Чеченский разлом - Щелоков Александр Александрович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая
Шалманов никогда не отличался покладистостью и угодливостью. Он был дерзок, смел и строптив. В одну из аттестаций ему вписали страшные для карьеры слова: «Бывает груб и невыдержан со старшими и начальниками».
Так бы и окончил офицер карьеру командиром мотострелкового батальона, если бы министр обороны России Павел Грачев для потехи президента не организовал войну в Чечне. Первые же бои убедительно показали беспомощность российских военачальников нового поколения и неподготовленность войск.
Генштаб тут же обложил данью внутренние военные округа. Командиру дивизии, в которой служил подполковник Шалманов, момент показался удобным для того, чтобы избавиться от комбата, которого он терпеть не мог за строптивость и самостоятельность.
Шалманова откомандировали в резерв Генерального штаба. Он получил под команду собранный с бору по сосенке мотострелковый полк, погоны полковника и предписание через две недели отбыть в Чечню.
Приняв командование, новый командир в первую же ночь по тревоге вызвал офицеров штаба. В двадцать три часа по местному времени небольшой пеший отряд под командованием Шалманова вышел из гарнизона. За пять часов пути, проклиная самодура полковника, офицеры прошли двадцать пять километров и расположились в ставропольской степи. В четыре утра по радио подразделения полка были подняты по тревоге и получили приказ в пешем строю к девяти часам выйти на рубеж, где их уже ожидал штаб. К семи часам Шалманов приказал в условную точку прибыть полевым кухням, чтобы обеспечить для солдат и офицеров горячий завтрак.
То, в каком виде появился личный состав в указанном командиром полка районе, описать трудно. Более трети отставших от своих подразделений солдат пришлось собирать по степным дорогам в разобранном состоянии.
Заместитель Шалманова по воспитательной работе майор Луговой на марше набил мозоль и стер до крови мошонку. Как и других, не выдержавших испытания пешим маршем, его на машине отправили в гарнизон. Там, обиженный и обозленный, Луговой написал в штаб военного округа докладную записку, в которой язвительно изложил события страшной ночи и ужасы, которые командир заставил пережить офицеров и солдат.
Докладная дошла до командующего войсками. Тот её перечитал, сделал две пометки красным карандашом на полях и отодвинул от себя. Посмотрел на порученца, который передал ему документ.
— Сделайте майору Луговому замечание от моего имени. Документы, которые он посылает в штаб округа, следует писать грамотно. У него пропущены две запятые.
— Понял. А что в отношении Шалманова?
Командующий пальцем пригладил правую бровь. С возрастом волосы на ней стали быстро расти, загибаться вниз и часто мешали глазу.
— Через неделю я заеду к нему. Тогда и решим.
На другой день после отдыха, который проходил в поле, полк вернулся в гарнизон пешим порядком. Недовольных выпавшими на их долю испытанием оказалось немало даже среди офицеров. Но жаловаться никто не мог. Шалманов прошел весь путь туда и обратно вместе со всеми.
И только попав в горы, где по кручам и над провалами особенно на резиновом ходу не покатаешься, люди поняли, что командир полка мучил их не ради удовольствия. Боевикам, научившимся устраивать засады и безнаказанно громить колонны бронетехники в узких ущельях гор, не удалось проявить своих способностей при встречах с батальонами и ротами шалмановского полка. За полковником в стане противника установилась слава человека, которому покровительствует сам бог войны. За голову Шалманова была установлена крупная премия, исчислявшаяся в долларах, но получить её так никому и не удалось. После нескольких удачных операций Шалманову передали под командование мотострелковую дивизию и присвоили звание генерал-майора.
Первая чеченская война окончилась позорным хасавюртовским соглашением, которое скрепил подписью другой генерал, который считал себя специалистом заключать перемирия. Шалманова, который не скрывал недовольства происшедшим, перевели в один из военных округов Центральной России в надежде, что больше он не понадобится и о нем можно будет забыть.
