Таверна трех обезьян - Бас Хуан - Страница 18

• Предыдущая
• 18/48
• Следующая

— Сдается мне, твое дело дохлое, Косой. На этой неделе мне бы хотелось, чтобы ты ко всему прочему на совесть вычистил мусорные баки… Не падай духом, парень, не все ли тебе равно… Богу богово, j-сесарю кесарево.

Косой взглянул на свои четыре карты без особой надежды.

— Марлена, любовь моя. Мне так хорошо, что я готов получить пулю в лоб, только бы продлить этот миг. Ты кончила, angel?

— Конечно, мой маленький Богарт. А ты не заметил?

— Заметил. Но человеку, пронзенному стрелой любви, вроде меня, приятно слышать простые и ясные ответы на свои вопросы, без всяких там экивоков.

Проклятие. Медленно, но неумолимо, словно бронированный лимузин, на меня вновь накатили сомнения…

— Хватит изворачиваться! Где тебя ждал Альберт, darling! Тебя он тоже предал. И не говори мне, будто не понимаешь, о чем речь!

— Ладно, довольно. Я уже сыта по горло твоим Альбертом. У тебя что, мать была гудящей? Поскольку именно в этом ты меня подозреваешь. А разве не имеет значения, что я нигде не шлялась, была паинькой? Так что хватит долбать меня одним и тем же. Ты перегибаешь палку, дружок!

Мой радар снова уловил некий сигнал. Я не был вполне уверен… Я уже…

— Говорит полиция! Говорит полиция! Повторяю. Говорит полиция! Ваше время истекло.

— Давай, дорогой, быстренько одевайся, тебе пора…

— My love! Мы окружены солдафонами, от которых не жди пощады! Погоди еще немного, пожалуйста!

— Иди, солнышко. Хоть ты и держался здорово…

— Mapлена… — Да?

— Я…

Санти шлепнул свои карты на хлипкий стол, открыв тройку королей. Косой в первый раз улыбнулся. Почти целый месяц он не вкушал сладости того куража и безрассудной дерзости, которые рождало превращение в самого крутого гангстера в городе. Ему несказанно повезло.

— Сочувствую, Санти. Я выиграл. Три туза.

— Вот дерьмо! Ну и подфартило, тебе, пидор! Тройка тузов после смены четырех карт… Баста. В следующий раз я тебя уделаю. Но на самом-то деле ты делаешь мне одолжение, сейчас совсем нет клиентов, и следует поддерживать девочек в хорошей форме. Которую из двух ты хочешь обработать?

Я одевался, словно робот с испорченным механизмом.

— Если хочешь снова побыть со мной, знаешь что… В другой раз прихвати-ка с собой и Альберта, о котором столько разговоров, и порезвимся втроем. Ты не против?

Она расхохоталась громко, переливчато, издевательски.

Я нашарил в кармане пиджака зеленые солнцезащитные очки и нацепил их. Левой рукой я взял с тумбочки «беретту», правой вытащил из кобуры Фреда — ко всему прочему по радио зазвучала мелодия Маноло Эскобара… Вооружившись, я начал стрелять с двух рук от бедра, медленными шагами приближаясь к окну, и стал ждать смертельного укуса — напрасно.

— Хватит шуметь, придурок! Кончай базар! Ведешь себя, как распоследний козел! Выметайся, или я скажу Горилле, чтобы он тебя вышвырнул. Ты образумишься…

Что за дела? Загорелся свет, и дверь, к моему изумлению, легко отворилась. Вперед!

— Марлена! Сиди тихо! Последний штурм начнется с минуты на минуту… Я готов… Дерьмо собачье!

Она исчезла, растворившись в темноте, обрамленной распахнутой дверью. Мое оружие было разряжено. У меня не осталось сил даже на то, чтобы заменить магазин автоматического пистолета. Я тоже вышел. Я увидел ее на площади, в свете цветных электрических гирлянд ярмарки; она прикуривала сигарету, остановившись поболтать с Лореттой, другой куколкой.

Я был сегодня на высоте. На миг мне даже показалось, что болваны дрогнули под огнем моих пушек. Встряска была что надо. Посмотрим, может, на той неделе мне опять повезет, я снова обыграю жирного борова, и я проделаю это с Лореттой, которая тоже весьма лакомый кусочек.

Пожалуй, лучше повременить, если, конечно, меня вообще пустят в следующий раз. Вот стоит Санти, как всегда распускающий хвост перед девочками… А вон там Горилла — обезьяна, которая ставит спецэффекты, — собирается заменить разбитое оконное стекло. Когда он обзывает меня косым, это звучит во сто крат оскорбительнее, чем когда это делают другие. Постараюсь, чтобы он меня не заметил, так как уверен, он не упустит случая пройтись на мой счет.

Уже было довольно поздно, но я надеялся, что Альберт еще не вернулся с ужина, и я застану бездействующую карусель: он любит наушничать и не преминет донести на меня хозяину…

Санти направился к билетной кассе с неизменным мегафоном, плохая подделка под чикагского легавого. Он приготовился поймать на удочку того коротышку в габардине и стетсоне, который, несомненно клюнет и войдет, чтобы натянуть Марлену…

Она всегда будет моей куколкой, только я неудачник и имею ее не иначе, как выиграв в карты.

— Проходите, сеньоры, торопитесь. Вас ждут тридцать бесконечных минут страсти и смертельного риска. За ничтожную плату вы почувствуете себя преступником века, за которым охотится вся полиция Чикаго, в нежных объятиях Марлены или Лоретты, настоящих киноактрис. Хотите купить билет, кабальеро?

Я провел больше десяти минут на негостеприимном перекрестке улиц Граса де Тромбон и Обиспо Чичарра, однако шестое чувство не уведомило меня о появлении кого-то из них. Я оперся, вернее, обнял — притворившись, будто сделал это по рассеянности — столб, которым была обозначена автобусная остановка. Дурнота и ощущение, что голова набита чем-то твердым и тяжелым, усиливались с каждой секундой…

Я вот-вот упаду в обморок? Более чем вероятно. Я в конце концов осознал это, и холодный пот оросил мой лоб, а по спине заструились ледяные ручейки.

Я не отважился закурить, поскольку от этого могло подскочить артериальное давление, без всякого сомнения и так уже повышенное. Я определяю повышение давления интуитивно, поскольку ни разу в жизни не позволял его себе измерять. Хотя я уважаю неумолимые законы вероятности Эрваса и Пандуро, но знаю, что как только зажигаешь сигарету, тотчас из-за угла появляется микроавтобус.

Микроавтобусы — это такие уродливые голубые механизмы, которые осуществляют большую часть пассажирских перевозок в этом городе. Иными словами речь идет о микроскопических автобусах, обладающих всеми характерными особенностями общественного транспорта и его очевидными недостатками, но в соответственном масштабе, с ужасной давкой, сутолокой и клаустрофобией, чему виной до смешного крошечные габариты машины, причем не следует забывать, что в салон набивается до трех десятков пассажиров. Их очень и очень много, и, разумеется, курить внутри не разрешается.

Зачем я рискнул выйти на улицу? Почему меня настиг мучительный приступ агорафобии, а вскоре мне предстоит пережить удушливые спазмы клаустрофобии? Зачем, наконец, я сделал это в столь нехорошее время суток, как шесть часов вечера, когда контрастное освещение придает толпе народа и деталям городского пейзажа фантастический ореол, что рождает зрительные галлюцинации?

Мой страх и невзгоды с лихвой компенсируются причиной, побудившей меня выйти из дома: ежемесячная партия в покер с закуской, оплаченной вскладчину, в доме Хандрито Анофелеса.

Несмотря на мой железный рационализм, покер занимает особое место в моем тоскливом существовании. Обычно я играю в одиночестве, вернее, с воображаемым соперником — не совсем воображаемым, я называю его Судьбой — несколько сдач каждый божий день. Выигрыш или проигрыш означает указание, следует ли мне браться за то или иное дело, насчет которого я решил посоветоваться с картами. От карт зависит решение бытовых вопросов: мочиться в раковину или в унитаз, или же, что важнее, выходить мне на улицу купить продукты или остаться дома, в безопасности, и страдать от голода; подобное случается, когда мама отправляется на экскурсию с бандой пенсионеров и не оставляет мне еды вдоволь.

Сегодня утром тройка дам против двух пар у Судьбы заставили меня принять решение позвонить Хандрито и подтвердить, что я обязательно буду участвовать в нынешней игре… как другие, не знаю.

Нашим посиделкам за картами скоро исполнится десять лет. К покеру нас приохотил никто иной как Хандрито. Психиатр посоветовал ему увлечься какой-нибудь настольной игрой в качестве терапевтического средства против его начинавшейся в то время шизофрении. И Хандрито, немного склонный к драматизму, выбрал покер.

• Предыдущая
• 18/48
• Следующая