Выбери любимый жанр

Рискнуть и победить (Убить демократа) - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" - Страница 78

Изменить размер шрифта:

— Ну, тогда удачи тебе, парень.

— Спасибо, Иван Николаевич. Удача никому никогда не мешает. А завтра она мне будет ой как нужна!

* * *

Возле моего «пассата», стоявшего на улице перед парадным входом в УВД, прохаживался смотритель маяка Столяров в том же сером поношенном плаще и в той же приплюснутой кепке. На этот раз он не стал спрашивать у меня, который час и незаметно совать в карман записки. Он просто прошел рядом, повернувшись спиной к сильному холодному ветру, вдруг потянувшему с Балтики, и негромко сказал:

— Сегодня в двадцать. Там же. Не на «пассате». Отрубите хвосты.

И исчез. Был человек — и нет человека. Это притом, что на улицах и народу-то было — раз, два и обчелся.

Перед встречей со Столяровым я провел тщательную рекогносцировку местности. Я и прежде, на двух митингах Хомутова, приглядывался, что тут к чему, но так, на всякий случай — вдруг пригодится. А тут уж мной двигало не праздное любопытство.

Площадь Свободной России, бывшая имени Ленина, расстилалась как раз перед зданием бывшего обкома партии, а ныне губернаторской резиденции.

В скверике перед обкомом когда-то возвышалась бронзовая пятиметровая скульптура вождя всего прогрессивного человечества на обширном гранитном постаменте, цоколь которого украшали фигуры разных трудящихся — или уже освободившихся от цепей проклятого капитализма, или еще только готовящихся эти цепи разорвать и с презрением сбросить. В начале веселых 90-х бронзовую статую вождя с огромным трудом тремя кранами сдернули с пьедестала и увезли куда-то на переплавку.

Подступились с отбойными молотками и к постаменту. Но не тут-то было, бойки тупились в полминуты, а граниту хоть бы что. Привезли взрывников из соседней воинской части. Те долго ходили, считали, мерили, а потом заявили, что взорвать-то все можно, только от взрыва могут пойти трещины по стенам и даже по фундаменту бывшего обкома. Представители президентской администрации (губернаторов тогда еще не было) посовещались и решили, что здание все-таки жалко — добротное, еще послужит. А с постаментом все решилось само собой.

Поскольку фигуры изображенных трудящихся не несли в себе явного коммунистического заряда, то и решили: пусть себе будут. Верхнюю свободную площадку выровняли, обнесли перилами, сделали лесенку, поставили флагштоки, и стал постамент вполне нормальной трибуной. При нужде площадь радиофицировали, так что это место очень скоро стало традиционным для сборищ всей демократической общественности — в отличие от площади Победы, которую облюбовали для себя коммунисты.

Но сейчас я рассматривал трибуну и площадь отнюдь не с идеологических позиций.

Даже различия взглядов коммунистов и капиталистов на распределение прибавочной стоимости меня не волновали. Меня только одно волновало: откуда будут стрелять?

Обычно губернатор проходил из своей резиденции к трибуне по дорожке сквера, обсаженной елочками. Его сопровождали охранники и разные люди из его окружения, которые лезли к нему с разными вопросами — то ли вопросы действительно требовали решения, то ли, скорее всего, эти люди просто хотели засветиться перед начальством, помелькать у него на глазах. Иногда их было больше, иногда меньше.

Но всегда кто-то мелькал, забегая перед губернатором или пристраиваясь рядом. А это означало, что на дорожке, по пути от подъезда к трибуне, доставать Хомутова нельзя — может не получиться с первого раза. А второго не будет. В том-то и фокус всего дела был — в том, что стрелять можно было только один раз. Или в крайнем случае два раза подряд. И после этого очень быстро, мгновенно передавать ствол.

Лестница на трибуну. Нет, тут тоже нельзя. Кто-то может идти рядом, сбоку, директриса будет перекрыта.

Сама трибуна. Сооружение было довольно просторное, на нем могли поместиться человек десять. Но обычно было человек пять — семь: доверенные лица губернатора, этот говорливый представитель НДР по фамилии Павлов — пресс-секретарь и помощники Хомутова, представители других демократических блоков. Поскольку завтрашний митинг был последним аккордом в целой симфонии политических страстей, нельзя было исключать, что на трибуну набьется и побольше народу.

