Операция «Цитадель» - Сушинский Богдан Иванович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/107
• Следующая

– Вполне приемлемо, – сдержанно подтвердила унтерштурмфюрер, обращая внимания на то, что в комнате просматриваются еще двое дверей. И ей это не понравилось. Но только это.

Что же касается общего убранства зала, то в своей жизни она знала лишь скромную городскую квартиру в предместье, самым большим украшением которой оставался старый, источенный жучком сервант; да еще казарму. Поэтому любая роскошь в какой-то степени угнетала ее.

Фройнштаг была солдатом и гордилась этим, не стремясь ни к какому иному способу жизни, кроме бивуачного. Она никогда не страдала от неустроенности лагерно-казарменного быта, как страдали другие эсэсовки.

Обшитые темно-синей тканью стены комнаты показались Фройнштаг слишком мрачноватыми. Кожаные кресла и диван – слишком массивными, а огонь в камине слишком слабым. Лилия основательно продрогла, и ей хотелось не аристократического уюта гостиной, а собачьего тепла конуры – коль уж баронесса решилась назвать это прибежище прекрасной конуркой.

Зато вино оказалось изумительным. Красное вино, налитое в красные бокалы, освещаемые пламенем камина… Стоит ли ворчать по поводу погоды и войны, видя на столе перед собой две бутылки такого вина и целую гору жареного мяса?

Фройнштаг никогда не отрицала, что война – дело сугубо мужское. Но коль уж она решила прожить свою жизнь по-солдатски, то и мыслить, воспринимать мир приучала себя тоже по-мужски – этот грубый мужской мир, со всеми его непритязательными телесными усладами.

– Насколько мне известно, вам очень хотелось видеть меня, баронесса фон Шемберг.

Юлиша с удивлением взглянула на гостью и тоже взялась за бокал. Она прекрасно помнила, что встреча состоялась по дипломатическому настоянию самой фрау Вольф. И не сомневалась, что движима была германка вовсе не женским любопытством и не желанием сблизиться с «полуофициальной» – как ее уже почти в открытую называли в некоторых будапештских кругах, – любовницей Салаши.

За интересом фрау Вольф четко прослеживался интерес разведотдела СД. У Юлиши были достаточно серьезные консультанты, сумевшие объяснить кое-какие нюансы до того, как фрау Вольф назвала дату встречи.

– Было бы странно, если бы я не воспользовалась возможностью увидеться с вами, – не стала разочаровывать ее баронесса.

Пышные, слегка вьющиеся волосы окаймляли лицо Юлиши и спадали на плечи, словно траурная накидка; толстоватые, как показалось Лилии, но тем не менее нежно очерченные губы, почти не смыкались, постоянно демонстрируя два ряда ровных серебристо-белых зубов. Ну а высокая грудь, туго налитая талия и беспардонно широкие бедра способны были опьянить сознание любого мужчины. Правда, не более чем на вечер, как хотелось надеяться Фройнштаг.

– Будем считать это деловой встречей двух леди?

– Считайте, что наносите мне визит вежливости, – подсказала Шемберг.

– Вечер двух знающих себе цену женщин, не отягощенный присутствием мужчин. И будем считать эти слова тостом.

Они сделали по несколько глотков и, не ставя бокалы на стол, умиленно посмотрели в глаза друг дружке.

В общем-то австро-венгерская аристократка представлялась Фройнштаг кукольно-некрасивой и напыщенно-глупой. Тем не менее, Лилия благодарила Бога, что у Скорцени хватило ума направить на переговоры ее, а не ринуться в это дипломатическое сражение самому. В его полном сердечном поражении на этом фронте Фройнштаг ни на минутку не сомневалась.

– Признаться, в Берлине у меня до сих пор так и не появилось сколько-нибудь влиятельных – при нынешнем режиме – покровителей или просто знакомых, – жеманно сощурилась баронесса.

– Очевидно, вы слишком преувеличиваете мое влияние в берлинских кругах, – заметила «фрау Вольф».

– Наоборот, побаиваюсь недооценивать их.

Как бы унтерштурмфюрер ни относилась к этой «комнатной кошечке», забывать о деле, ради которого прибыла сюда, не стоило. Вопрос заключался в том, как к нему подступиться.

– Конечно, я могла бы оказать вам кое-какую услугу, если бы речь шла, скажем, о постройке виллы. Ну, где-нибудь на Балатоне или на берегу Дуная. Мои связи в архитектурном мире…

– У нас и своих архитекторов хватает, – грубовато прервала ее Юлиша. – Даже после того, как одна часть их, в еврействе сущих, была загнана в концлагеря, а другая бежала за пределы Венгрии. Мы действительно решили строить, но не виллу, а Венгрию. И не сомневаюсь, что уж в этом-то вы способны помочь нам.

– И как же вы представляете себе помощь германских архитекторов при строительстве новой Венгрии? В чем она должна заключаться?

– А причем здесь архитекторы? – резковато поинтересовалась баронесса.

– К кому же вы тогда обращаетесь за помощью, если не ко мне, архитектору?

– Возможно, вы действительно имеете какое-то отношение к архитектуре, в чем я тоже очень сомневаюсь, но обращаемся-то мы не к вам, фрау Вольф, а к прибывшему вместе с вами начальнику отдела диверсий Главного управления имперской безопасности Германии, штурмбаннфюреру Отто Скорцени.

Фройнштаг залпом допила свое вино и, закусив бутербродом с говядиной, вновь уставилась на баронессу.

– Не спорю, произнеся здесь, всуе, имя Скорцени, вы значительно упростили ритуал нашего знакомства.

– Если штурмбаннфюреру Скорцени, вашему «венцу», нравятся маскарады с переодеванием и переименованием, – то это личное дело. Но, согласитесь, когда человек с такими шрамами и такой известностью, как у штурмбаннфюрера Скорцени, пытается выдавать себя за доктора архитектуры, это выглядит наивно.

Пламя камина разгоралось с той же медлительностью, с какой где-то в груди у Фройнштаг разгорался хмельной пожар. Вино, выпитое после второго тоста, показалось еще прелестнее, нежели после первого, а мясо с острой приправой – настолько вкусным, что Лилия готова была забыть о каких-либо разумных пределах своего солдатского обжорства.

– Вы сказали: «Мы обращаемся». Я должна воспринимать это так, что под «мы» подразумевается Ференц Салаши?

– «Мы» – это партия «Скрещенные стрелы», объединяющая, кроме всего прочего, почти всех австро-венгров этой страны, которые еще сохранили свое имперское самосознание. Австрийцев, австро-венгров и национал-социалистически настроенных угров.

– Но вы опять не упомянули Салаши, баронесса.

– Это в любом случае подразумевается.

– Мне бы все же хотелось, чтобы впредь, при выяснении наиболее важных деталей и позиций, имя Салаши не «подразумевалось», – пошла в яростное наступление «фрау Вольф», – а называлось. Если мне не изменяет память, именно господин Салаши возглавляет сейчас вашу партию?

– Несомненно, – пялилась на немку баронесса Елена фон Шемберг.

– Следовательно, он является вождем партии и мечтает стать вождем возрожденной Венгрии.

– В этом можете не сомневаться.

– Вот и давайте исходить из того, что есть Салаши-вождь и есть его партия. Говорить о партии и не говорить о вожде – у нас так не принято.

Фройнштаг не раз была свидетельницей того, как подобные «полудопросные» беседы ведет сам Скорцени. Сейчас она явно подражала первому диверсанту рейха и нисколечко не стеснялась этого: кто только не подражает ему теперь из куда более опытных и известных!

– Если я скажу, что встретилась с вами по просьбе вождя партии господина Салаши – этого будет достаточно?

– Достаточно будет тогда, когда вы станете говорить только от его имени. А не от имени кого бы то ни было другого, – упорно дожимала ее Фройнштаг.

– Так и будет.

– И еще одно. У меня сложилось впечатление, что у Салаши – своя партия и своя цель, а у вас – своя. Насколько я поняла, вы – сторонница возрождения Австро-Венгерской империи.

– Странно, что вы обратили на это внимание, – спокойно молвила баронесса.

– Салаши разве на эти ваши взгляды внимания не обращает?

– Всего лишь как на прихоть представительницы древнего австро-венгерского рода Шембергов.

– Который вместе с империей стремится возродить и династию Габсбургов, с коей ваш род давно породнен.

• Предыдущая
• 54/107
• Следующая