Если свекровь - ведьма - Касмасова Лилия - Страница 24
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
— Ей отвечать, между прочим, — сказала Маргарита.
— За что отвечать? — спросила я.
Орхидея виновато посмотрела на меня:
— За мою очаровательность и обворожительность.
— Чего?
Маргарита сказала:
— За то, что она очаровывала и обвораживала мужчин. — И вернулась к выпечке оладий.
Она — очаровывала? Эта толстая тетенька с кислой миной?
— С помощью зелий, — сказала Маргарита, прочитав все по моему лицу.
— И не брали разрешений? — кивнула я.
— На что разрешений не брали, Орхидея Семеновна? — раздался за моей спиной голос, разумеется, инспектора.
Я развернулась. Он все еще был одет в свою пижаму, а из-за своей худобы и красно-полосатости напоминал пограничный столб.
— Подслушивать нехорошо, — сказала я.
— Я просто шел мимо и услышал, — ответил он.
— И ваши допросы начнутся в полдень, — сказала я.
Кажется, я уже чувствую себя главой клана.
— Это не допрос, — возразил он, — а дружеское любопытство. К тому же, — обратился он к Орхидее, — если вы чистосердечно мне во всем признаетесь, это уменьшит наказание процентов на двадцать.
— Ага, — сказала я. — Друзья обычно так и говорят. И вообще, могли бы переодеться к завтраку.
— А я приглашен на завтрак? — улыбнулся он мне.
— Мы с вами довольно любезны, не находите? — обернулась от сковороды Маргарита.
— Да, — сказал рыжий. — И я вам за это признателен.
— Так идите и переодевайтесь, — скомандовала я, пока он снова не начал допрашивать Орхидею.
— Вас смущает мой внешний вид? — спросил этот тип меня.
Я не успела сказать, что мне вообще плевать на его внешний вид, как ответила Маргарита:
— От вашей пижамы у меня в глазах рябит. Так что пожалейте старушку и ее слабое зрение.
Я усмехнулась. Инспектор ретировался в гостиную.
— Вика, открой окно — пусть дым выветривается, — сказала мне Маргарита.
Я распахнула обе створки небольшого окна. Откуда-то издалека, от озера, доносились веселые детские голоса, которые иногда перекрикивал властный женский голос — похоже, девочки гуляли со своей няней.
Моя нога еще побаливала, и я присела на стул у стола.
Орхидея, которая все это время стояла, теребя носовой платочек и покусывая накрашенные алым губы, сказала тихо:
— Уф. Какой он суровый.
Суровый? Да он же просто обнаглевший школьник, который притворяется учителем.
— А что, — спросила я Орхидею, — вы много раз использовали зелья?
— Всегда, — сказала она. — Видишь ли, в обществе мужчин я обычно так робею, так робею, что и слова сказать не могу, а потому мне легче подлить пару капель им в бокал и они становятся такие милые, такие влюбленные. И я уже могу с ними спокойно разговаривать… Правда, — стыдливо улыбнулась она, — иногда приходится от них отбиваться чем-нибудь, чтобы не слишком приставали.
Так и представляю эту пышную Орхидею, отмахивающуюся от мужчин своей лаковой черной сумкой, как от надоедливых комаров.
— Знаешь, — сказала Маргарита Орхидее, ставя на стол тарелку с горкой оладий, — ты лучше про это инспектору не рассказывай. Это все ерунда, так, мелкие женские развлечения.
— Один раз, — заговорщически прошептала Орхидея, — я подлила зелье сразу троим. Что потом было!
— Что? — поинтересовалась я.
— Драка, — трагически завела она глаза к потолку. — И главное, они так ею увлеклись, что забыли про меня, и мне было даже не с кем потанцевать.
— Ну, вот и я, — раздался позади полный оптимизма и так мне осточертевший голос.
На пороге кухни стоял инспектор. Костюм будто только что выглажен, белая рубашка, галстук. И даже волосы прилизаны. А когда он подошел ближе, чтобы сесть за стол рядом со мной, я почувствовала легкий аромат одеколона.
— Позавтракаешь с нами, Орхидея? — спросила Маргарита, доставая из шкафа кружки.
— Д-да, пожалуй, — покосившись на инспектора, неуверенно сказала Орхидея. И плюхнулась на стул у торца: — Я вообще-то уже завтракала у Далии. Но я так нервничаю, что позавтракаю еще.
