Тайна черной жемчужины - Басманова Елена - Страница 53

• Предыдущая
• 53/69
• Следующая

Скрытая занавесом от публики сцена была полна актерами. Они глухо гудели и толпились по периметру площадки, из суфлерской будки высовывался усатый человечек в нарукавниках: выгнув шею, он пытался взглянуть за прикрывающую его полусферу... Возле левой кулисы возвышался пожарный в блестящей каске – в руках он держал наготове брандспойт.

– Вон! Все вон отсюда! – неожиданно заорал Максим Иллионский-Третий, медленно поворачиваясь вокруг своей оси и чуть-чуть приседая. – Пошли все вон!

Актеры бросились врассыпную, едва не сбили с ног Клима Кирилловича и его спутницу. Когда топот актерских ног стих, стали явственно слышны крики, свист и улюлюканье обманутой в своих ожиданиях публики.

Служитель выступил вперед.

– Господин Иллионский, – он осторожно двинулся к актеру, – надо объявить публике об отмене спектакля. И вернуть деньги за билеты...

– Объявляйте, черт вас возьми! – заорал Иллионский. – И скройтесь навеки с глаз моих!

Он закрыл лицо руками. Служитель бочком шмыгнул в щель занавеса, свист и улюлюканье усилились.

– Брунгильда! – наконец обрела голос Мария Николаевна Муромцева, бросившаяся к сестре. – Брунгильда! Мы тебя все-таки нашли!

Брунгильда, молча испепелявшая взором впавшего в истерику Максима Иллионского, только сейчас заметила сестру и растерянно ступающего за ней доктора Коровкина. Она повернулась к ним, сохраняя на лице выражение крайнего гнева и презрения, через мгновение огонь мщения начал гаснуть в ее прекрасных голубых глазах, и она кинулась навстречу сестре.

Обе заключили друг друга в объятия.

– Брунгильда, милая, где ты была? Мы волновались, – всхлипывала Мура, от радости к ее глазам подступали слезы. – Мы сбились с ног. Ты нас напугала. Зачем ты ушла из дома? Мама беспокоится, папа извелся, мы с Климом Кирилловичем не знали, где тебя искать...

– Добрый вечер, Брунгильда Николаевна. – Доктор Коровник не нашел сказать ничего лучшего, когда девушки наконец разомкнули объятия, и пропавшая красавица обратила свой взор на спутника сестры.

– Брунгильда, дорогая, поедем скорее домой, – уговаривала сестру Мура, – и ты нам объяснишь, что с тобой приключилось... Надо скорее успокоить папу и маму... Зачем ты нас всех так напугала? Зачем ты выдавала себя за княжну Бельскую? Зачем ты была в том ужасном доме?

– Как я счастлива вас видеть! – Брунгильда наконец разомкнула свои розовые губки. – Но ехать домой пока не могу.

– Как? Почему? – тревожно вскинулся доктор Коровкин. – Вы плохо себя чувствуете?

– Чувствую я себя даже лучше, чем всегда, – проговорила с легкой угрозой в голосе Брунгильда и покосилась на Максима Иллионского-Третьего, все еще закрывающего ладонями лицо, но, похоже, подглядывающего между пальцев. – И вообще, дорогая, у нас с тобой разные отцы. Ты – дочь профессора Муромцева, а я – дочь князя Бельского.

– Что? – Мура отскочила от Брунгильды, которая с плотоядным сладострастием воззрилась на окаменевшего актера.

Клим Кириллович похолодел и крепче сжал пальцами ручку своего медицинского саквояжа. Неужели Мура была права? Неужели ее старшая сестра помешалась от пережитых страданий?

Мура сделала еще один шаг назад и, встав почти вплотную к доктору Коровкину, подняла к нему лицо:

– Боже, боже мой, что она говорит? – шепнула она ему с ужасом. – Что они с ней сделали?

– Да, дорогая Мария Николаевна, – продолжила Брунгильда, не сводя глаз с Иллионского и не обращая внимания на перешептывания Муры и доктора, – ты что, никогда не замечала, какие мы с тобой разные?

– Замечала, – всхлипнула перепуганная Мура.

– А разве ты не говорила мне, что я аристократична от природы?

– Говорила. – Мура вспомнила, что противоречить обезумевшим людям опасно.

– Ну а теперь скажи, почему тебя зовут Мария, а меня – Брунгильда?

Мура беспомощно глянула на осунувшегося доктора и не решилась что-либо ответить. Она дрожала и переводила взгляд с одного участника сцены на другого.

