Амалия под ударом - Вербинина Валерия - Страница 37

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая

– Не могу понять, что она могла найти в этом парвеню, – процедил Полонский, следя, как Амалия и Саша удаляются в глубь сада.

Орест удивленно взглянул на него.

– Ты как будто ее ревнуешь, – заметил он, выводя из-под удара своего ферзя и атакуя неприятельскую ладью.

– Я? – вскинулся Евгений.

– Можно подумать, ты к ней неравнодушен, – продолжал Орест.

– Жениться на une fille sans dot^[45] – величайшая глупость на свете, – фыркнул граф.

– Ну вот, теперь ты сам судишь, как выскочка, – с иронией сказал князь.

– Полно тебе, Орест, – холодно ответил граф. – Ты ведь понял, что я имею в виду. Жениться надо только на том, кто тебе равен.

– А я что, говорил о женитьбе? – пожал плечами Орест. – Это ты о ней упомянул, кстати.

В полном молчании они сделали по ходу.

– Шах, – объявил Орест.

– Вечно тебе везет! – вырвалось у графа.

– Просто я лучше играю, – отозвался его соперник, лучезарно улыбаясь, отчего на его щеках проступили ямочки.

Конь перешел в нападение. Белый ферзь отступил. Полонский передвинул черную пешку. Еще один ход, и она ступит на последнее поле, где сможет превратиться в могущественного смертоносного ферзя.

– Шах и мат, – объявил Орест.

Евгений с досадой откинулся на спинку стула.

– Ах, черт, эту возможность я не предусмотрел! – Он с сожалением покачал головой. – Сдаюсь. Но мне все-таки кажется странным, что она ни на миг не расстается с ним.

– Ты о ком? – спросил Орест, смешав фигуры.

– Об Амалии, о ком же еще! Не знаю, заметил ли ты, но после той охоты ее словно подменили. Раньше она все время смеялась, поддразнивала меня и дурачилась не меньше Муси, а теперь, чуть что, забьется в угол гостиной и оттуда волком на всех смотрит. На охоту не ездит, из дома почти не выходит, за столом не ест… Что-то с ней творится… непонятное.

– А мы узнаем, что с ней творится, – сказал Орест, блестя глазами. – Сыграем еще?

– Да, только я возьму себе белые. А то с ними тебе всегда везет.

– Я и черными тебя побью за милую душу, – беспечно отозвался князь и стал выстраивать фигуры на доске. – Твой ход.

– И как же ты собираешься узнать, что с ней? – спросил Евгений, когда противники сделали по несколько ходов.

– Просто спрошу у ее лучшего друга, – ответил Орест. – Извини, но мне придется съесть твою пешку.

– Да ради бога. Только я съем твою тоже.

– А я – твоего коня.

Полонский слишком поздно спохватился, что поставил под удар свою фигуру.

– Силен, Орест! – только и смог сказать он.

– Твой ход, – весело ответил князь.

Евгений снова проиграл и, чтобы скрыть смущение, закурил папиросу. Из сада вернулись Амалия и Саша.

– Хорошо провели время? – довольно двусмысленно спросил у них Полонский.

– Не хуже вас, – сухо ответила Амалия и отвернулась.

К ужину подоспели Никита Карелин и Гриша Гордеев.

– Что за дама к вам приехала? – полюбопытствовала Муся у Никиты.

Муся всегда была в курсе местных сплетен и слухов, которые она могла обсуждать часами. На Амалию же они наводили откровенную скуку.

– Это по поводу моих лошадей, – объяснил Никита. – Дама собирается купить несколько экземпляров, если они ей понравятся.

– Ого! – с завистью в голосе промолвил Гордеев. – А имя у дамы есть? И какая она из себя – молодая, старая?

– Ее зовут Изабелла Антоновна Олонецкая, – ответил Никита, – и она из Лодзи.

– Так она молодая или нет? – наседал Гордеев. – Никита, ну что ты молчишь?

– Я слышала, она красавица, – подала голос Муся.

Гордеев широко распахнул глаза.

– А! Тогда понятно, отчего Никита не желает о ней говорить.

– Кому-то она, возможно, и кажется красивой, но не мне, – отозвался Карелин, пожимая плечами.

Гриша рассмеялся.

– Пригласи ее к нам, – сказала Муся. – А то Эмиль скоро уезжает, да и художник уже почти закончил мой портрет и говорит, что тоже скоро вернется домой.

– Ну мы-то вас не бросим! – заметил Полонский.

– А куда вы собираетесь повесить портрет? – спросил журналист, и все с увлечением включились в обсуждение этой темы.

Таким образом, вечер прошел довольно мирно.

Но уже на следующее утро начались военные действия. Около половины десятого Саша Зимородков стоял у зеркала в своей комнате, завязывая галстук, когда в дверь неожиданно постучали. Думая, что это кто-то из слуг, следователь крикнул: «Войдите!» Дверь распахнулась. На пороге, скрестив руки на груди, стоял граф Евгений, и вид его не предвещал ничего хорошего.

– Что вам угодно? – нервно спросил Зимородков, дернув щекой.

Глаза графа сузились.

– Милейший, – еле сдерживаясь, процедил он, – не смейте говорить со мной, как с лакеем!

– Опять ты за свое, – укоризненно сказал Орест, показываясь из-за его плеча. – Вперед!

– Но я…

Орест втолкнул графа в комнату и пинком ноги захлопнул дверь.

– У нас к вам будет несколько вопросов, сударь, – подчеркнуто вежливым тоном промолвил князь. – И мы очень надеемся, что вы соблаговолите дать нам на них ответы.

– А если нет? – упрямо спросил Саша, выставив вперед подбородок.

Орест вздохнул и кивнул графу, который без дальнейших околичностей схватил следователя за горло.

– Вообще-то, – еще вежливее сказал князь, – мы решили не оставить вам выбора.

В случае, когда имеет место столь откровенное и наглое нападение, обычно полагается кричать «караул», однако вот беда: кричать Зимородкову было решительно нечем, ибо воздуху, проникавшего ему в грудь, было недостаточно даже для дыхания. Хватка у графа оказалась железная. Орест же непринужденно опустился в кресло (то самое, в котором в памятное утро охоты сидела Амалия) и закинул ногу на ногу.

– Хорошо! – прохрипел бедный Саша. – Что именно вы хотите знать?

– Что происходит с Амалией? – напрямик спросил Орест.

– О чем вы, господа? – фальшиво удивился следователь.

– С той охоты, где ты ни с того ни с сего оказался рядом с ней, она вернулась сама не своя, – прошипел граф. – Что ты с ней сделал?

Саша открыл рот, но не смог промолвить ни слова и только невнятно просипел что-то. Видя, что жертва не в состоянии говорить, граф несколько смягчился и ослабил пальцы. Что оказалось его роковой ошибкой, ибо Саша немедленно собрался и нанес Полонскому совершенно неджентльменский удар выше колен, но ниже пояса. Граф, который в этой области оказался таким же чувствительным, как и последний босяк, согнулся надвое и осел на кровать. Орест вскочил с места, но Саша уже схватил каминную кочергу и встал на изготовку с явным намерением проломить череп любому, кто осмелится приблизиться к нему.

– Браво, – сказал Орест, не скрывая своего восхищения. – А теперь, может быть, мы все-таки поговорим?

– Нам с вами не о чем разговаривать! – отрезал Зимородков, тяжело дыша.

– В самом деле? – уронил Рокотов, подняв брови. После чего скользнул вперед, как змея, и через мгновение обезоруженный Саша уже лежал на полу, в остолбенении крутя головой, а Орест стоял над ним, помахивая отнятой у противника кочергой.

– Похоже, что нам все-таки есть о чем поговорить, – сказал князь с мягкой улыбкой.

Саша открыл было рот для возражения, но Рокотов повернулся и нанес кочергой такой удар по маленькому столику у изголовья, что раздробил дерево до самого пола. После чего молча отшвырнул кочергу в сторону камина, снова сел в кресло, закинул ногу на ногу и, поставив локти на подлокотники, соединил руки кончиками пальцев.

– Итак, я слушаю вас, – тоном, не допускающим возражений, промолвил он.

Саша поднялся, поглядел на мрачное лицо Полонского, на спокойное лицо князя и начал рассказывать. Товарищи по сыску всегда учили его, что если преступника неожиданно и ловко изобличить, то он так или иначе выдаст себя – мимикой, взглядом или как-то еще. Однако Зимородков видел, что эти двое поражены, и только. Они подозревали все что угодно, но то, что в Амалию на охоте стреляли и что до этого кто-то пытался ее отравить, было для них совершенным сюрпризом.

• Предыдущая
• 37/76
• Следующая