Однако дерзкое вторжение чеченских воинских формирований в Дагестан заставили полководцев с Арбатской площади вспомнить о генерале, который мог ходить не только по асфальту, но лазить по горам и грязи.
Министр, приехавший из Белого дома принял Шалманова без промедления. Встретил у двери, протянул навстречу вошедшему генералу руку.
— Здравствуйте, Георгий Петрович. Поздравляю с присвоением очередного воинского звания генерал-лейтенант. Указ сегодня подписал президент.
Рука у министра была влажной и мягкой. С того времени, как они виделись в последний раз, Сергиенко заметно постарел. Не чувствовалось в нем и той уверенности, без которой нельзя повелевать людьми. Дворцовые интриги, постоянная необходимость лавировать, чтобы сохранить чин и место, надломили министра и, как это давно заметил Шалманов, заставили потерять уверенность в себе и своих силах. В таком состоянии люди правят другими исключительно в силу авторитета своей должности, а не волевыми усилиями, которые заставляют им подчиняться других.
Сообщение о повышении в воинском звании могло порадовать Шалманова ещё лет пять тому назад, но не сейчас. Теперь он ясно понимал, что очередная звезда возложена на его погон лишь для того, чтобы о в знак благодарности согласился нырнуть с головой в дерьмо, которое ему уготовили заранее. Поэтому произносить слова, полагавшиеся по уставу, Шалманову не хотелось, и он ограничился коротким:
— Благодарю.
Сергиенко сделал вид, что не заметил отступления от устава, а может и заметил, но выговорить генералу не решился. Он лишь вздохнул и вернулся к столу из-за которого вышел, чтобы встретить Шалманова. А тот увидел опущенные плечи и старческую сутуловатую спину маршала и ему стало не по себе. Видимо не легко жилось кремлевскому мандарину, человеку скорее всего честному, но не способному сказать президенту: «Вы уж тут оставайтесь, а я пойду ко всем матерям подальше» и потому вынужденному играть жалкую роль военной марионетки в бездарных политических маневрах Кремля.
— Прошу к столу, — министр приглашающим жестом показал генералу на кресло.
В это время открылась дверь и в кабинет вошел начальник Генерального штаба генерал армии Кащлев. Протянул руку Шалманову. Крепко пожал.
— Искренне поздравляю, Георгий Петрович! — И без паузы предложил. — Давай сразу пройдем к карте.
Они подошли к столу, на котором лежала большая топографическая карта Северного Кавказа — Чечни и Дагестана.
Сергиенко оперся обеими руками о стол, склонив лобастую голову.
Не глядя на Шалманова спросил:
— Как смотришь, чтобы принять по свою руку направление? Вот это…
Министр провел рукой, прихватив пограничные территории Чечни и Дагестана.
— Плохо смотрю, — ответил Шалманов.
— Сейчас здесь будет решаться судьба державы, — сказал министр. — Поэтому нужна твердая рука и свежая голова. И пойми, Георгий Петрович, речь идет не об услуге министру, а о службе Отечеству.
Шалманов поморщился, как от внезапно возникшей зубной боли.
— Не надо меня убеждать такими доводами. В Чечне защищается не Отечество, а солдатской кровью замываются ошибки, которые совершены правительством. По хорошему операцию следовало начать с суда над теми, кто вооружал Дудаева, кто его финансировал.
Сергиенко обиделся.
— Ты в чем-то меня обвиняешь?
— Не в этом дело. Когда солдат идет в бой, он должен искренне верить в то, что его начальники в состоянии реально оценивать обстановку и умеют отделять правду от лжи.
— Считаешь, что я не умею этого делать?
— У меня не доверять вам нет оснований.
Сергиенко снова поморщился.
— Ой, спасибо, генерал. Так уважил министра!
Шалманов на это не обратил внимания.
— Прежде, чем я дам согласие, позвольте выдвинуть три условия.
Сергиенко бросил выразительный взгляд на Кашлева.
— Ты видишь? Вместо того, чтобы сказать: приказывайте, я доверие оправдаю, генерал-лейтенант мне ставит условия. Каково?
- Предыдущая
- 16/73
- Следующая