Брунгильда неожиданно повернулась к сестре и с необыкновенной злобой, которой никогда прежде за ней не замечали доктор и Мура, внятно, раздельно, чуть ли не по слогам начала говорить:

– Потому что вы все недогадливые. Я не дочь Николая Муромцева. Или он сам вписал в святцы имя Брунгильда?

Она постучала указательным пальцем правой руки по груди – там, где должен был под одеждой находиться ее серебряный крестик.

Только тут Мура и доктор заметили, что Брунгильда выглядит необычно: из-под надвинутой на лоб шляпки выбивались неаккуратно уложенные золотистые пряди, юбка, выглядывавшая из-под пелерины, была помята. Иногда ее старшая сестра слегка передергивала плечами, как бы пытаясь освободиться от невидимых пут.

– Брунгильда Николаевна, – доктор Коровкин собравшись с духом, придал своему голосу чрезвычайную мягкость, – я предлагаю поехать к Николаю Николаевичу и на месте разобраться – Нет, – с неожиданной яростью возразила встрепанная красавица, – разбираться я буду не там. Вы что, не понимаете: мой отец, князь Бельский, умер почти на моих глазах! А вы, бесчувственные, гоните меня к чужому человеку, когда мне надо думать о погребении!

Она замолчала и, раздувая ноздри, прожигала доктора гневным взглядом.

– Но зачем думать об этом в театре, на сцене? – пролепетала на грани обморока Мура.

В нависшей тишине стало слышно, что зал, еще недавно бесновавшийся за опущенным занавесом, опустел – ни одного звука не доносилось до участников трагической сцены.

– Я вам сейчас все объясню, – убрав руки от лица, хрипло произнес наконец Иллионский-Третий. Выглядел он тоже весьма растерянным – Нет! – взвизгнула Брунгильда и, махнув пузатым ридикюльчиком, сделала шаг по направлению к актеру, который непроизвольно попятился. – Нет! Мы сейчас поедем на кладбище!

– Хорошо, Брунгильда Николаевна, хорошо. – Доктор Коровкин смирился с тем, что пока ничего не удастся сделать Надо покорно следовать за невменяемой девушкой и ждать удобного момента, чтобы хитростью заманить ее домой Он рассчитывал, что на кладбище или даже на улице удастся усмирить старшую профессорскую дочь, хотя бы и с помощью полиции С ужасом смотрела на Брунгильду и Мура – в голове ее проносились чудовищные мысли. Неужели ее сестра попадет в клинику для умалишенных?

Неужели придется с помощью полиции повязать сестру? Неужели ее блестящая исполнительская карьера рухнула? Неужели Брунгильда и впрямь незаконнорожденная дочь князя Бельского? Неужели это правда – и они не сестры? Неужели семейный скандал станет достоянием общественности? Что будет с папой и мамой?

– Я вам сейчас все объясню, – опять подал слабый голос Максим Иллионский, благоразумно сохраняющий дистанцию между собой и сумасшедшей красавицей, сорвавшей его последний спектакль в Петербурге.

– Объяснять будете потом! – срывающимся голосом закричала Брунгильда и сделала еще один шаг по направлению к готовому бежать актеру. – После погребения! После кладбища!

Пользуясь тем, что Брунгильда на него не смотрит, доктор Коровкин пытался как можно выразительнее подмигнуть Иллионскому, дать сигнал – спокойно, не сопротивляйтесь, не противоречьте. Но Иллионский, кажется, не надеялся на поддержку Муры и доктора Коровкина.

– Дорогая Брунгильда... э... э... ваше сиятельство... – Клим Кириллович старался всеми силами переключить внимание старшей дочери профессора Муромцева с Иллионского на себя, он боялся, что помешательство выльется в буйные формы. – Мы готовы следовать за вами...

Брунгильда обернулась на голос Клима Кирилловича.

– Мне такого позора не надо! – В ее голосе клокотала откровенная ярость. – И не вздумайте мне мешать, не вздумайте звать полицию. Я за себя не ручаюсь.

– Нет-нет, ваше с-с-сия-т-т-ельство, – пробормотал, опуская глаза, доктор и толкнул локтем в бок Муру, едва державшуюся на ногах от охватившей ее паники. – Не извольте беспокоиться. Мы едем на кладбище.

– Но сейчас там, наверное, уже темно, – всхлипнула Мура, – уже десятый час.

• Предыдущая
• 53/69
• Следующая