Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди - Демина Карина - Страница 18
- Предыдущая
- 18/113
- Следующая
Вот и…
А этот поганец знай поднимался уже по лестнице, ковром застланной. Ковер полагалось чистить дважды в неделю, что панна Гражина и проделывала с превеликою неохотой. Последний раз прошлась она с тряпкой и щеткой не далее как вчера…
Он минул зал исторических рукописей и зал современной книги, читальный, весьма любимый панной Гражиной за невеликие размеры и гладкий пол, потому как мозаики — сие, безусловно, красиво, да только попробуй отмой их. Грязюка так и норовит забиться меж стыками камней. Гость поднялся по лесенке, о чем-то переговорил с библиотекарем, молодым да наглым, верно потому и нашли они общий язык быстро.
Панна Гражина лишь головой покачала, глядя, как неугодного ей посетителя провожают в зал периодики.
Газетки читать пришел.
Вот же ж…
Гавриил, не ведая, что намерением своим, вполне естественным, раз уж библиотека ныне открыта для всех сословий, вызвал подобное неудовольствие, и вправду устроился в зале периодики. «Познаньскую правду» за последние полгода принесли в широких поддонах. К ней же «Криминальные вести» и пухлые связки злополучного «Охальника». Его библиотекарь и подавал-то, брезгливо кривясь, всем видом своим показывая, что оная газетенка не стоит доброго слова и уж тем паче высокой чести быть хранимою в самой Королевской библиотеке.
— Спасибо, — искренне сказал Гавриил и поддоны отодвинул. Начать он решил с «Криминальных вестей», благо профиль их был весьма подходящим.
— Вы что-то конкретно ищете? — Библиотекарю было тоскливо.
Все ж была скучна работа его, имевшая множество преимуществ, начиная от гордого звания хранителя Королевской библиотеки и строгой формы, донельзя напоминавшей военную — иные панночки, в военных делах не шибко сведущие, то и дело путали, — и заканчивая окладом. Оный был вполне приличным, куда больше, нежели у судейских писарей, а обязанности — нетяжелыми.
— Ищу, — признался Гавриил, но тут же добавил: — Правда, пока сам не знаю что…
Его вело смутное предчувствие, каковое прежде не обманывало.
И ныне, переворачивая хрупкие газетные листы — хрупкость их была обманчивой, ибо все, хранившееся в библиотеке, включая самые малые, бесполезные с виду книжицы с дамскими советами, обрабатывалось особым составом, — Гавриил пытался понять, что же ищет…
…убийство?
…убийств было множество. Гавриил даже испытал некоторое огорчение: он думал о людях много лучше. Они же… некий купец третьей гильдии, пребывая в состоянии алкогольного опьянения поспорил с приятелем за полсребня. И, проигравши, преисполнился такой обиды, что не нашел иного выходу, кроме как приятеля ножиком ударить… или вот некий неизвестный орудовал в Приречном квартале дубиною, а трупы обирал… девицу легкого поведения придушил ревнивый кавалер…
Убивали много, с размахом, все больше по пьянству, но это было не то… не так….
Он потер глаза. Болели.
Все ж таки Гавриилу не случалось прежде столько в библиотеках сидеть. И пахло тут неприятственно, пылью книжной, едкой, а еще — тем самым составом, благодаря которому книги переживут что пожар, что наводнение, что какую иную беду.
Он с сожалением закрыл «Криминальные вести», принявшись за «Познаньскую правду». Она, будучи изданием солидным, подлежащим обязательной перлюстрации, писала много, скучно и все больше о политике. Про убийства упоминала, лишь когда не упомянуть о подобном злодеянии было вовсе не возможно…
Не то…
Оставался «Охальник».
После давешней истории с ведьмаком к газете этой Гавриил относился с некоторым предубеждением. И ныне сидел, глядя на желтые страницы, не решаясь прикоснуться к ним. Вдруг да вновь обманут?
А с другой стороны, не уходить же с пустыми руками?
Следовало сказать, что читать «Охальник» было куда как интересней, нежели «Криминальные вести», не говоря уже о степенной до зевоты «Познаньской правде». Гавриил порою даже забывал, чего ради он явился в библиотеку. Впрочем, спохватывался быстро, отлистывал страницы… и вновь читал… Делал пометки. Одну. А затем другую… и третью… и в скором времени он ясно осознал, что именно следует искать.
