Идущие по грани - Срибный Игорь Леонидович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая

– Влад, не пудри мне мозги, – резко останавливаясь, сказал Седой. – Говори по делу!

– А по делу тебе все объяснит командующий. – Влад сразу съехал с шутливого тона. – Даже мне он пока ничего не сказал о предстоящей операции. Сказал только, чтоб вам дали отдохнуть, поскольку уже завтра предстоит работа. Отдохнете, как всегда в рембате, в своей запасной резиденции. А в 14.00 нас с тобой ждет командующий. Задачу он будет ставить лично.

– Ясно. – Голос Седого по-прежнему был угрюм. – Давно мы в войнушку не играли…

– Седой, ну что ты брюзжишь, как старый дед? – воскликнул Влад. – Сам же прекрасно знаешь, что есть задачи, выполнение которых не поручишь разведбату!

– А я и есть Седой. Правда, еще не дед…

Отчаянно пыля, машины въехали на территорию рембата, размолоченную в грязную серо-рыжую пудру гусеницами боевых машин, покрышками «Уралов» и «КамАЗов»…

Разведчики сгрузились около «своего» бокса, расположенного в отгороженном от основной территории закутке, и, раздевшись до трусов, сразу же отправились в баню. Вдоволь нахлеставшись березовыми и дубовыми вениками, распаренные, упали на широкие лавки под огромным навесом из брезента.

Говорить ни о чем не хотелось. Не хотелось даже думать… Синие дымки сигарет устремились ввысь, собираясь в клубы под пологом, и Седой долго смотрел на них, ожидая хоть малейшего дуновения ветра, который выгнал бы дым из-под навеса.

В 13.00 разведчики вошли в столовую и расселись за широким столом, уставленным алюминиевыми тарелками с борщом. Из подсобки доносился рокочущий бас начальника столовой прапорщика Гарибяна, распекавшего кого-то из своих подчиненных.

– Гарибян! – крикнул Седой, и прапорщик с трудом вытолкал из узких дверей подсобки свое необъятное пузо.

Увидев Седого, он кивнул и, переваливаясь на ходу, как утка, засеменил куда-то в цеха.

Разведчики дружно застучали ложками по тарелкам, быстро выметая из них борщ. А солдаты – рабочие по кухне уже тащили тарелки с дымящимися кусками баранины, обложенной пластами сваренного в бараньем бульоне теста и веточками кинзы и петрушки…

Из недр кухни показался прапорщик, бережно удерживающий двумя руками противогазную сумку, и подкатился к столу.

Седой вопросительно взглянул на него, и прапорщик показал ему четыре растопыренных пальца. Седой удовлетворенно кивнул. Гарибян аккуратно положил сумку на стол и укатился.

– Дрюня, давай! – скомандовал Седой.

Паршаков поддернул сумку к себе и выудил из нее запотевшую бутылку «Истока». Подбежал солдатик-рабочий и поставил на стол синие пластиковые стаканы, в которые Дрюня разлил водку.

– Майор Мухин! – торжественно провозгласил Седой. – Поскольку вам пришлось играть основную роль в проведенной нами операции и вы с блеском справились с нею, вам и первое слово!

Мухин встал, но Седой усадил его, пробурчав: «Виталий, давай без физкультуры! Все устали».

– Братишки! – сказал Мухин. – Я вас безмерно уважаю! Я хотел бы служить вместе с вами, но, к сожалению, у меня другая воинская специальность. Но я считаю подарком судьбы то, что мне довелось снова поработать с вами. Я горжусь этим. И горжусь тем, что имею возможность поднять эту пластмассовую рюмку за вас!

Разведчики глухо стукнулись пластиковыми бортами стаканов и дружно опрокинули их, захрустев хрящами бараньих ребрышек.

Выпив положенные три тоста, разведчики закончили трапезу. Пустые бутылки убрали в противогазную сумку, которую тут же унес рабочий по кухне.

– Меня терзают смутные сомнения, что прапорщик Гарибян разливает водку из осетинского спирта прямо здесь, в столовой, – сказал вдруг Седой Мухину. – Тебе не кажется?

– Кажется, – ответил Мухин, блаженно улыбаясь. – Да и флаг ему в руки! Главное, что она у него всегда в наличии. И не надо ломать голову, где добыть флакон в случае экстренной необходимости. К тому же цена у него весьма приемлемая… Да и в долг дает!

