Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - Ярославцева Светлана И. - Страница 13

• Предыдущая
• 13/164
• Следующая

17-летняя Валентина Князева кормит домашнюю птицу. 1951 г. Фото из коллекции автора

Крестьянское хозяйство, ориентированное исключительно на садоводство, не могло быть прочным. Так, в Зюзинской волости 23,7% всех надельных домохозяев не имели возможности вести собственное хозяйство. Усадьбы и питомники, на которых разводили фрукты, ягоды и древесные растения, поглощали много труда и капитала. Сады, которых в Зюзинской волости было более всего (особенно в самом Зюзине), требовали больше затрат, чем огороды, так как, кроме расходов на окопку, поливку, удобрение и уборку, было необходимо затратить немалый капитал еще и на первоначальное заведение. Возникала сильная потребность населения в кредите, а потом и задолженность. Недостаток и плохая организация кредита ограничивали распространение садоводства и не давали ему прочно развиться. «Сады доходны, – говорили зюзинские крестьяне,– да завести их трудно, а когда еще доходов дождемся»[88].

В этот период стали активно возникать поддерживаемые земством ссудосберегательные кассы, в которые объединялись несколько товарищей – как правило, из крестьян, – с тем чтобы получать ссуды и кредиты, нужные для выкупа и развития хозяйства новым владельцам наделов. При Зюзинском волостном правлении тоже образовалось (1872 г.) небольшое Ясеневское товарищество, позже переименованное в Зюзинское. Председателем товарищества был крестьянин Михаил Алексеев Гусев, а членами – крестьяне Иван Иванов Драгунов, Николай Иванов Корнев и Андрей Платонов Павлов[89].

На 1 января 1908 г. Зюзинское ссудосберегательное товарищество было единственным выжившим из шести, созданных одновременно с ним. В нем числилось 68 членов, и паев оно имело на 5447 руб. Имущественная ответственность членов Зюзинского ссудосберегательного товарищества была неограниченной. Четверть всего актива состояла из сумм, внесенных в кредитные учреждения и в процентных бумагах, т. е. местные средства откачивались из деревни через Зюзинское товарищество и поступали в общий государственный оборот. Этим оно не исполнило существенной и самой важной задачи кооперативных учреждений – собирание средств для нужд населения своего района. Это объясняется уставом товарищества и крайне ничтожным числом членов, которые и не могли воспользоваться всеми имеющимися капиталами в товариществе, и поэтому товарищество должно было эти средства отдать Госбанку. Но затем товарищество изменило устав, что позволило увеличить количество членов и, стало быть, добиться уменьшения мертвых средств в активе товарищества и увеличения слоев населения, которому оно может принести пользу. Кстати, только Зюзинское товарищество оперировало целиком на средства, собранные на месте, без использования средств Госбанка[90]. Вероятно, именно эти изменения позволили небольшому устойчивому товариществу действовать до 1918 г.

Позже, в годы НЭПа, при поддержке кооперативного подотдела Ленинского волостного земельного отдела в марте 1922 г. в Зюзино вновь возникло Зюзинское сельскохозяйственное кредитное товарищество[91]. И хоть Зюзино уже не было центром волости, однако учредителями стали представители одиннадцати селений, входивших прежде в волость, – по одному, два, три человека. Зюзинских жителей вошло много больше – 53 человека. Вступительный взнос был 20 копеек в золотом исчислении, а полный пай равен трем золотым рублям по курсу Наркомфина. В район деятельности кредитного товарищества входила вся прежняя территория волости – 26 селений. Существовало товарищество до 1929 г. и с началом сплошной коллективизации, вероятно, распалось.

Сельцо Зюзино, которое прежде звалось Скрябино, Скорятино тож, разместилось на высокой гряде между двух оврагов. По одному текла речка Котел (позже Котелка, ныне Котловка), а по другому, Волконскому оврагу, – ее приток, ручеек, к которому плавно спускались пологие отроги широкого оврага. На левом берегу оврага и появилось это селение.

Немало легенд о Зюзине слышала я до того, когда начала изучать его историю. Одни – на уровне фольклора. О том, например, что жил в здешних лесах некий разбойник Зюзя, в честь которого и прозвали селение Зюзино. С этой легендой несложно было расправиться, опираясь на многовековые обычаи наименования селений по прозванию владельцев, а не прохожих молодцов. Может, и существовал какой-то разбойник, и прозвание у него могло быть Зюзя, но эта легенда явно более позднего происхождения, чем сам реальный владелец, думный дворянин Зюзин, о котором речь впереди.

Другие могли возникнуть из уст просвещенных краеведов, не сумевших выяснить происхождение отдельных исторических фактов из-за отсутствия, возможно, на момент публикации, необходимого документального источника. Так, в выпуске альманаха «Русская усадьба» (№ 4, 1998), посвященном 75-летию Общества изучения русской усадьбы, в опубликованном «Плане летних экскурсий на 1925 год, устраиваемых ОИРУ», владельцами зюзинского имения, от которого тогда сохранились два боковых флигеля господской усадьбы, выходящие прямо на дорогу, названы Лунины, хотя впоследствии эта фамилия нигде более не упоминается. Не нашла Луниных и я, как ни старалась. Сейчас могу об этом сказать уверенно, так как с точностью восстановила всю канву владельцев год за годом.

Но самой стойкой из подобных легенд, которой я и сама отдала дань в первых газетных публикациях, стала легенда о том, что при царе Алексее Михайловиче в дворцовом селе Зюзине, как и в Измайлове, «были здесь заложены два “государевых сада” с виноградником и бахчами, была и тутовая роща на три тысячи корней». А позже имение с пышно разросшимися «государевыми садами» правительница Софья отдала в награду боярину князю Борису Ивановичу Прозоровскому.

В действительности было несколько иначе. Сад в зюзинском имении был заложен на полвека раньше: еще во времена царя Михаила Федоровича боярин князь Алексей Юрьевич Сицкой, получивший Зюзино в 1618 г., держал для него садовника, у которого был двор садовничий и пашни[92]. Когда был заложен сад, неведомо (не исключено, что еще при Василии Григорьевиче Зюзине во времена Ивана Грозного), но место усадебного сада, судя по всему, не менялось с того века ни разу.

Дворцовым же Зюзино стало при царе Алексее Михайловиче, после того как он наказал боярыню Федосью Прокопьевну Морозову, упорствовавшую в старой вере. После смерти мужа в 1662 г. село Зюзино стало ее владением, так как ее сыну Ивану Глебовичу было всего 12 лет. В 1666 г. после конфискации ее владений оно в числе других было отписано в Дворцовое ведомство. В отписной книге за этот год было отмечено, что в имении уже был большой сад, занимавший площадь до 2 десятин, стояли мыльня белая с сенцами и две избушки[93]. Перечень выращиваемых растений не был назван, но ясно, что закладка сада произошла до того, как Зюзино стало дворцовым владением при Алексее Михайловиче.

Что же в нем росло? Это удалось узнать, когда я обнаружила отписную книгу, передающую Зюзино новому владельцу. И не Борису Ивановичу Прозоровскому, а Василию Федоровичу Одоевскому, о котором не упоминали в этом качестве историки ни в советские времена, ни в дореволюционные. Впрочем, об Одоевском – в отдельной главе. Сейчас – о саде, который через 18 лет, когда село Зюзино из Дворцового ведомства было пожаловано боярину князю В.Ф. Одоевскому, упомянут в отписной книге как «государев... сад, а в саду яблони, груши, сливы, вишни, а под тем садом земли полторы десятины...»[94].

• Предыдущая
• 13/164
• Следующая