Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 48

Нагрузившись аппаратурой, спускаемся в холл. Ждем фиксера. И это тоже часть привычного для нас распорядка дня. Мы сваливаем свой скарб в кучу. Опускаем свои зады в шикарные кресла и замираем, как жабы в секунды опасности. В холле прохладно, комфортно. Но мы не расслаблены. Скорее сосредоточены. Как перед боем на ринге, как в детстве перед шагом в родную квартиру со школьным дневником, пухлым от свежих двоек, как в подрагивающем в облаках самолете с парашютом Д-6 за спиной, в ожидании сигнала к прыжку в никуда. Эххх… Как знакомо мне это чувство. Как-то в мае девяносто шестого, во время штурма чеченского села Бамут, я шагал от шамановского командного пункта в хозблок, перекусить. Там как раз устроили офицерскую полевую столовую. Бамут не могли взять уже полтора года. И внутренние войска пробовали, и ОМОН, и СОБР. Теперь на его подступах рубились десантники, пехота и спецназ ГРУ. Я и моя съемочная группа второй день наблюдали этот бой, постыдно «сидя на барабане», с командного пункта. Захотелось поесть, и, шагая в столовую, я увидел большую группу бойцов в набитых боеприпасами разгрузках и выцветших КЗСах – защитных костюмах, – лежащих в пыльной траве возле танков.

Я дежурно их поприветствовал, мне лениво ответили.

– Здорово ребята, куда собрались?

– На мясо.

Я встал как вкопанный. Даже в тех условиях, когда в ушах стоял шелест фольги, что вовсю полоскал ветер, фольги, в которую были завернуты трупы, лежащие на вертолетной площадке, ожидавшие своей последней эвакуации, трупы наших солдат, погибших в тот день в Бамуте, – даже в той ситуации ответ «на мясо» показался мне уж слишком зловещим. Я глупо переспросил:

– Куда?!

Солдат равнодушно кивнул в сторону села и лениво добавил:

– На штурм.

Я молча пошел дальше. Впрочем, с первой ложкой дымящейся рисовой каши с мясом недавний диалог быстро забылся. Вернее, скорее всего бы забылся. Если бы не посыльный:

– Собирайтесь!

– Куда?

– А вон там видите, у танков спецназ гуртуется? Вот с ними пойдете, Шаманов сказал.

Какая уж там еда, какое уж там настроение. «Мир через забрало смотрится чуть по-другому».

Эх… Были дела. И вот теперь, сидя в удобных креслах в фойе «Дамы Роз», ожидая фиксера, я в который раз испытываю подобное чувство. Ну не «на мясо», конечно, мы собираемся, но тем не менее, тем не менее…

Фиксер Назир частенько опаздывает. О, вот и он! Седой, поджарый, неизменно в свежей рубашке и легких парусиновых брюках и в охотничьей шляпе цвета хаки на голове. Да, и сигарета! Обязательно сигарета. То зажатая в губах, то дымящаяся меж пальцев. Бывший полковник-артиллерист, учился в Питере в Михайловской артакадемии, жена русская, две красавицы-дочки. Ему лет шестьдесят. Ироничен, тонок, аристократичен. Назир мне достался, если так можно сказать, по наследству, от Жени Поддубного. Женя – это наш корреспондент, профессор анатомии сирийского конфликта. Он почти живет в Сирии и часто помогает мне своими советами. Но с нашим фиксером я был знаком и раньше, заочно. Мне его рекомендовала королева сирийского репортажа Настя Попова. Да-да, именно королева. Сколько времени она провела здесь на передовой! И не просто снимала собственные перебежки и стрельбу в пыльную даль. Это были шедевры! Рассказы о жизни людей на войне. На ее репортажи ссылался российский МИД, доказывая правоту московской позиции по Сирии, боевики ее приговорили к смерти, а Кремль наградил медалью «За отвагу». Даже музей Анастасии Поповой организован где-то на Западе. И вот она-то мне и сказала: «Лучше Назира в Сирии тебе не найти». И это оказалось правдой.

Вообще, тема переводчиков, проводников, она особая. Стоит остановиться на ней чуть поподробней. Взять хотя бы наше недавнее путешествие в Кандагар. Прилетев в Кабул, я никак не мог найти толмача. Никто из афганцев не хотел лететь на юг страны. Там вообще небезопасно, к тому же талибы попытались штурмом взять миссию ООН в центре города. И вот, о чудо, нашелся наконец камикадзе из местных. Муса. Двести долларов в день (гонорар короля или королевы). Молодой, приземистый, широколицый, без усов и бороды, в белой мусульманской вязаной шапочке. Был он внимателен и даже услужлив. Неотрывно следил за моим лицом, словно пытался внять не только звуковой информации, но и прочитать кое-что по моему взгляду, по моей мимике. Переводил он через пень-колоду, но выбирать было не из чего. Полетели и натерпелись. Интервьюируемый, к примеру, говорил минуту-две, Муса сужал перевод до пары фраз. И хоть ты лопни! А когда в последний день я (идиот) выдал ему зарплату чуть раньше времени, Муса обнаглел. Он вообще перестал переводить. Просто говорил: «Да» или «Нет». И сколько я его ни просил, ни умолял, ни ругался, толмач стоял на своем, как ишак на горной тропе! Кошмар. По возвращении в Кабул мы поменяли его на интерпретера Борю. Сам рыжий, в очках, без усов и бороды, с внешностью вполне европейской, новый толмач был одет в афганский шальвар-камиз. То есть в длиннющую рубашку и в широченные порты́ с калошами. Боря был наполовину пуштун, наполовину украинец. Жил то в Кабуле, то во Львове. Русского он не знал, а переводил сразу на мову. И я, вспоминая свой опыт службы на Западной Украине, уже преобразовывал все им сказанное в русскую речь. Прелесть! А другой мой афганский переводчик, молодой парень Ашмат, вообще выучил русский язык «по телевизору». Я с ним сотрудничал в девяносто восьмом году. Каким-то образом у них в Мазари-Шарифе ловился российский канал. И по словарному запасу Ашмата можно было определить, что у нас там в стране происходит. Он почти знал весь блатной сленг! Знал, кто такие менты, кто такие бандиты. И рассуждал о главных интригах страны: Пугачева – Киркоров, Николаев и Королева. Представляю, какое впечатление о России у таких вот Ашматов складывалось тогда! Но! Мы в Сирии, вернемся из Азии на Ближний Восток. Наш фиксер Назир заходит в фойе энергичным шагом. Зажатая во рту сигаретка. Рукопожатия, лукавый взгляд сощуренных от табачного дыма озорных серых глаз.

– Ну? Поехали?

И, не дождавшись ответа, он хлопает в ладоши, взбадривая наше сонное царство:

– Давай-давай! Поехали!!!

Мы грузимся в его белую «Тойоту». Все, к приключениям готовы!

Здесь, в Дамаске, самая что ни наесть обычная восточная жизнь. Народищу – целый рой! На перекрестках и у мостов посты полицейские. Позиции пулеметные, обложенные мешками с песком. Все. А так… Кафе, магазинчики, дети, женщины. Мужчины расслабленные. Суета базарная. Единственное, торговцы иной раз разводят руками и цокают языком: «С перламутровыми пуговицами? Извините, нет!» И виновато добавляют: «Фабрику разбомбили». Почти всегда это правда.

Чем ближе к окраинам, тем чаще встречаются огороженные бетоном военные объекты. Направлять в их сторону камеры запрещено. Везде портреты лидера Асада.

В городе он изображен в штатском костюме. На военных объектах – в камуфляже. А иногда в камуфляже и в темных очках.

Быстро заскакиваем в Генштаб, где у Назира все схвачено, и, получив индульгенцию, неспешно колесим на передовую.

Политическая карта Сирии многоцветна. Пятна зеленые – территории, контролируемые оппозицией. Красные – там, где властвует Асад. Розовые – курдские земли, и так далее. Но! Главное! Никто вам четких границ этих пятен не проведет. Поэтому! Аккуратнее, ребята, в своих путешествиях по этой стране, аккуратнее! Полквартала в сторону, и вы уже без головы. Не фигурально, а вполне реально. Ах да, я вам про это уже говорил. Так вот про карту. Часть Дамаска тоже выкрашена в зеленый цвет. Оппозиция как захватила этот кусок, так и держит. В том числе и участок стратегической дороги на город Хомс – третий по величине в Сирии после Дамаска и Алеппо. Хомс называли аграрной столицей страны, там выращивали шикарную зелень! А теперь этот город больше известен как колыбель контрреволюции. Именно там мятеж и начался. До вчерашнего дня основная дорога на Хомс была закрыта. Но! Пришло известие: правительственные войска освободили от боевиков важный район столицы. Под называнием Хароста́. Заодно отбили участок стратегического шоссе. Масса трофеев и все такое прочее. Едем поглядеть, ну и побывать на новой линии фронта.