Девушек.
Темноволосых, темноглазых девушек, каковые пропали без вести.
Первая, Марьяна Загорска, была дочерью лудильщика и сгинула полгода тому. Полиция отнеслась к исчезновению ее без особого энтузиазма, напомнив, что Марьяне уже случалось уходить из дома не раз и не два… и оттого преисполнились они уверенности, что и ныне девка сбежала от крепкой отцовской руки. Благо лудильщик не отрицал, что любил поучить дочку. Дело сие было столь обыкновенным, что всенепременно прошло бы мимо «Охальника», когда б не одна примечательная деталь — накануне исчезновения Марьяне прислали цветы. И не просто цветы — багряные розы сорта «Королева Эстель» по ползлотня за штуку. Этакое богатство обыкновенным Марьянкиным кавалерам, коих, к слову, имелось множество, было не по карману.
Марьянку нашли спустя неделю.
В канаве. Задушенной.
И дело закрыли.
А и вправду, все ж ясно… добегалась девка. «Охальник» назвал убийцу романтиком, помянувши и про шелковую ленту, и про красную розу на груди…
Гавриил отстранился.
Лента.
Пан Зусек что-то вчера говорил про ленты… и, коль память не подводит — а Гавриил надеялся, что в ближайшую сотню лет память его не подведет, — то именно про ленты красные… и даже не просто красные, но исключительно оттенка темного…
Лента.
Розы.
И пропавшие без вести брюнетки.
Верно если бы их нашли, как Марьяну, с лентой и розами, полиция не пропустила бы появление нового душегуба, но он оказался довольно умен.
Нет тела? Нет и расследования, а есть объявления на последней полосе с описаниями, обещаниями вознаграждения от безутешных родственников… изредка, ежели позволяло состояние, то помещали и снимки.
Без малого — дюжина объявлений…
— Извините. — Он вдруг очнулся, поняв, что сидит в библиотеке давно, так давно, что за стрельчатыми окнами уже темно, хоть бы и темнеет ныне поздно, после десятого часу. И значит, просидел Гавриил над столом весь день. О том и спина говорит, ноет немилосердно, разогнуться и то с трудом выходит, со скрежетом. Глаза болят, чешутся. И есть охота, но мысль о еде Гавриил отринул с гневом: люди пропадают, а он про кашу думает… и еще об иных естественных надобностях, думать о которых в подобном месте и вовсе святотатство. Впрочем, организму его, истомившемуся непривычным умственным трудом, были чужды столь высокие материи. Организм желал…
Желание его Гавриил исполнил, благо в Королевской библиотеке клозет имелся.
Он возвращался в зал периодики, когда услышал этот голос. Бархатистый, с надрывом…
— И пламя страсти вспыхнуло в ее груди с неудержимой силой! — Голос проникал сквозь тонкие стены, полки с книгами и сами книги.
Голос заставлял клониться ниже пухлых нимф и тощих муз, которые, казалось, готовы были отложить что арфы, что свирели, что иной музыкальный инструмент, коему были верны в последние полтораста лет.
— Она ощутила, как слабнут колени, а в животе рождается неведомое томление, словно бы там трепещут крылами сотни бабочек…
Гавриилов живот заурчал. Он сейчас не отказался бы и от одной, конечно, лучше бы не бабочки, до бабочек Гавриил был небольшим охотником, предпочитая дичь покрупней, помясистей.
— Но все же Эсмеральда нашла в себе силы разорвать прикосновение рук…
Совокупный вздох заглушил окончание фразы, и музы скривились. Они не отказались бы спуститься пониже, ибо на сводчатых потолках было прохладно, неуютно, да и слышно не очень-то хорошо.
— Молю… — Голос теперь звенел. — Молю пощадить мою честь!
— Тоже слушаете? — Библиотекарь возник за спиной беззвучно, и Гавриил с трудом удержался, чтобы не ударить.
Нельзя же так с людьми. В библиотеке.
— Кто это?
— Это… писательница одна. — Библиотекарь произнес это так, что стало очевидно: писательницей он сию женщину не считает и вообще относится к ней снисходительно.
- Предыдущая
- 18/113
- Следующая