Не разгуляешься.

Я поднялся на черную мокрую трибуну. Откуда-то слева, с моря, тянуло прямо-таки арктически-ледяным ветром. Если завтра такая же погода — слушать губернатора будет некому. Демократы — народ изнеженный, они привыкли сидеть перед телевизорами и почитывать газетки за утренним кофе. Это избирателей Антонюка, кое-кто из которых застал еще войну, погодой не испугаешь.

Сначала я не обратил внимания, почему дует слева. И только потом до меня дошло.

Между левым торцом обкома и примыкавшими домами был довольно большой проран, в него-то и прорывалось дыхание столь любимой подполковником Егоровым Балтики.

Ладно, не отвлекаемся. Трибуна. С фронта, когда Хомутов будет стоять у микрофона и говорить, стрелять нельзя. Во-первых, здесь будет наибольшее скопление слушателей. А во-вторых, перед самой трибуной, именно спереди, будет работать съемочная группа местного телевидения: оператор, осветители, режиссер — тот же Эдуард Чемоданов скорее всего. Оптимальная дистанция для выстрела даже из такого инструмента, как «длинная девятка», — пятнадцать метров. Даже десять, пожалуй, — стрелять же придется не из зафиксированного положения, а навскидку. Значит, фронт отпадает, стрелять будут сбоку. С какого?

Идеальным решением для меня было напялить на Боцмана и Муху бронежилеты и поставить на трибуне рядом с Хомутовым. Но губернатор и на прежних митингах был категорически против присутствия на трибуне охранников — и прежних, и нынешних.

Про то, чтобы он надел бронежилет, и разговора заводить не стоило — бесполезно.

Он считал это унизительным. И вспоминал, как во время речи Ельцина после первого путча его прикрывали бронированными щитками. Ему и тогда это не понравилось. Он считал, что Президент России должен быть смелым человеком. И очень я сомневался, что мне за оставшееся до митинга время удастся убедить его, что «смелость» и «глупость» — это довольно разные вещи. А предупредить я его не мог. По многим разным причинам. В частности, и потому, что мне запретил это делать смотритель маяка Столяров в самом конце нашего разговора. Я не знал, чем он руководствовался, но я верил: он знает, что делает.

Значит, сбоку. Слева или справа?

И тут до меня начало кое-что доходить. Слева от трибуны, если стоять спиной к губернаторской резиденции, газон был свежий, почти не вытоптанный, справа земля убита до твердости асфальта. Я припомнил несколько удивившую меня особенность прежних митингов Хомутова. Народ толпился не непосредственно перед трибуной, а чуть правее от нее. И тому, кто выступал, приходилось даже обращаться не прямо перед собой, а чуть вбок. Тогда я не понял, в чем дело, просто зафиксировал это в мозгу как некую данность. Но теперь это меня вдруг серьезно заинтересовало.

— Эй, парень, готовишься к выступлению? — окликнул меня снизу какой-то малый в милицейской шинели.

— Вроде того, — ответил я. — Осваиваюсь. И оттачиваю основные тезисы.

— Ты все ж таки слезай и чеши домой, — посоветовал он. — Не положено.

Я не очень понял, почему гражданину свободной демократической России не положено стоять в вечерний час на специально для этой цели созданной трибуне, но послушно спустился и остановился рядом со стражем закона.

— Скажите, сержант, — спросил я, — почему с правой стороны трибуны земля вытоптана, а с левой почти нетронутая, даже кустики сохранились и листья?

— Не здешний, что ли? — спросил он.

— Да. Приезжий. Из Москвы.

— Оно и видно. Ветер, дура. Не понимаешь? Из той дырки вечно тянет. Справа хоть трибуна немного прикрывает, а там такой сквозняк, что пяти минут не выстоишь.

— Значит, народ собирается в основном здесь, справа от трибуны? — уточнил я.

— Понятное дело. Кому же охота попусту кости морозить? Это нынче у нас хорошая осень. А иногда так Балтика дыхнет — конец света. Да и нынешнее ведро, видно, кончилось, — констатировал он, поворачиваясь спиной к ветру и растирая руки в черных шерстяных перчатках. — Так ты иди, иди, — повторил он. — Не положено здесь попусту шляться. Где на квартиру-то стал?

Перейти на страницу: