Обратная сторона войны - Сладков Александр Валерьевич - Страница 25
- Предыдущая
- 25/67
- Следующая
Как-то мы сняли в Моздоке люкс в единственной городской гостинице. Помылись, сгоняли на рынок, купили солений разных корейских, сала, хлеба горячего. Только собрались поужинать, как Вадик Андреев поднял вверх палец:
– О! Забыл! У меня ж граната! Во, омоновцы подарили!
Я не успел сказать «мама», как он вытянул ее из своей рыбацкой жилетки и вдруг испуганно кинул на пустой стол. Ребристая лимонка прокрутилась, как юла, и остановилась. Мы замерли.
– Бляха! Я кольцо оторвал!
Все метнулись. Я даже не понял, как оказался за холодильником. Тишина.
Взрыватель не щелкнул. Пять секунд, двадцать, сорок… Кук лежал на полу в коридоре.
– Что там?
– Посмотри.
– Сам посмотри!
– Вадик! А ну давай!
Вадик, припадая на больную ногу больше обычного, зашагал к столу. Взял двумя пальцами гранату, как заразную, одной рукой открыл дверь на балкон и вышел.
Я подождал минуту, выглянул. Вадик курил.
– Где граната?
– Выкинул.
– Куда?!
– Вон в клумбу.
Господи, что нам от солдат требовать, если у нас пятидесятилетние мужики черт-те что вытворяют.
Ужинали молча. Потом я заказал по телефону переговоры с «Вестями». Там обрадовались.
– О, Сладков! А мы тебя ищем! Надо один сюжетец сделать.
– Готов.
– Там на восстановление железной дороги у вас в республике миллиарды выделены. Тебе надо показать, как их реализуют.
Опять про деньги. Тут на побывке, в Москве, меня на съемку отправили.
– Езжай в Правительство, в Белый дом. Твоя тема, там деньги на восстановление Чечни распределяют. Между министерствами.
Поехал я и ошалел. От сумм, от бодрых докладов. Я и не думал, что такие деньги на восстановление выделяют. Это… Другая сторона войны.
– Не буду я про железную дорогу делать.
– Это почему?
– Какие миллиарды, кому? Да я сейчас приехал по ней в Северную Осетию. Она цела, и по ней поезда ходят.
И тут дверь номера распахнулась. Вошел абсолютно пьяный полковник.
В форме, с погонами. Сел напротив и еле выдавил из себя:
– Не хотите… Отдохнуть… После боев… У нас баня…
– Товарищ полковник…
Он испугался. Потекли слезы.
– Откуда вы знаете мое звание?!
– Да бога ради, идите! Без вас есть кому настроение испортить! То граната, то бюджет!
Палатку нашу через день разобрали. Хозяйство Волкова отпустили домой.
А нас перевели на Ханкалу. И началась у нас совсем другая жизнь.
«Москва-400». Горная война
(очередь четвертая)
Город, которого нет
Ханкала – это город. Вместо центральной площади – место для приземления вертолетов. Вместо домов – вагончики и палатки. Вместо дорог – разбитые колеи, в жару пыльные, в дожди непролазные. Вместо заборов в нашем городе – маскировочные сети, натянутые высоко, метра в три-четыре. За их пластмассовой запыленной листвой не разберешь, кто живет. А будешь стоять, подглядывать – вмиг скрутят и отволокут в контрразведку. Сети делят всю территорию на «хозяйства». Тут разведчики, там десантники, а еще связисты, летчики, саперы, артиллеристы, спецназ и так далее. «Хозяйства» – это представительства или штабы. Основные силы разбросаны по всей Чечне.
Главное административное здание – ЦБУ. Центр боевого управления Временной группировки. Это крепкое двухэтажное здание, которое охраняют десантники. На входе будка, обложенная мешками с песком. В ней часовой. За будкой машина десанта, БМП, в глубоком окопе. Внутри здания – кабинеты командующих, пресс-центр, покои ГРУ, комната группы розыска пленных и еще всяких служб. Напротив ЦБУ, через дорожку, небольшая могила с табличкой «Здесь похоронен неизвестный мужчина без ноги». Ее не стали заравнивать, и это по-человечески. За могилкой стоит огромная зеленая бочка, в которой располагается военная контрразведка. Та самая, которая интересуется любопытными. Дальше – пыльная вертолетная площадка. Левее – лагерь Внутренних войск. Там свой командующий, свои штабы и службы. Въезд на территорию Ханкалы – через КПП. Его особенность в том, что роль ворот выполняет танк «Т-72». Надо кого-то запустить – огромная черепаха отъезжает, потом выползает на место.
Если встать лицом к ЦБУ, то с правой стороны виден маленький жилой городок. В ряд стоят зеленые «бабочки». Это военные машины, прицепы которых растягиваются, как гармошки. Внутри и служебные помещения, и жилые. В другом ряду – брезентовые палатки. В первой – комендантская рота, а вторая наша, репортерская. Зайдем? Внутри неровный дощатый пол, настеленный прямо на землю. Посередине столб с прикрепленной к нему лампочкой. Печка-буржуйка и двенадцать одноярусных панцирных коек, застеленных синими солдатскими одеялами. Самая левая койка, у входа, закреплена за «смотрящим» от Управления информации Минобороны России. Хозяева этой койки часто меняются, они приезжают в Чечню в командировку. На трех других койках постоянно спим мы: я, Вадик и Кук. Остальные лежбища занимают приезжающие-уезжающие репортеры. Некоторые наши коллеги не любят жить на Ханкале. Они либо останавливаются в гостинице при гражданском Территориальном управлении в Грозном, либо у чеченцев, используя какие-то свои московские связи. Последний вариант, кстати, небезопасен. Могут украсть, убить, продать или обменять.
У столба в палатке стоит стол. Мы за ним кушаем, а еще я использую его для написания репортажей. Пологи палатки подняты из-за жары. Чтоб ветерок продувал. Но он не продувает. Поэтому мы живем, как в разогретой духовке.
Да, а еще у нас здесь воруют. Ценные вещи в палатке лучше не оставлять. Да что там в палатке! Вон корреспондент и оператор Первого канала решили уединиться в соседней командно-штабной машине. Разложили в тесном кунге на столике сальцо, лучок, хлебушек, водочку выставили. Вдруг в маленькое окошко заглянула наглая рожа. Потом рука появилась. Хвать водку – и бегом. Преследовать бесполезно. Пока обежишь вокруг машины, диверсанта уже и след простыл.
Мы питаемся тем, что удается прикупить на маленьких придорожных рынках. Во время выездов. Впрочем, возле них тоже нежелательно останавливаться. Один раз встала вот там машина в Грозном, вышел прапорщик, только хотел что-то купить, а продавец, мальчик лет двенадцати, ба-бах ему в лоб из пистолета – все, привет. А на большие рынки вообще лучше не соваться. Недавно на толкучке, что раскинулась на месте разрушенной гостиницы «Чайка», в центре города, когда застрелили солдата, экипаж БМП, на которой он приехал, развернул пушку и бахнул осколочным по толпе. Кошмар, трагедия. Война.
Вернемся к нашему быту. Обычно мы покупаем к столу: колбасу, которая не портится даже в жару, видимо, сделана она из искусственных материалов; печенье в цилиндрических пачках калибром где-то восемьдесят два миллиметра, как миномет «Поднос»; хлеб «Дока», белый и нежный; а еще говяжью тушенку, подозрительно похожую на ту, что хранится на складе. А еще мы пьем чай. Впрочем, с водой есть проблемы. Ее привозят. И не всегда нужного качества. По утрам можно услышать крики:
– Б…! Опять пепси!!!
Это значит, что в огромном армейском термосе нам доставили воду такую ржавую, что внешне она смахивает на сладкий заокеанский напиток.
Дальше, за нашим жилым городком, госпиталь. А справа «хозяйство» ФАПСИ, правительственной связи. У них свои солдаты, офицеры и генералы. Главная задача – обеспечивать бесперебойную связь с Кремлем. На их территории есть тарелка, то есть передающая станция, с которой мы перегоняем снятые материалы в Москву. Еще этой тарелкой пользуется Первый канал. А вот НТВ на Ханкалу не пускают. Вообще. Такова принципиальная позиция Минобороны. Не любят их военные, и это чувство взаимно. Поэтому группы НТВ работают то у Басаева, то у Масхадова, то у Дудаева. У врагов, короче. А снятые ими материалы потом свободно выходят в российский эфир.
Недавно мы попались на глаза командующему. Вышли из палатки и уперлись в незнакомого генерала. Какой он? Среднего роста, волосы темные, вьющиеся. Лицо круглое, нос крючком, уши чуть оттопырены. Плечи покатые, живота нет. Голос не низкий и не высокий. С хрипотцой. Глаза черные, круглые, живые. Фамилия его Трошев.
- Предыдущая
- 25/67
- Следующая