Мы с королевой - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 48

• Предыдущая
• 48/51
• Следующая

Королева раскрыла газету на странице три.

Аккуратно свернув газету, королева положила ее назад на прилавок.

— Именно таким я его себе и представляла, — заметила она, глядя на нечеткую фотографию на первой полосе.

— А вы его знаете? — спросил мистер Пейтел.

— Знала, что есть такой, — ответила королева, никак не решаясь сделать окончательный выбор между шоколадным батончиком «Фрайз» с мятной начинкой и коробочкой горошка «Смартиз».

46. Бедняк у ворот[54]

Королева сидела в комнате отдыха клиники «Угрюмые башни». Рядом, в белом больничном халате, примостился Филип. На спине у него крупными зелеными буквами было выведено «СОБСТВЕННОСТЬ ГЗО»[55]. Разговор не клеился. Королева принялась читать «Олди»[56], а Филип — смотреть плохо настроенный телевизор, укрепленный на стене высоко над головой. Другие больные, сидевшие в комнате отдыха, вполне дружелюбно болтали с родственниками. Оторвавшись от статьи Джермейн Грир о том, как ухаживать за садом, расположенным возле ветреного перекрестка, королева оглядела комнату. А ведь не сразу отличишь больных от посетителей, мелькнула у нее мысль. Вот бы Филипа одеть не в пижаму, а в нормальный костюм!.. О чем он там бормочет? Она наклонилась к нему поближе.

— Ишь косоглазый, — бурчал Филип, уставившись в экран.

Проследив за направлением его взгляда, королева увидела его величество императора Японии Акихито, махавшего с верхней ступеньки поданного к самолету трапа. Потом камера показала принцессу Саяко, встречавшую отца внизу, возле трапа. Рядом стоял Джек Баркер, его плешь поблескивала на солнце. Филип волновался все больше.

— Косоглазый! — завопил он.

— Тише, милый! — сказала королева, однако Филип вскочил и, ругаясь и размахивая кулаками, двинулся к телевизору.

— Только теперь она поняла, почему телевизор подвесили так высоко. Санитар отвел Филипа в палату, чтобы уложить в постель; королева пошла за ними. Из комнаты отдыха доносилась необычная музыка; королева сразу узнала: японский государственный гимн, а играет, скорее всего, оркестр Колдстримского гвардейского полка.

Когда королева шла из «Угрюмых башен» к автобусной остановке, ей повстречалась компания обтрепанных бедолаг, рассевшихся табором у дороги. Один из них, молодой человек в пальто до пят, подошел к королеве и спросил:

— Сударыня, можно нам вернуться обратно?

Она всего лишь посетительница, объяснила королева, а не сотрудница клиники.

— Мы хотим обратно, — детским голоском сказала пожилая женщина.

Мужчина с разбитой физиономией, показавшейся королеве знакомой, закричал:

— Выкинули нас — живите, говорят, в этом, елки-палки… в обществе. А нам оно не по нраву, ваше общество, и мы ему тоже, елки-палки, не по нраву. Джек Баркер должен нас принять обратно. Говорил, приму-де, приму, вот пущай и примает, пущай и примает.

Выразив ему свое полное согласие, королева поспешила на автобус.

Молочник Барри стучался в дом номер девять по переулку Ад до боли в суставах. Было еще очень рано, полшестого утра, но ему необходимо было передать письмо королеве в собственные руки, как того требовала Лобелия Тремейн.

Наверху затявкал Гаррис, и вскоре королева, нечесаная, с затуманенными сном глазами, отворила дверь. Барри стоял перед ней, зажав, словно королевскую державу, пинту полужирного молока. Оглянувшись на полицейский кордон, он прошептал:

— Вам письмо, ваше величество.

Королева взяла у Барри молоко, и он в тот же миг одним движением сунул ей в руку конверт.

— От миссис Тремейн, — негромко сказал Барри и, повернувшись, зашагал к калитке.

Вздохнув, королева прикрыла дверь. А она-то надеялась, что вся эта дурацкая суета, поднятая Тремейном, уже позади. Она пошла на кухню и поставила чайник. Ожидая, пока он вскипит, вскрыла конверт и вынула несколько листков. Начала она с послания, написанного от руки на сложенной пополам открытке с изображением барсука.

Ваше Величество!

Как Вы уже, наверное, знаете, вчера арестовали моего мужа Эрика. Для нашего Дела это тяжкий удар, и тем не менее я, будучи всего лишь слабой женщиной, намерена возложить на себя груз ответственности, который нес Эрик. Один доброжелатель из Австралии прислал нам копию заметки из «Сидней трампет», которая при сем прилагается…

Не дочитав записки Лобелии, королева взяла в руки глянцевитый листок с копией заметки.

Вчера вечером, за полчаса до поднятия занавеса, исчез Эд Уиндмаунт, главный администратор английской труппы, чей спектакль «Овцы!» идет в Королевском театре Сиднея с полным аншлагом. Управляющий отелем «Бридж вью» Клайв Трелфорд сказал: «Он ушел днем прямо в театр, в номере он явно не спал: постель была не смята». Мистер Крейг Блейн, директор труппы, сегодня заявил «Мы совершенно сбиты с толку. Эд обычно очень точен. Опасаемся, что произошло что-то скверное».

Последним видел члена бывшего английского королевского семейства театральный осветитель Боб Ганторп. Вот что сообщил нам главный электроспец труппы: «Я работал над сценой и, глянув вниз, заметил, что здоровенный амбал, ни дать ни взять гималайский медведь, уводит Эда за кулисы. Я слышал, как Эд крикнул „Помогите“, но пропустил это мимо ушей: Эд — малыш на редкость неуклюжий, даже для англичанина, вот я и подумал, что он налетел на декорацию».

Сиднейская полиция опубликовала примерный портрет похитителя: «Рост шесть футов шесть дюймов, крупного сложения, лицо загорелое, сломанный нос, от левого уха ко рту идет косой шрам, одет в маскировочную куртку, зеленые брюки, зеленый берет и тяжелые башмаки».

Даты на факсе не было. Сколько же времени прошло с тех пор, как Эд исчез? Она надеялась, что хотя бы его, самого впечатлительного из ее детей, судьба пощадила; а теперь, по милости этой чертовой Лобелии Тремейн, забот у нее прибавилось. Королева нагнулась и, вынув открытку Лобелии из пасти Гарриса, дочитала ее. БОМБА и прочий бред занимали большую часть письма, а в конце была приписка:

• Предыдущая
• 48/51
• Следующая