Тень Аламута - Басирин Андрей - Страница 25
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
Обратный путь прошел спокойно. Дома его ждали. Мальчишка еще не спал; Юсуфу и Фатиме так и не удалось уложить постреленка в постель. Когда Габриэль постучал в калитку, послышался восторженный вопль:
– Деда! Деда любимый велнулся! Покатай, деда! – Впервые в жизни Габриэля захватили врасплох.
Видит Аллах, он отбивался изо всех сил, но нет силы превыше любви.
– Хорошо, хорошо, – поднял руки Габриэль. – Сдаюсь. Будет тебе злая ассасинская лошадка. Залезай на шею.
– Лошадка! Боевая Аш-Шабака!
И ассасин побежал по дорожке, угрожающе раскачиваясь и кашляя. На пороге мальчишку забрала Фатима, так что тайная мечта Габриэля – стукнуть ребенка головой о притолоку – не сбылась.
Супруги поклонились ему с почтением:
– Джебраил-ага, мы так ждали вас! Аллах – велик он и славен – послал нам немного еды. Вы не голодны?
Вопрос зряшный и несвоевременный. Ассасин был голоден постоянно, один Аллах знает, куда всё этодевалось. Сколько бы ни съедал Габриэль, он всегда оставался таким же тощим.
– Несите. Всё несите! Разве не заповедовал Аллах заботиться о старших, нищих и голодных?
– Вы столько делаете для нас, Джебраил-ага. Вы так щедры.
Фатима кланялась, словно сосна на ветру. Габриэль подтянул поближе блюдо с пирожками. Запах дразнил ноздри. Наметанный нюх говорил, что пирожки полны восхитительного мясного сока и что их корочка хрустит. Уж в чем, в чем, а в еде ассасин понимал толк.
– Каждый день мы спрашиваем Великого, чем отблагодарить вас, – завел свою обычную песню Юсуф. – И Аллах…
– …отозвался наконец, – докончил Габриэль, вытирая жирные губы. – Знай же, Юсуф, что дни мои в Халебе окончены. Важное дело постигло мудрость батин. Потребуется ваша помощь.
– Всё, что угодно, господин!
– Хорошо. – Ассасин вновь вернулся к еде. Ему требовалась пауза, чтобы помучить Фатиму и Юсуфа неизвестностью. Когда блюдо с пирожками показало дно, он продолжил: – Ты, Юсуф, отправишься в Иерусалим…
– Куда угодно!
– Не перебивай. Там, в гнусном городе франков отыщешь королевский дворец. Тебе предстоит проникнуть внутрь и передать это письмо франку по имени Гильом де Бюр. Он большой человек у франков, могучий эмир. Так что не думай, будто задание будет легким.
– Я всё выполню, Джебраил. Если потребуется, зарежу всех, кроме эмира Дубура, и отдам ему письмо.
– Хорошо. Знай, что коннетабль (а так зовут нашего врага) влюблен в королеву. Пусть это поможет тебе найти де Бюра. Но помни: я доверил тебе великую франкскую тайну. Никому не дозволено знать ее.
– Мои уста скрепляет печать молчания. Слушаю и повинуюсь.
Габриэль повернулся к Фатиме:
– Ты же поедешь в Антиохию. Я дам тебе деньги, много денег. Поселишься с сыном недалеко от дома, который укажу. Станешь следить. Кто ни появится у дома, всех привечай, никому не отказывай. Обо всех сообщишь одному человеку. Поняла меня?
– Да, господин, – тихо произнесла женщина.
– Вот и прекрасно. А теперь добудьте мне вина. Жажда мучает меня, и, клянусь разводом с женами (которых у меня нет), я не намерен ее терпеть.
Вина пришлось поискать. Не то чтобы в Халебе его совсем не водилось, но ночью… Юсуф убежал куда-то добывать запретный напиток, а Габриэль с наслаждением вытянулся на кровати.
– Господин, – несмело произнесла Фатима из-за перегородки. – Дозволено ли будет спросить?
– Спрашивай, женщина.
– Ты разлучаешь меня с мужем…
– Моим голосом говорит имам. Или ты станешь противоречить мудрому старцу?
– О нет, господин. Но… я хотела спросить: что будет с домом? Садом? Хозяйством?
– О доме не беспокойся. Ты еще вернешься сюда. Если у тебя есть друзья, способные присмотреть заимуществом, предупреди их. Но помни: разлука с этим городом не продлится долго.
Фатима хотела еще что-то спросить, но Габриэль чувствовал себя слишком усталым.
– Покинь меня, женщина. Занимайся своими делами, ибо видит Аллах – у доброй жены никогда не бывает мало дел.
