Драма замкнутого пространства - Щеголев Александр Геннадьевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая
Я совсем забыл про время. Когда опомнился – обнаружил, что полчаса, щедро подаренные мной, давно канули. Лбов не появлялся, тогда я храбро встал.
8.
За окном черно. Мерцает экран дисплея. Необъятная фигура на крохотном стуле – спиной к дверям. Под рубашкой равномерно перемещаются каменные бугры, тренированные руки парят над панелью. Тишина: «Жук» как всегда бесшумен. Кадр из фильма ужасов.
– Я же говорила! – прошелестела студентка, вдруг прижавшись к дежурному. Одуряюще повеяло теплым, и тот на миг застыл – не от страха перед увиденным, от нежданной близости. Затем решительно шагнул, сломав все.
– Ну, хватит! Саня, давай выметайся.
Лбов молча работал.
– Кончай, – предложил дежурный еще раз. Но коллега и не думал пользоваться навыками устной речи, он зачарованно следил за мелькающими на экране строками, пальцы же его стремительно порхали по клавишам. Действительно работал! Поразительно. Было в его облике что-то поэтическое, одухотворенное – Лбов творил. Что с ним? Дежурный заглянул ему в лицо: там напряженно пульсировала творческая мысль. Впрочем, поведение спортсмена было настолько непонятным, что у дежурного не получилось раздражения или злости. Получилось беспокойство. Он осторожно тронул приятеля за плечо. Тот не удостоил его вниманием, даже бровью не повел – просто работал – тогда дежурный закрыл ладонями экран. Спортсмен вздрогнул и грубым, очень естественным движением убрал помеху, так и не повернув головы.
– Ты что? – растерянно спросил дежурный. Оглянулся. Студентка заглядывала в дверь, почему-то не решаясь войти внутрь, глаза ее были совершенно круглыми. Он постоял несколько мгновений, подождал неизвестно чего… И повернул на пульте ключ – туда и обратно.
Экран вспыхнул. Затем стал чистым.
Тут же – неодолимая сила скрутила дежурного узлом, протащила к дверям, швырнула наружу, он успел только заметить, как выдуло из дверного проема вновь обретенную приятельницу, услышал ее девчоночье: «Мамочка!» – а может быть собственное? – и страстно обнял стену в коридоре, влепив губы в крашеную штукатурку.
Александр Владимирович Лбов появился через минуту. Имел абсолютно нормальный вид, правда, слегка встрепанный. Озабоченно разминал кисти рук.
– О-о, вы здесь! Чего в коридоре топчетесь, не заходите? Стесняетесь?.. У меня что-то произошло, память вдруг очистилась. Напряжение упало, наверное. Шура, лампочка не мигала, не заметил?
Сказал все это – будто ничего такого.
– Сволочь! – закричал дежурный, косясь на студентку. – Чего дерешься-то? Обещал полчаса, а сам!
– Ошалел? – теперь удивился Лбов.
Студентка водила глазами – с одного сотрудника на другого. Дежурный продолжил крик:
– Катись в свой вычцентр! Или в свой сортир, куда хочешь! Приперся тут, жить мешаешь!
– Подожди, Шура, не ори, – очень спокойно сказал Лбов. – Не понимаю, чем я тебе мешаю? Сиди себе в отделе, дежурь, а лучше всего надуй матрац и спи.
Дежурный осекся.
– Какой матрац?
– Да ладно тебе, не бомба же в твоей сумище. Я сам такой притаскиваю, когда дежурю… Короче, чего ты бесишься, объясни?
– Думаешь, ты один умный? – высокомерно предположил дежурный, вновь отдаваясь клокочущей ярости. – Думаешь, ты один умеешь и любишь работать? Я между прочим специально напросился на ночь вне графика, чтобы…
– Не ори, дурак, – повторил Лбов.
– … чтобы начать, наконец, заниматься делом! Днем ведь к «Жуку» и таракан не подберется – отгородили, опечатали! Может я только и ждал десяти вечера, когда институт закроют, а потом – обход дурацкий, а теперь – ты!
Лбов заметно сузился. Будто сдулся. И стал тихим.
– Так, – сказал он. – Ясно, тебя тоже «Жук» интересует. Я чувствовал… Значит, ты разлюбил нормальные персоналки?
Он внимательно посмотрел на дежурного, затем на студентку – абсолютно пустым взглядом, – и снова на дежурного. С вязким, нехорошим любопытством. И задумался. Затем он посмотрел на дверь лаборатории, голодно и нетерпеливо.
– Тебя, кстати, девушка ждет, – заметил дежурный, уже вполне мирно.
– Инструкция по программированию знаешь где лежит? – с подозрительной покорностью спросил Лбов.