Разведчики вышли из столовой и направились к курилке. Завидев их, солдаты-рембатовцы дружно встали и покинули ее, освобождая места разведчикам.

В 13.50 около курилки, отчаянно заскрипев изношенными тормозными колодками, как вкопанный встал «УАЗ» начальника разведки…

Ровно в 14.0 °Cедой с Владом вошли в кабинет командующего группировкой.

Генерал сидел за огромным, как аэродром, письменным столом и что-то писал. Завидев вошедших, он легко встал с кресла и пошел навстречу. Обменялись приветствиями.

– Лихо провели операцию, – сказал командующий, дымя сигаретой. – Мне представили аэрофотосъемку до и после операции. Впечатлило!

– Ну, здесь больше не наша заслуга, а майора Мухина. Он точно вывел «грачей» на цель, и они отработали на совесть.

– Я уже дал указание летчикам готовить на него наградной лист, – кивнул генерал. – На всю разведгруппу, кстати, тоже. Жаль, БТР не пригнали…

– БТР едва не стоил жизни нашему пулеметчику, – угрюмо проворчал Седой. – После взрыва бетонобойных бомб плато порвалось, как лист бумаги. Мощь неимоверная! Так что никаких вариантов вытащить «девяностый» не было…

– Да знаю я! – Командующий с досадой махнул рукой. – Это так, старческое брюзжание… Ладно, перейдем к делу. – Генерал направился к офисной мебельной стенке, стоящей за его столом. – Прошу за мной!

Распахнув двери шкафа, он шагнул в проем, и офицеры проследовали за ним в открывшийся взору небольшой кабинет, или комнату отдыха.

На широком диване сидел чеченец в отличном костюме, в белой рубашке с галстуком. На журнальном столике перед ним лежала пачка «Marlboro» и зажигалка «Ronson», из чего Седой сделал вывод, что чеченец – не простой, представитель властных кругов, как минимум.

– Знакомьтесь! – сказал командующий. – Лом-Али Саидов. Глава администрации довольно крупного селения, которое все военные годы по возможности сохраняло жесткий нейтралитет, в связи с чем практически не подверглось разрушениям. Лом-Али смог сохранить и человеческий потенциал, и сельскохозяйственное производство. Ну, остальное он вам расскажет сам.

– Две недели назад, – заговорил чеченец, пожав руки офицерам, – ко мне пришли моджахеды с посланием от Масхадова. Он предлагал мне сложить властные полномочия и уйти в тень. В случае отказа мне грозили самыми жестокими карами. Послание было записано на магнитофонной ленте, и я сразу же прослушал его. В ответ я написал письмо о том, что берегу свой народ и сотрудничаю с федеральными властями только потому, что мне дороги люди, с которыми бок о бок я живу уже шестьдесят лет. Дорог покой и порядок. Я написал, что не чиню препятствий никому из сельчан идти воевать с кафирами и каждый из них волен решать это сам. Но если я оставлю свой пост, ничего не изменится. Селение по-прежнему будет сохранять нейтральную позицию в этой войне. Масхадов – далеко не глупый человек и, видимо, внял моим доводам.

Но пять дней назад ко мне снова пришли. На сей раз передали письмо, в котором Масхадов просил предоставить возможность командующему Западным фронтом – вы все знаете, кто им является, – провести в селении шуру[15] амиров фронта. Он мотивировал свою просьбу именно теми доводами, которые привел ему и я. Селение нейтрально, зачистки и проверки паспортного режима у нас не проводятся, а значит, самое безопасное место для проведения шуры – наше селение! Я попал в затруднительное положение. Вы сами понимаете, что отказаться в такой ситуации я не мог. Но не могу и допустить того, чтобы у нас на виду у народа прошел военный совет «фронта». Это напрочь перечеркнет все мои усилия по сохранению хрупкого мира. Дальше – больше… За два последующих дня в селение вошло около пятидесяти моджахедов. Они вели себя в разумных пределах, но само их присутствие перечеркивало все мои усилия по демилитаризации нашей территории. А изгнать их я не могу. Потому что, соблюдая условия мира, распустил свои отряды самообороны…

Вот такая сложилась ситуация. Сознавая, что сам уже не смогу разрешить ее, я вынужден был прибыть к командующему и поделиться с ним своей бедой… – Лом-Али замолчал, низко опустив голову.

• Предыдущая
• 14/30
• Следующая