Мне хотелось спросить у Орхидеи, не видела ли она за завтраком Мишу, но при инспекторе это было как-то неудобно.
А рыжий изверг улыбнулся Орхидее детской невинной улыбкой:
— И почему вы нервничаете?
Рука Орхидеи, протянувшаяся за оладушком, задрожала. Потом эта полная ручка решительно взяла вилку, нанизала на нее целую стопку оладий и шлепнула ее на тарелку.
— Вареньицем полей, — посоветовала Орхидее Маргарита.
— Угу. — Орхидея поливала малиновым вареньем оладьи, а инспектор выжидательно смотрел на нее.
Закончив поливать вареньем, Орхидея принялась молча, один за другим, жевать оладьи. Инспектор, похоже, понял, что ответа не дождется, и тоже потянулся за оладьями. Накладывая их в свою тарелку, он заметил как бы между прочим:
— А я обычно нервничаю, когда влюбляюсь.
— И часто вы влюбляетесь? — спросила я зачем-то.
А Орхидея посмотрела на инспектора как-то странно и задумчиво.
— Редко, — сказал инспектор, увлеченно свертывая оладушек в трубочку вилкой. — Но почти всегда без взаимности. Так что приворотное зелье мне бы пригодилось. — Он рассмеялся беззаботным смехом.
Артист! Но до чего он Орхидею довел: та сидела и даже не ела, а лишь поглаживала скатерть. Глаза Орхидеи были полны слез.
— Да в вас и с приворотным зельем никаким не влюбишься! — сказала я.
Бондин поглядел на меня с каким-то странным выражением… огорчением, что ли?
А Орхидея вдруг вскочила и сказала:
— Я лучше пойду, — и бросилась из кухни.
Я тоже вскочила:
— Ну что вы, Орхидея! — Ох уж этот вредный инспектор! Не зря его Далия инквизитором обозвала! Мучитель.
Но он, видимо, тоже понял, что слегка перегнул палку, поглядел в окно и пробормотал:
— Да я ведь пока что инспекцию не начал. Так что можно даже и не разговаривать о всяких запрещенных напитках.
Орхидея посмотрела на него настороженно.
— Горячий шоколад, по крайней мере, еще не запретили? — спросила Маргарита инспектора. — Как напиток, приносящий радость?
Инспектор усмехнулся:
— Нет.
Маргарита взмахнула рукой над столом, и на нем появился фарфоровый кофейник, из носика шел пар. Она глянула на шкаф, дверца распахнулась и оттуда выпорхнули и приземлились на стол четыре круглые чашки.
Орхидея пробормотала:
— Ну, если шоколад, то я, пожалуй, задержусь, — и снова уселась на свое место.
Бабуля разлила шоколад по чашкам. Чашки сами разъехались к каждому, сидевшему за столом.
Инспектор посмотрел почему-то на меня и улыбнулся виновато. Я уткнулась в чашку с шоколадом.
— Вкуснота, — сказала я, отпив глоток.
Инспектор тоже попробовал шоколад, пробормотал:
— Как сладко, — и запил его чаем.
И вот тут с ним произошло что-то странное: глаза его заблестели, он повернулся и взглянул на Орхидею, то есть не просто взглянул, а буквально впился взглядом и взволнованно произнес изменившимся, слегка хрипловатым голосом:
— Этот шоколад такой же сладкий, как вы, Орхидея.
Орхидея, эта толстая скромница, улыбнулась ему широкой довольной улыбкой:
— Спасибо, сударь инспектор.
— Для вас просто Денис, — ухмыльнулся он.
Это что же — с шоколадом что-то не ладно? Я прислушалась к собственным ощущениям. Никакой влюбленности ни к кому я не чувствовала. То есть да, я люблю Мишу. Но никакого крышесноса.
Инспектор встал и подвинул свой стул ближе к Орхидее. Уселся, положил локоть на стол, а голову на ладонь, и стал любоваться ставшей для него вдруг бесценной Орхидеей Семеновной.
Орхидея Семеновна хихикала и, жеманничая, наяривала оладьи.
Я в недоумении посмотрела на бабулю. Та подняла руку и показала свой перстень. Ах да, я же тоже могу все увидеть.
Я повернула перстень и увидела в чашке чая, из которой до этого пил инспектор, огромное розовое пульсирующее сердце.
Что это значит? Орхидея подлила в чай приворотного зелья? Когда же она успела? А, когда бабуля колдовала шоколад.
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая