За Дунаем - Цаголов Василий Македонович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/91
• Следующая

—      Кто же охраняет деревню от гайдуков?

—      После апреля гайдуки спят в своих норах.

—      Кто знает... Ну, тогда мы пойдем к твоему хозяину...

—      Ваша воля, господин Денкоглу...

—      А может, ты спросонья не разобрался, где твой господин? — спросил Христо.

—      Когда он дома, то работники не спят.

—      Ну, ладно, иди и помолись аллаху, чтобы твой господин задержался в дюгене.— Христо не стал больше задерживаться и кивнул гайдукам.

Они понимали, что им нельзя возвращаться к товарищам без предателя, если даже для этого придется всем умереть.

У дюгена остановились. Оттуда доносился гул голосов, похожий на встревоженный улей. Христо жестом показал гайдукам, где стать, а сам подошел к двери и заглянул внутрь.

В дымной харчевне находилось человек тридцать. Они сидели за низкими столиками и отчаянно спорили, размахивая руками. Его взгляд задержался на старике. Он уперся грудью в край стола и, приложив руку к уху, подался вперед. Но, видно, недослышивал, потому что привстал и, вытянув худую шею, почти лег на стол.

Он, очевидно, был из тех болгар, которые всю долгую жизнь боролись против турок. Но избавление не приходило, хотя за него платили самой дорогой ценой — жизнью. Ох, как жаждали старики услышать о новом восстании и тогда бы спокойно умереть!

Христо встал, машинально отряхнул пыль е колен и передал товарищам свое оружие. Затем толкнул дверь ногой, обутой в царвули, и, выставив вперед правое плечо, вошел в харчевню. Все обратили внимание на него, но гул стих не сразу. Христо задержался у входа, чтобы дать людям возможность рассмотреть себя. Когда все притихли, не спеша двинулся к стойке. Его сопровождали настороженные взгляды. Но это длилось недолго: люди заспорили, теперь уже с новой силой. Повернувшись спиной к хозяину дюгена, Христо поздоровался с ним:

—      Здравей!

Христо оглядел харчевню. Он искал предателя, чьи приметы хорошо знал. Тот сидел в углу в новой одежде, обшитой яркой тесьмой. Предатель разговаривал с соседом, одетым по-европейски. Христо прошел к столику, за которым сидел старик, почтительно поздоровавшись с ним, присел. Сразу же к Христо подошел хозяин дюгена. Христо заказал подогретую водку, а потом спросил старика:

—      Чего ты, дедушка, так задумался? Твоя шхуна, может, утонула?

—      Нет,— старик поднял голову.— О жизни думаю... Большое богатство у меня дома, даже трудно пересчитать его...

Христо принесли водку, и он отпил глоток.

—      Бараны?

—      Нет, блохи...

Засмеялся Христо, отодвинул на середину стола стопку.

—      Сдаюсь, дедушка, хорошо ты проучил меня... За хорошую науку не выпьешь ли одну стопку за мой счет?

—      Что ж, разве только дурак отказывается от дарового угощения. А твоя милость кто?

—      Не все ли равно, кто я, дедушка? Ну, скажем, Христо из Габрово. Я портной... А почему эти добрые люди раскудахтались, словно курицы, вспугнутые кошкой?

—      Обсуждают мировую политику. Разве ты не знаешь, что болгарин любит решать мировые дела. Свои только никак не уладит...

—      Слушай, дедушка, получилось нехорошо: я забыл предложить выпить остальным...

—      Не знаю, господин, это твоя воля. Если у тебя столько денег, сколько у меня дома блох...

Христо подозвал трактирщика:

—      Угости всех по стопочке.— Воевода вынул из кармана деньги и небрежно бросил их на стол. Трактирщик раскланялся и поспешил к стойке. Все обратили внимание на Христо. Даже те двое, что в углу, замолчали. Предатель кивнул ему и улыбнулся.

—      Ваша милость угощает нас, а мы не знаем, кто вы? — спросил он.— Ну, хоть тост скажите...

Христо поднялся.

—      Я слушал, как вы горячо спорите, и, откровенно говоря, удивился. Вы говорите о французах и немцах. Но есть одна страна, о которой нужно помнить всегда, даже на том свете. Я пью,— Христо обвел взглядом харчевню и неожиданно крикнул: — пью за свободную Болгарию!

Все посмотрели в угол на предателя и его дружков.

—      Что? — поднялся предатель, лицо его побагровело.— Люди еще не пришли в себя от одного бунта, а ты, негодяй, хочешь, чтобы опять люди страдали?

Христо подошел к стойке и пристально посмотрел трактирщику в глаза. Тот даже не моргнул. Улыбнувшись, Христо повернулся к присутствующим и воскликнул:

—      За свободу! Кому из вас, болгары, не дорога родина?

Все вскочили в едином порыве и, не проронив ни слова, выпили. И только один остался сидеть за столом: предатель. Люди не садились, ждали, пока выпьет гость. А он, заложив за спину свободную руку, шагнул к предателю.

—      Почему обижаешь братьев? Выпей...

Предатель повернул к Христо лицо:

—      Много вас ходит, героев... Хватит с нас крови! — нервно крикнул он и попытался встать.

Рука Христо с вином сделала быстрое движение, и предатель схватился за лицо.

—      Ай, ай! — завопил он.

—      Братья, спасибо за Болгарию... Я вижу, вы любите ее. Каждый из нас отдаст за нее жизнь. Она же нам так дорога! Возьми, друг,— Христо бросил хозяину монету.

Люди ждали, что он скажет еще, но Христо взял за шиворот предателя и поволок к выходу.

—      Если вздумаешь вспугнуть ночную тишину, то...— Христо не договорил.— Иди, собака!

Предатель упал и стал биться головой об пол, скулил по-собачьи.

—      Братья,— обратился Христо к собравшимся,— гайдуки приговорили его к смерти!

Все закричали:

—      Правильно! Давно его следовало проучить!

—      На нем кровь болгар!

—      Кто ты?

—      Болгарин,— Христо засмеялся и, подняв предателя на руки, понес к выходу...

33

Фарда вязала сыну носки. Невестка тоже была занята работой: штопала бешмет.

—      Съешь халтамата1, ты же голодна с утра,— сказала свекровь, не прерывая работы.

— Сыта я,— Ханифа посмотрела на старуху,— о себе подумай, я сильная, со мной ничего не случится.

Ее муж сидел по ту сторону порога и все слышал. Ему стало невыносимо тяжело. Знаур стыдился матери и жены за свою беспомощность, но не знал, как выбиться из нужды. От досады он закусил губу.

—      Не о тебе думаю, Ханифа, о внуке забочусь, а мы с тобой не умрем. Его сбереги, поняла? А тебя бог не оставит без внимания,— проговорила свекровь.

Не слышал Знаур, что ответила жена: он заткнул уши и ушел в конюшню. В бессильном отчаянии уткнулся он в горячий бок коня. Здоровый, сильный, а двух женщин прокормить не может. Вот теперь родится сын, потом, наверное, Ханифа подарит ему еще не одного мальчика. Но чем их кормить? И Бабу ничего не пишет. Нет, он должен что-то придумать.

Перебрав все, чем бы мог заняться, Знаур вдруг вспомнил, как Кудаберд недавно хвалился братом, которого отправил на нефтепромыслы в Грозный, и даже показывал присланные им серебряные рубли. «Все же

придется уйти из дома,— воспрянул духом Знаур и почувствовал прилив сил.— Эх, напрасно я не послушался Бекмурзы. Теперь бы у меня были деньги. Уеду... Не оставит же Бекмурза в беде мою семью, пока я заработаю деньги. А вернусь — так отблагодарю. Сейчас же уйду! Чего мне еще ждать? Коня оставлю дома, а сам доберусь и пешком. А если и Бекмурза захочет поехать? Нет, не захочет». Тут его и застала мать:

—      Где ты, лаппу?

—      Здесь я, здесь, гыцци,— Знаур не сразу вышел из конюшни.— Сегодня ночью я уйду. Хватит так жить! Что скажет Бабу? Он на войне, а я не могу выбиться из нужды.

Не ускользнуло от сына, как дернулась в сторону мать, будто ее толкнули в спину.

—      В Грозный хочу податься... Кудаберд рассказывал о своем брате. У меня тоже есть руки и ноги.

Ни слова не проронила мать, только поджала губы.

—      Он им присылает деньги, и хромой разбогател... Обо мне не думай, не пропаду среди людей. Пойдем, собери в дорогу хордзен. Да что там... Давно надо было так сделать, а я сижу и жду чего-то!

—      Нет,— глухо проговорила мать, стиснув руки на груди.— Ты хочешь, чтобы потух очаг в доме твоего отца? Он не простит тебе этого, слышишь?

• Предыдущая
• 46/91
• Следующая