На это Фатима не посмела возражать. Когда она ушла, ассасин вытянулся на кровати в блаженном одиночестве. Наконец-то отдых!
Радовался он недолго.
– Это мой деда, – сам с собой рассуждал Гасан. – А Макалим говолит – ее деда лучше. Мой деда залежет их, плавда?
Через некоторое время опять:
– Мой деда – самый лучший. Лучше халвы? Лучше Аллаха? Гасан говолит…
– Эй, щенок! Что ты там бормочешь? – не выдержал Габриэль.
Ребенку только того и надо было. Подбежал, уткнулся носом в фальшивую бороду:
– Деда, деда! Лассказы скаску.
– Сказку? Какую?
– Пло отлубленную голову!
– Отрубленную? Которая на блюде?
– Да! Да!
– Я же ее вчера рассказывал. И позавчера.
– Тогда пло сад с гулиями. Как ассасины кулили и возделели гулий.
– Ну эту тебе рано слышать… Да и потом это всего лишь сказка. Сказка, понимаешь?.. Нет райского сада, кроме того, что даровал нам Аллах. А кто утверждает обратное – кафир и безумец.
– Тогда… тогда… Скаску!
Габриэль задумался. Он уже убедился на горьком опыте, что мальчишка умеет добиваться своего. Ругань и зуботычины помогали мало. Проще дать ему что просит – пусть отвяжется.
– Ладно. Хорошо. Но это будет страшная ассасинская сказка. Очень ужасная и злая.
– Да! Да! Скаску!
– Слушай же. Но помни: сказка страшная. – Немного помолчав, ассасин начал свой рассказ:
– Когда наш великий имам Гасан ас-Саббах учился в школе, было у него два приятеля: Омар Хайям и Низам ал-Мулк. Они любили друг друга. Однажды они поклялись, что если кому-то из них улыбнется удача, тот разделит ее с друзьями.
Прошли годы. Омар Хайям стал ученым и поэтом. Низам ал-Мулка назначили визирем, и он возвысился. Гасан тоже попросил у султана высокий пост. Едва это исполнилось, Гасан вступил в соперничество с визирем. Очернил его, распустил гнусные сплетни и даже попытался зарезать. А под конец обещал султану построить дворец, прекраснее которого нельзя было найти ни в Бухаре, ни в Дамаске, только бы тот прогнал визиря.
Но Низам ал-Мулк, мальчик мой, оказался не из дерюги сделан. Он прокрался в кабинет своего удачливого друга-соперника и исправил некоторые буквы в его бумагах. На следующий день Гасан предоставил султану свой доклад о дворце. Царедворцы от смеха попадали на пол и не смогли встать – везде, где следовало быть слову «динары», красовалось «лягушки». Разгневанный султан прогнал Гасана прочь.
И Гасан отомстил, дитя мое. Он изучил в Египте мудрость батин и, вооруженный ею, вернулся на родину. Собрал тысячи последователей, а кого собрать не удалось, зарезал или оклеветал.
Как-то сказал он своим приверженцам: «Будь у меня еще два человека, таких же смелых, как я, мы бы вместе покорили страну». Ассасины не поверили мудрому старцу. Они решили, что тот сошел с ума и принесли лекарство.
А Гасан не был безумен, нет. Он захватил Аламут. Потом убил султана, а труп выбросил в реку. После чего разорвал на части и съел своего бывшего друга Низама ал-Мулка. Убил бы и Омара (хоть тот ни в чем не виноват), но пройдохе удалось бежать.
Когда же те, кто считал Гасана сумасшедшим, пришли к нему униженно, Старец сказал злым, хриплым голосом:
– Муа-ха-ха! Ну и кто из нас безумец?
А потом убил их и сбросил со стен Аламута.
– Сказка кончилась. Можешь вылезать из-под лавки.
История потрясла мальчишку. Он сидел в ногах дедушки бледный, трясущийся, а по щекам его текли слезы.
– Ну-ну, не хнычь. Настоящие ассасины не плачут.
– Я не плачу! – ребенок с шумом втянул сопли. – Совсем!
«Великая сила – искусство… – подумал Габриэль философски. – Чувство, экспрессия. Но какие глубины смысла оказались сокрыты от мальчишки? Видит Аллах, мне его даже жалко».
– Эй, паршивец, – поинтересовался он. – Что же ты понял в этой истории?
– Я понял… я… я не стану бить Лашида.
– Это почему же?
– У меня есть длузья, деда. И фельсы. Я дам фельс Селиму и два – больсому Абу. Они Лашида отлупят!
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
