Хроники Нарнии. Том 1 - Льюис Клайв Стейплз - Страница 9

• Предыдущая
• 9/95
• Следующая

 — Интересно... вот бы узнать, что это такое, — сказал Дигори.

 Полли нагнулась, разглядывая колонны.

 — Здесь, кажется, что-то написано, — сообщила она.

 — Черт возьми, действительно, — сказал Дигори. — Разумеется, нам этого не прочесть!

 — Не прочесть, говоришь? — спросила Полли. — Ну, я не совсем в этом уверена!

 Они усердно приглядывались к надписи, но буквы, как и следовало ожидать, были совершенно незнакомыми. И вдруг случилось великое чудо: по мере того, как дети присматривались, они вдруг почувствовали, что могут читать эти странные письмена — хотя их очертания ничуть не изменились. Если бы только Дигори вспомнил свои слова, сказанные им несколько минут назад о заколдованной комнате, он бы сразу понял: это колдовство начало оказывать действие на них. Но любопытство вызвало в нем такое возбуждение, что он забыл об этом: ему все больше и больше не терпелось прочесть, что же написано на колонне. И очень скоро они прочли. Там было написано следующее:

 — Ну, этого можно не бояться! — сказала Полли. — Опасности нам ни к чему.

 — Ох, неужели ты еще не поняла? — воскликнул Дигори. — Все пропало! Нам теперь не избавиться от этого наваждения. Мы все время будем спрашивать себя: а что бы случилось, если бы мы ударили по колокольчику? Нельзя вернуться домой лишь для того, чтобы без конца думать и думать об этом, пока не рехнешься! Просто ужас!

 — Не будь таким дурачком! — сказала Полли. — Можно подумать, будто уже что-то случилось! Да какое нам дело, что тут произойдет?

 — Я боюсь, что это привидится и будет мучить, пока мы не сойдем с ума. Неужели ты не понимаешь, что это магия? Я чувствую, как она уже начинает действовать на меня.

 — Ну, а на меня она не действует, — сказала Полли. — И не верю, будто что-то может подействовать на тебя. Ты просто все вообразил.

 — Вот как ты думаешь? — сказал Дигори. — Это потому, что ты девчонка. Девчонки никогда ничего не хотят узнать по-настоящему, им бы только сплетничать да нести всякий вздор про тех, кто занимается серьезным делом.

 — Когда ты сейчас это говорил, ты выглядел точь-в-точь, как твой дядя, — хмыкнула Полли.

 — Почему ты все время отклоняешься от сути дела? — закричал Дигори. — Мы говорили о том, что...

 — Как это похоже на мужчин! — сказала Полли очень взрослым тоном и тут же поспешно прибавила своим настоящим голосом: — Только попробуй сказать, что я как все женщины, — сразу увидишь, что я царапаюсь, как кошка!

 — Мне бы в голову не пришло назвать такую козявку женщиной, — с самым надменным видом произнес Дигори.

 — Это кто здесь козявка — не я ли? — спросила по-настоящему разъярившаяся Полли. — Ну что ж, теперь тебе больше не придется беспокоиться за эту козявку. Я ухожу. Я и так слишком задержалась в этом месте. И слишком долго пробыла с тобою — мерзкая, самодовольная, тупая свинья!

 — Сама такая! — крикнул Дигори тоном даже более гадким, чем намеревался, потому Что увидел, как рука Полли тянется к левому карману, в котором у нее лежало желтое кольцо.

 У меня нет оправданий тому, что он сделал в следующее мгновение, — разве только то, что впоследствии он раскаивался в этом (как бывает в таких случаях с большинством людей). Прежде чем рука Полли дотянулась до кармана, он быстро наклонился, сильно схватил ее за запястье, а потом, не давая девочке опомниться, взял молоточек и ударил им по колокольчику — нанес один-единственный легкий, ловкий удар. После чего он отпустил Полли, и они упали на пол по обе стороны колонны, тяжело дыша и глядя друг на друга. Полли заплакала — но не от страха, нет, и не потому, что Дигори сделал ей больно (он действительно очень грубо обошелся с нею), — а потому, что ее обуял неистовый гнев. Но не прошло и двух секунд, как началось такое, что заставило их забыть — и надолго — свою ссору.

 Как только Дигори ударил по колокольчику, тот зазвенел, да так мелодично, что этого не опишешь, но совсем негромко. И вместо того, чтобы вскоре затихнуть, он продолжал звенеть, и чем дальше; тем громче, и уже через минуту звучал вдвое громче, чем сначала. А вскоре звон усилился настолько, что дети, если б вздумали заговорить, не расслышали бы друг друга. Правда, им и в голову не пришло говорить — они неподвижно стояли, глядя друг на друга, приоткрыв рты. Колокольчик звучал громко, что они не услышали бы друг друга, если бы даже начали кричать. А звон все нарастал, по-прежнему на одной ноте, очень мелодичный, но несмолкаемый, и теперь в этой сладкой мелодичности было уже и нечто ужасное. Так продолжалось до тех пор, пока все вокруг не задрожало: и воздух, и каменный пол у них под ногами. Затем к звону начал примешиваться и другой звук — смутный и губительный, напоминавший вначале гудок дальнего поезда, а потом — треск поваленного дерева. И они услышали, как где-то недалеко на землю гулко упало что-то очень тяжелое. И вдруг с резким сотрясением, грохотом и воздушной волной, которая едва не сбила их с ног, в дальнем конце комнаты обрушилась кровля — почти четверть всего потолка. Стены затряслись, со всех сторон начали падать огромные каменные глыбы. И тут колокольчик смолк. Ветер, ворвавшийся в подвал, вымел прочь облако пыли. Снова стало тихо.

 Они так и не узнали, почему рухнул потолок — то ли так должна была подействовать магия, то ли звон колокольчика, столько времени продолжавшийся на одной ноте, вызвал вибрацию, которой не могли выдержать обветшавшие стены.

 — Ну, теперь ты доволен? — спросила Полли.

 — Хорошо уже то, что все кончилось, — ответил Дигори.

 Оба они были уверены, что опасность миновала, — и за всю свою жизнь никогда не были так далеки от истины.

 Дети все еще смотрели друг на друга поверх колонны, где продолжал, теперь уже беззвучно, подрагивать колокольчик. Вдруг с той стороны комнаты, что осталась неразрушенной, послышался какой-то шум. Они стремительно, быстрее молнии, обернулись, чтобы поглядеть, что там происходит. Со своего кресла поднималась самая дальняя в ряду из фигур, облаченная в роскошные одеяния, — та самая женщина, которая недавно показалась Дигори столь прекрасной. Когда она встала, то оказалась даже выше, чем они думали. И теперь не только облачение и корона, но блеск глаз и изгиб губ говорили, что она — великая королева. Итак, эта женщина оглядела комнату, увидела все разрушения, потом детей у колонны, но по выражению ее лица нельзя было понять, удивлена она или нет. Затем, спустившись с трона, королева широкими, стремительными шагами двинулась вперед.

 — Кто разбудил меня? Кто разрушил чары? — спросила она:

 — Кажется, это я, — ответил Дигори.

 — Ты?! — воскликнула королева и положила свою белоснежную, прекрасную ладонь ему на плечо, но Дигори почувствовал крепкую хватку стальных клещей. — Но ты же всего-навсего ребенок, притом самый обыкновенный ребенок! Любому ясно, что в твоих жилах нет ни капли не то что королевской, но просто благородной крови! Как случилось, что ты отважился войти в этот дом?

 — Мы попали сюда из другого мира. При помощи магии, — сказала Полли, которая сочла, что пора бы королеве обратить внимание и на нее, а не только на Дигори.

 — Это правда? — спросила королева, по-прежнему глядя только на Дигори и не удостоив Полли даже мимолетным взглядом.

 — Да, — сказал он.

 Тогда королева взялась другой рукой за его подбородок и подняла голову так, чтобы лучше видеть его лицо; Дигори пытался сначала тоже смотреть ей в лицо, но вскоре ему пришлось отвести взгляд. Было в ней что-то подавляющее его волю. Она пристально и без всякого стеснения рассматривала его с минуту, а потом сказала:

• Предыдущая
• 9/95
• Следующая