Том 1. Здравствуй, путь! - Кожевников Алексей Венедиктович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/114
• Следующая

— Мое дело — работать на исправных машинах, ну производить мелкий ремонт, а не выдумывать новые. Так и телеграфируй: «Бригадир отказывается, пусть едет Веберг».

— Именно так и протелеграфирую. А пока он едет, что будем делать мы? Ждать? Играть в карты? Глушить водку? — Елкин сознательно подбирал такое, чего бригадир не мог терпеть.

Наконец, выведенный из себя, Гусев спросил:

— Что есть на участке из горючего?

— Саксаул, керосин, строительный лес, — начал перечислять Елкин.

— Довольно, — остановил его бригадир. — Вот и будем экскаваторы обманывать саксаулом, а компрессоры — керосином.

— Как хочешь, чем хочешь — лишь бы двигались.

Бригадир протянул Елкину корявую твердую руку и сказал:

— За экскаваторы ручаюсь, они почти всеядные, а компрессоры поразборчивей.

Инженер крепко обхватил руку бригадира, словно утопающий руку-спасательницу:

— Желаю удачи от всего сердца и еще сверх того!

Елкин знал, что выпутываться надо своими силами, Веберг не поможет, да в его обязанности и не входит заменять нефть саксаулом и бензин керосином, но все-таки ради бригадира послал телеграмму:

Затем отправил распоряжение завхозу: «Совершенно всем без исключения, кроме кипятильника и кухни, прекратить выдачу саксаула. За выполнение данного распоряжения отвечаете персонально».

Завхоз, получив бумажку, примчался к Елкину.

— Когда вступает в силу? — Он тряхнул приказом.

— Сейчас, сию минуту.

— Люди берут на ночь и на утро. Они растащат самовольно, разворуют.

— Если ты не можешь охранять, пиши заявление об уходе. Я сам встану на часы. Так и отрапортую: завхоз отказался, — погрозил Елкин.

Охранять саксаул поставили человека с ружьем. Строителям объявили, что временно, до прихода застрявших машин, выдача топлива прекращается.

Они загалдели, двинулись в рабочком и потребовали вмешательства в дела и выдумки администрации.

Козинов явился к Елкину.

— Я имею сведения, рвачи и хамлецы ведут агитацию. Этот запрет нам дорого обойдется.

Елкин почти нежно взял Козинова за рукав, усадил и начал втолковывать:

— Саксаул пойдет на экскаваторы. Мы должны беречь его, иначе — остановка, срыв плана. Пригоните мне застрявшие машины, и я отдам саксаул. Теперь лето, на частные нужды собирали колючку, и будут собирать. А если такой случай будет зимой?

Козинов сдернул и начал с ворчаньем мять свою фуражку:

— Рвачи и хамлецы получат козырь.

Потом он решительно наладился в юрту к Фомину, от него тотчас же к толпе, галдевшей около охраняемого саксаула, взмахнул тряпкообразной фуражкой и крикнул:

— Товарищи!

— Долой! Довольно! — зашумели в разных углах толпы. — Заткнись, главноуговаривающий!

Козинов взобрался на груду саксаула, взял корявый сук и поднял его, как знамя. Толпа утихла, заинтересованная, что он будет делать дальше.

— Наше строительство теперь целиком зависит от этой штуки. Спалим ее на кострах, дорога не будет готова к сроку. Отдадим экскаваторам…

— За администрацию, знаем, одна шайка-лейка, сам в начальство пробираешься!

— Нет, не за администрацию, а за строительство, за выполнение в срок порученной всем нам работы, за интересы государства и всего рабочего класса.

Он терпеливо возражал на все недовольные выкрики, доказывал их вредную, где рваческую, где прямо контрреволюционную сущность, призывал, требовал и, наконец, склонил большинство рабочих к мысли, что саксаул должен пойти в машины.

Бригадир лежал под компрессором и то ругал Веберга, то кряхтел и охал, то мурлыкал песенку, бывшую широко известной в голодные годы военного коммунизма:

Из-под компрессора торчали ноги бригадира, раскинутые циркулем, и елозили, — было похоже, что у человека сползли штаны и он лежа думает натянуть их.