– А как же! У завлаба в столе. Я ее смотрел, там операционная система стандартная, – он взялся за дверную ручку, потянул дверь на себя.
Но тут случилось.
Лбов сгреб дежурного в охапку и потащил в конец тупика, хихикая басом, бормоча всякие глупости, что-то вроде: «А еще очки надел… а еще в шляпе…» Тот рвался, брыкался, впрочем, сопротивляться было бесполезно, потому что сил у спортсмена хватило бы на пяток подобных жеребцов. Он засунул дежурного в помещение отдела, навалился на дверь, всунул ключ в замок, провернул до упора. Со стороны это выглядело так, будто школьники резвятся на перемене. Глупо и трогательно.
– Пусти, придурок, я позвоню в охрану! – визгнул дежурный.
– Звони, – разрешил Лбов, доставая перочинный ножик. По стене не слишком высоко тянулась пара двужильных проводов – беззащитные, розовые – от местного и городского телефонов. Он аккуратно надрезал изоляцию, поле чего закоротил каждый провод канцелярской скрепкой. Как и дежурный, он был человек запасливый. Выцедил в дверь:
– Конкурент недоношенный. Конкурентишко. Подумаешь, герой, вне графика дежурит. А я вообще дома не ночую, понял! Жена бесится, стерва деревянная…
– Пошел ты на!!! – харкнула дверь.
Лбов пошел, ухмыляясь.
– Что с телефоном сделал, ты, лошадь! – заорала неугомонная дверь. И вновь настала тишина.
9.
Критическая статья о проституции под названием «Легкотрудницы». Очерк «Право голоса» – о молодом, но уже талантливом певце. Письмо школьников младших классов с требованием ввести прямые выборы руководящего состава Министерства образования… Я зевнул. Еще зевнул. И еще. Жутко хотелось спать… Буровая вышка установлена на Северном полюсе, в Выборге проходит первый чемпионат по спортивному программированию, полиция Нью-Йорка разоблачила очередную международную группу женщин-фанатиков, уничтожавших вычислительные машины… Проклятая зевота. Проклятая газета. Проклятое дежурство.
Газета была не моей. Когда те двое убрались в свою – то есть в мою! – лабораторию, я понял, что надо срочно успокоиться. И тогда я обшарил стол начальника отдела. Просто так. Ничего особенного не искал – ну там фотографии жены или любовницы секретного свойства, какие-нибудь интересненькие бумаги, или еще что-нибудь этакое. Некоторые мужчины хранят у себя на работе то, что не могут хранить дома, как я уже неоднократно убеждался. Да, понимаю, шарить по столам не интеллигентно. Но… Сидит у меня в крови какая-то поискомания, наверное, от мамы перешла.
– … возвращаясь к проблеме компьютерной преступности, компьютерного терроризма, вредительства в вычислительных сетях, необходимо добавить, что все это связано с неким страшным процессом, – скучно бубнило радио. – Дело в том, что в среде технической интеллигенции появилась новая прослойка, так сказать, романтиков с большой дороги. Доступность, «чистота» деятельности за дисплеем значительно сдвинули общепринятые границы безнравственного…
Итак, я продолжал нести героическую вахту. Только дверь в помещение отдела закрыта была теперь не изнутри, а снаружи. На двери два замка: верхний – обычный накладной, а нижний наглухо врезан в дерево, причем имеет отверстие для ключа только со стороны коридора. Дурацкая система. Нормальные люди нижним замком не пользуются.
Лбов закрыл на нижний.
– … прошу прощения, – продолжало радио. – Хотелось бы расставить точки. Разумеется, проблемы преступности существуют и сами по себе, но война, разразившаяся в сфере информационного бизнеса, придает им особую остроту. Вот примеры. Многочисленные организации компьютерных хулиганов и авантюристов, судя по сообщениям прессы, имеют централизованное управление. А управляющие нити, как ни странно, ведут либо в фирмы, производящие вычислительную технику, либо в правления сетей. Это раз. В фирмах существуют специальные отделы, занимающиеся изучением и разработкой компьютерных диверсий и готовящие соответствующих специалистов. Там же исследуются вредные воздействия работы за дисплеем, конечно, не только для их нейтрализации, изучаются и наиболее азартные компьютерные игры. В общем, примеров много. В сущности, информационная война сводится к яростной конкуренции по всевозможным направлениям, и формы ее традиционны – протекционизм, дискриминация, и как следствие – шпионаж и вредительство. В той или иной степени она велась всегда. Первопричина же нынешнего обострения, как все мы прекрасно понимаем, законы большого бизнеса. Следует упомянуть и о том, что до сих пор отсутствует надежная, единая система патентования алгоритмов, такая же бесспорная, как, например, принятая в отношении изобретений или промышленных образцов…
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая