Товар из зоны отчуждения - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 28

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая

Конечно же, разводить огонь и готовить на огне было нельзя. Но на этот случай у нас были сникерсы.

– Тебе это на фига? – спросил Спец, сидя в проходе на подстеленном каремате, так чтобы было видно лестницу. Он никогда не расслаблялся.

– Служба, – пожал плечами я. Я сидел у ноута и жевал сникерс.

– Ни фига, – сказал Спец, – у тебя батя генерал. Генеральские сынки просто так сюда не идут. На фиг им это надо.

– Значит, я не такой, как все. Устраивает?

– Нет, – спокойно сказал Спец, – мы одной семьей живем. По краю ходим. Один псих или мудак, который что-то решил доказать всему миру, может подставить всю группу. А ты еще тот псих – Барсук говорил.

– Обмен, – сказал я.

– На что?

– Ты первый рассказываешь. Свою историю жизни. Идет?

Спец пожал плечами:

– А что тут рассказывать? Жил как все, в армии отслужил, потом бизнесом маленько занялся. Уголь продавал, еще стройматериалы возил. Потом укропы на нас напали, пошел воевать. Семью в Ростов вывез, а вот родителей не сумел…

– Не успели?

Спец покачал головой:

– Отец не поехал. Сказал – это моя земля, зачем мне с нее бежать. Мать поддержала. Люди старой закалки были… не чета нам. Пока были такие, фашики по нашей земле не ходили. Я им специально не помогал, не звонил, чтобы не подставить. Да стуканул, видать, кто-то. Забрали, говорят, пытали. Я пытался об обмене договориться, трое правосеков у меня было – да не вышло. Война опять началась. Как они из Мариупольского котла выходили, всех пленных и задержанных расстреляли.

…

– Ну, как тебе?

– А ты с правосеками что сделал?

Спец промолчал.

– Моему отцу всегда до меня было похрену. Знаешь, чего он больше всего боялся? Что я его опозорю. Он не раз мне это говорил. После Чечни… у него окончательно башню рвануло. Мы с матерью переехали…

– А тут как оказался?

– Как-как. Решил, что не опозорю.

– Решил, что чего-то стоишь?

– А что – нет?

Спец помолчал и сказал, как припечатал:

– Дурак.

– Что?

– Дурак. Твой батя не хотел, чтобы ты вот тут, в этой ж… оказался. А сказать прямо не мог, иначе бы как себе в душу насрал. А ты в нем врага увидел.

– Мне до него пох…

– Врешь…

Я ничего не ответил.

– Если выберемся – с отцом помирись. Не дело это.

– Сначала выбраться надо.

– Выберешься. Если есть ради чего – горы свернешь…

Я решил сменить тему:

– Спец…

…

– Что с ними не так?

– С укропами? А что с ними?

– Ну вот это… Яма. Трупы. Ты понимаешь, что для них это – норм.

Спец помолчал, собираясь с мыслями.

– Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле. Знаешь, что это?

– Библия?

– Она самая. Я тоже вопросами этими задавался. С пленными разговаривал. Спрашивал – вот ты на фиг сюда на танке пришел? Ну мобилизованные ладно, ну военные. Но ведь были добровольцы. И много. Без них фронт еще бы летом четырнадцатого рухнул. Глаза у многих оловянные. Говорят – заставили, а ты слушаешь и понимаешь – нет, ни фига их не заставили. Потом как-то раз волонтеров захватили, держали несколько дней. Я как раз тогда с комендантской ротой был. Спрашиваю – вот ты привез берцы, амуницию, лекарства – это еще хрен с ним. Но вот вы создали планшет с артиллерийскими программами. Ты понимаешь, что этим людей убивать будут? Ты этого хочешь?

– И что он ответил?

– А то же. Что Путин… туды-сюды. Чувствую – опять врет. Знает, что я от него жду, и говорит это.

– И что дальше?

– Потом, во время большого наступления, священника захватили. Ихнего, украинского. Вот он мне все и растолковал.

– Хоть не под пытками?

– Нет, за стаканом чая. Сказал – мы несколько сот лет назад отвернулись от Бога, и вот нам наказание. Мы больны, и нас лечить надо. Я спрашиваю – кто болен? Вы все, говорит. От какого Бога вы отвернулись? От истинного. А в глазах мороз. Я говорю – ты охерел, у меня такой же крест, как у тебя. А он: «Украина свернула с пути, когда сменила католичество на православие. Пока мы не уничтожим православную ересь, мы не остановимся».

– Фигня все это, – сказал я, пытаясь уместить это в голове.

– Для тебя – да, – спокойно ответил Спец, – а для них нет. Знаешь, потому-то мы эту войну и просрали…

…

– У них есть цель. Большая. Не на год, не на два, не до очередного гранта. Они к ней столетиями идут. А мясо найдется. Расходный материал.

– Кто? – Я обвел вокруг себя. – Они? Вот эти? По-моему, им надо атомную бомбу продать, только и всего.

– Это все гниль. Перхоть. Они сегодня есть, а завтра нет. Но ты подумай – наши деды у Берлина стояли, сорок лет войны не было. А мы стоим у Донецка. Почему так?

– Как думаешь, – снова перевел тему я, – чем все закончится?

– А п…цом большим, – обыденно ответил Спец, – им и закончится. Война уже была. Теракты уже были. Осталось только атомную бомбу взорвать. Ты думаешь, что когда это все начиналось, люди об этом обо всем мечтали?!

– Да нет, конечно.

– То-то и оно. Знаешь… я укропа недооценивал. И сильно. Не думал я, что они на такое пойдут. А пошли.

– Все недооценивали.

– Да, но вам-то с Москвы что видно. А мы – тут. Знаешь, сколько я отморозков навидался? И чем дальше, тем больше. Но что я тебе скажу…

…

– Если бы в четырнадцатом не началось здесь, на Донбассе, поверь мне, сейчас бы мы не тут сидели. А в Волгограде, в Ростове. Поверь – было бы. Их так научили: русские враги, другого они не знают.

– Я-то думал, это в войну началось. Такая ненависть.

– Ага, вдруг. Вдруг только прыщ на жопе вскакивает. Годами это готовилось. Мы для них – пятая колонна, предатели. Это мы считаем, что на своей земле живем, а они – на их. Многие русские на их сторону переметнулись.

– Почему?

– Не знаю…

Еще помолчали.

– Как думаешь, где это закончится?

– А кто тебе сказал, что это закончится?

…

– Это на годы. Еще внуки наши выхватят. Если они у нас будут. Здесь вторая Польша. И священники эти… я вспоминаю, книжку одну прочитал. Партизанский командир говорил – нет хуже, чем детям под врагом рость. Лучше бы им в чистом поле рость и дождевую воду пить. Я все думал – почему. А теперь понял.

…

– Потому что дети эти сами станут врагами.

Спец посмотрел на часы.

– Подремлю немного. Карауль, ладно?

Цель…

Прицел был светлым, хорошим. Поставив его на максимальную кратность, я видел машины, видел «КамАЗ» с рефрижератором, видел «УАЗы» и «Хаммеры». Видел и людей у машин…

– Дальность? – спросил я.

– Две семьсот, – ответил Спец, – я не достану.

– Ветер?

– Переменный… примерно два с половиной узла, северный.

Поправки в баллистический компьютер мог забить и Спец, но забивал я, посматривая то в прицел, то на экран. Как нас учили – ты сам отвечаешь за каждый свой выстрел.

– Давление?

– Двадцать девять и два[65]…

Компьютер дал поправку, прицел был с делениями в 1/16 МОА, я начал вносить поправки, понимая, что, может, придется еще пересчитывать не раз.

– Вижу движение.

– Что там?

– Один Хамви, идет от города.

– Цель?

– Цели нет.

Прослушивая эфир укропов, я все больше и больше убеждался в том, что они кого-то ищут. И этот кто-то не мы. Там был еще кто-то, но кто – я так и не понял.

Но кто-то был.

– «Хам» останавливается.

Я лег поудобнее. За винтовкой нельзя пролеживать часами, надо давать себе отдых. Иначе промажешь.

– Правее у «КамАЗа» – кто это?

В прицел на максимальной, шестидесятой кратности я видел человека, который выделялся синей курткой или ветровкой из камуфляжа. Но видел плохо – на таком расстоянии даже шестидесятикратное увеличение не помогает.

– Мне некогда туда смотреть.

– Хрен с ним.

– «Хам» остановился. Двое у машины. Справа.

…

– Тот, что правее, Ступак.

• Предыдущая
• 28/36
• Следующая