Поодаль сидел слесарь, курил, верно, сотую цигарку и ворчал на бригадира:

— Ты скоро дашь мне дело? Зачем вызвал, сидеть? У меня задница онемела. — Он досиживал третий час.

— «Онемела»! — огрызался бригадир. — Мало пороли… Каково мне, когда из керосина нужно сделать бензин, это все равно что из воды — водку. Сходи узнай, как работают экскаваторы.

Слесарь сложил трубой ладони и гаркнул в глубину выемки:

— Ну как, жрут?

— Только подавай, — ответили голоса машинистов. — Вы там с компрессорами пошевеливайтесь, мы вам скоро наступим на пятки.

Экскаваторы вторую смену работали на саксауле и пожирали его с неменьшим азартом, чем нефть. Компрессоры оказались требовательней — бригадир упрямо давал им керосин, они же не менее упрямо не хотели работать на нем.

Приехал Елкин.

— Как дела? Не сдаются? — Он быстро вертел на левой руке свою шляпу и сыпал вопросы: — Бурильщикам нечего делать? Может, плюнуть? Не лучше ли послать за бензином лошадей? У тебя есть какой-нибудь план или ты вслепую?

Бригадир выполз из-под машины и кинул слесарю отвинченные бензинопроводящие трубки.

— Керосин обратить в легковоспламеняющийся, сделать из него почти что бензин. Для этого надо хорошенько подогреть.

— Правильно! — выкрикнул Елкин.

— Мы перегнем, удлиним бензинопроводящие трубки и поставим грелки. Работу может выполнить любой жестянщик, и будет на большой палец. — Гусев сжал кулак особым способом, когда большой палец торчит вверх гвоздем, и тряхнул им.

— Изумительно! Истина всегда в простоте. Ты — молодец! Ну-ну! — Елкин повернул коня.

Но бригадир взялся за повод, удержал и проговорил:

— Веберга бы сюда. Я б его прямо в шевиотовом костюмчике сунул под компрессор. Пущу компрессоры — три дня мне отдыху. Лягу на топчан и всех буду гнать за дверь.

Инженер тут же пообещал любой отдых.

День начался ревом автомобильной сирены — шофер Сливкин спозарань выехал в пески Муюн-Кум. Сирена всполошила весь городок. Люди вообразили, что пришла застрявшая колонна с горючим, и хлынули за саксаулом. Оказавшийся около склада завхоз объяснил, что никаких машин не пришло. Его обступили, закричали:

— Нет, ты скажи, когда твои шоферишки приедут? Когда все это кончится?!

— Если бы я, товарищ, возил сам, на своем хребте…

Завхоза перебили:

— В этом и горе, что твоему хребту не больно.

Подвели караван свободных верблюдов, оттолкнули толпу от склада и начали грузить саксаул. Верблюды неохотно становились на коленки, чтобы принять груз. Казахи погонщики, дергая их за поводья, то уговаривали, то, коверкая слова, ругали русской бранью.

Завхоз топал ногами и хрипел:

— Ну и скотинка! За каким дьяволом только уродились? Я бы, я бы, будь в моей воле, перерезал всех окаянных животюг. — Он был в состоянии полной развинченности: экскаваторы требовали дрова, Елкин нажимал на него, верблюды не желали считаться ни с чем, и тут же ухали повара, истопники, домохозяйки:

— Куда повезли? Вредительство! Сплавите, зимой чем будем топиться? — Они предугадывали, что зима будет бездровной.

Городок надрывался криком, гамом, точно спешно уносил свои животы от наступающего врага.

Козинов из своей юрты, где просматривал списки и дела шоферов, чутко вслушивался в гам на площади, пытаясь разгадать, куда идет недовольство, кверху или на убыль. Он давно знал, что некоторые рабочие готовы предъявить непосильные для участка требования, ждут только подходящего случая, и боялся, что шум из-за дров может разрастись в угрозу строительству. Шум усиливался, от склада вдруг покатился через площадь к строящимся баракам. «Началось», — подумал Козинов и, выскочив из юрты, пустился за толпой. Две работницы с охапками щепы стояли в кругу плотничьей артели. Плотник Бурдин, размахивая топором, кричал подбегающим людям:

• Предыдущая
• 44/114
• Следующая