в руках весла, а Ник стоя смотрел в подзорную трубу. Наконец он сел на корму, убрали весла и Саблер с женой. По всему было видно, что они не беспокоились; Саблер даже замахал шапкой.

Лёк с ходу направил байдару вдоль борта вельбота, толкнул ногой Русакова в живот — условный знак, — и мотор заглох.

Хохлов ухватился за борт вельбота, и байдара остановилась. В один миг Хохлов набросился на Ника, вскочил и Дворкин.

— Ру-у-уки вверх! — крикнул Русаков, направляя наган на Саблеров.

Ник хрипел и силился вырваться, но Хохлов и Дворкин прочно придавили его к днищу вельбота. Ваамчо и Анчоу связывали руки Саблеру и его жене.

Хохлов, тяжело дыша, сел на зеленый сундук и злобно смотрел на Саблера:

— Вот, язви тебя в душу! Улизнуть хотел? Под монастырь чуть не подвел меня!

Саблер сидел со связанными руками и, казалось, был очень спокоен.

— В чем дело? — спросил он. — Я ведь и направляюсь в ревком. Что вы от меня хотите? Мистер Ник хотел завести меня по пути.

Мистер Ник лежал около кормы и рассматривал милиционера Хохлова, его необыкновенную для белых людей прическу. Ник молчал и наконец заносчиво проговорил:

— Вы не имеете права так обращаться со мной! Я гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Я нахожусь в экстерриториальных водах!

— Не разговаривать! — крикнул милиционер. — Ишь ты, воды. Рядом у берега.

Байдара тащила вельбот на буксире. Лёк сидел на корме ее. Ваамчо следил за мотором.

«Враждуют белолицые люди», — думал Лёк.

Русаков крикнул Лёку, чтобы он остановил байдару, и сказал Хохлову:

— Пе-е-ересади этого Саблера на байдару, чтобы не пе-е-ереговаривались.

Когда Саблера высаживали на байдару, Валентина Юрьевна тряслась от страха.

Вскоре они прибыли к палатке милиционера и, не задерживаясь, направились в ревком. Байдара Лёка шла впереди; на ней были Саблер, Русаков и милиционер, на вельботе Тэвлянкау — жена Саблера, а на буксире захваченный вельбот и в нем один мистер Ник. Флотилию замыкал вельбот Ваамчо с учителем Дворкиным.

Хохлов торжествовал:

«Вот гады! Все-таки попались мне!»

В ревкоме все было готово к встрече делегатов конференции. В просторном зале стояли в ряд самодельные длинные скамейки и на маленьком возвышении — стол президиума, накрытый кумачом. На стене портрет Ленина, красные полотнища, и, хотя не ожидалось делегатов, понимающих русскую грамоту, на них большими буквами были написаны лозунги: «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует дружба народов!».

Над ревкомом развевался новый большой флаг и шелестел, словно зазывая людей в этот большой дом.

На берегу в ряд, перевернутые вверх килем, лежали десять вельботов, на которых прибыли из разных стойбищ делегаты. Делегаты разместились в ярангах и делились новостями. Еще никогда не было здесь такого скопления людей со всего побережья.

Лось сидел у себя в кабинете и в последний раз просматривал свой доклад «Родовые советы и национальный вопрос». Удивительная история! Лось сам поймал себя на мысли, что он волнуется. Все казалось предельно ясным, и все же он думал, что в докладе чего-то не хватает. Огорчало его и то что ни один делегат из кочевий еще не прибыл, вероятно и не прибудет.

Он взял протоколы родовых советов и снова стал просматривать их. И вдруг то, на что он раньше не обратил особого внимания, сейчас ему показалось особенно важным: это был протокол Энмакайского родового совета о запрещении выбрасывать в стойбище дохлых собак.

Он позвал Осипова и сказал:

— Посмотри еще и ты свой доклад. Короче строй его. Все-таки длинноты у тебя там остались. В отношении нерпичьего промысла ты пока пропусти. Не это решает промысел. Морж — вот что. На этом и строй. И главное организация промысла. Проведи мысль такую, что от моржа зависит и пушной промысел. Понимаешь, больше мяса — больше приманок можно разбросать. Непременно остановись поподробней, что мы планируем завоз еще десяти вельботов. Моторных вельботов.

— Это, Никита Сергеевич, у меня хорошо разработано.

— Ну, добре. А Петр Петрович где?

— С учителями он.

— Может, его самого выпустить в прениях по медицинскому вопросу?

— Конечно.

— Нет, лучше я сам на этом остановлюсь. Да, ты, пожалуйста, хорошенько проинструктируй Ярака, чтобы он выступил в прениях и сказал, как обрабатывать шкурки песцов. Пусть расскажет. Это тоже очень важно. Надо внедрять культуру промысла.

Лось издавна считал всякий свой участок работы самым важным. Когда он работал еще машинистом, он думал, что весь мир держится только на железной дороге: не будь ее — и человечество пропадет. Во время гражданской войны бронепоезд, по его мнению, решал все. Без бронепоезда нельзя выиграть войну. И теперь работу ревкома он считал самой наиважнейшей в государстве.

Казалось, Лось даже помолодел. Он был чисто выбрит, прядь волнистых волос спадала на левую сторону крутого лба. На нем отлично сидел военный костюм, с которым он никак не хотел расставаться. Этот костюм он сам скроил и сшил. Широкий пояс охватывал его располневшее тело. Сапоги были так начищены, что блестели, как китовая кожа.

В окно Лось вдруг увидел подходившие вельботы.

— Едут еще делегаты! — обрадованно воскликнул он.

Вместе с Осиповым он пошел встретить прибывающих гостей. Галька шумела под ногами, и небольшой ветерок доносил стук моторов.

— Смотри, смотри, Осипов! — удивленно вскрикнул Лось. — Это ведь моторная байдара! Вот это здорово! Это, друг мой, целая проблема.

• Предыдущая
• 97/115
• Следующая