Денис Давыдов - Барков Александр Сергеевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/82
• Следующая

– Следует отдать должное пленникам: держались они с достоинством, как посланцы великой армии. Ведь им выпала доля первыми ступить в Москву.

– Не то как же? Ступить?! – усмехнулся Давыдов. – Правда, гордости французам не занимать! Есть тут у нас в отряде один пленный французский барабанщик. Так не поверишь: по утрам клянется в верности Бонапарту. После обеда напевает французские песни. А в ночь идет с нами в секрет – бить своих мародеров.

– Да ну?

– Так мальчишка же! Пятнадцать лет... В голове – полная мешанина...

– Полная мешанина... А в Москве в те страдные дни творилось прямо вавилонское столпотворение!

– Столпотворение? Так, так...

– По Тверской тянулся длинный, в несколько рядов обоз. То везли раненых с поля Бородина. Следом тарахтели экипажи и возы, груженные сундуками, ящиками, корзинами, перинами, – обстоятельно вел рассказ Храповицкий. – У городских застав подводы скучивались, мешая проехать друг другу. Воздух сотрясали вопли стиснутых в давке женщин и детей, ржанье лошадей да хлопки бичей.

– Значит, вавилонское столпотворение... – качнул в раздумье головой Денис Васильевич, попыхивая короткой трубкой. – Так, так... А скажи-ка мне, Степан, что более всего ранило сердце твое при отступлении войска нашего?

– Более всего? – Майор призадумался. – Пожалуй, глаза одной матери, залитые горючими слезами. Все бежала и бежала она из последних сил за телегой, на которой лежали раненые. Молилась и расспрашивала, не довелось ли кому, случаем, повстречать ее Петюню, бившегося при Бородине? Осьмнадцати лет Петюня, рыженький...

– Ну и как?

– Сам разумеешь... Бородино! – Храповицкий развел руками и продолжал далее: – Тем временем с башен Кремля уже просматривались вдали темные тучи наполеоновской армии. Враг медленно подвигался к Дорогомиловской, Калужской и Тверской заставам.

– Кто стоял в арьергарде?

– Задержать неприятеля приказано было генералу Милорадовичу. Хотя он и понимал, что сил у него слишком мало, чтобы совладать с такой армией. Но...

– А каков авангард неприятеля?

– Авангард французов составляла испытанная в боях кавалерия Мюрата. И Милорадович решил напоследок пощекотать нервы завоевателей. Он приказал адъютанту:

– Езжай немедля к Мюрату и передай ему от моего имени. Ежели французы хотят занять Москву в целости и сохранности, то пусть дадут нам время спокойно покинуть город. Иначе мы будем драться как львы, до последнего солдата. И оставим им одни развалины!

– Что же Мюрат?

– Маршал разлюбезно принял офицера и тут же велел замедлить продвижение войск. Однако выставил непременное условие: пусть наши не увозят с собой всю провизию.

– Проголодались, супостаты!

– Вскорости кавалерия Мюрата вновь придвинулась к задним рядам конницы Милорадовича. Воины наши, потупя взоры, отступали с тяжелым сердцем. В три часа пополуночи великая армия облегла Москву с запада несчетной стаей зловещих воронов. Французы пребывали в веселом настроении, пели бравые песни... Они надеялись попировать здесь всласть! Однако Бонапарт...

– Так, так... Что же Бонапарт?

– Он въехал на коне на Поклонную гору и долго любовался оттуда Москвой. Глядел в подзорную трубу на маковки церквей златоглавых да на стены древнего Кремля, восклицая: «Вот каков этот знаменитый город! Давно пора нам здесь пребывать!»

– Что же доложили ему маршалы?

– Маршалы тоже готовились праздновать победу. С захватом столицы они считали войну оконченной.

– Не то как же! Оконченной! – не на шутку разгневался Давыдов. – Держи карман шире!

– Меж тем день клонился к вечеру. Мюрат послал адъютанта к императору, дабы уведомить его, что с русскими заключено перемирие до утра. Однако Наполеон приказал выстрелом из пушки подать сигнал: «Пусть войска немедля входят в город!» И лавина с трех сторон хлынула на Белокаменную.

В волнении Давыдов вынул кисет и вновь набил табаком свою короткую трубку.

– Мюрат шел на Дорогомиловскую заставу, Понятовский – на Калужскую, а вице-король Богарне – на Тверскую. Кавалерия неслась во весь опор. Пустилась бегом пехота. Вслед за ней поспешала артиллерия. Воздух сотрясали бряцание оружия, ржанье коней, бой барабанов... «Виват император!» – кричали французы.

– Куда же направился победитель?

– Спустившись с Поклонной горы, Бонапарт остановился у Дорогомиловской заставы. Сошел с коня и стал ожидать депутацию бояр с ключами от города. Надо признать: время тянулось медленно, а депутация все не приходила. Сгорая от нетерпения, император принялся ходить взад-вперед, заложив руки за спину. Однако людей ни с ключами, ни без оных, все нет и нет. Адъютант доложил Бонапарту: «Москва пуста, ваше величество. Жители покинули дома свои...» Наполеон разгневался: «Это невероятно! – и приказал адъютантам: – Приведите мне бояр. Немедленно!»

– Неужто бояре остались в столице?

– Слушайте-ка, Денис Васильевич, далее. Спустя час посланцы вернулись и привели с собой несколько иностранцев. Наполеон обратился к одному из них: «Кто вы, сударь?» – «Я житель Москвы, – отвечал пришелец. – Француз по происхождению, типографщик Ламер». – «Выходит, мой подданный, – лицо императора озарила улыбка. – Отвечай: где сенат?» – «Выехал». – «Как выехал? – изумился император. – Куда выехал?» – «Очень испугались, когда услышали, что ваше величество идет на Москву». – «А губернатор, граф Растопчин?» – «Тоже уехал». – «Где же народ?» – «Разбежался, кто куда...» – «Кто же остался в Москве?» – «Одна чернь. Повсюду пустота и молчание». – «Быть того не может! – пуще прежнего разгневался император. – Болван! Неужели все вымерло?» – с этими словами он повернулся спиной к свите, вскочил на лошадь и крикнул: «Вперед!» Свита стояла молча, не шелохнувшись.

– Поди ж ты, как разобрало повелителя!

– Раздосадованный Наполеон прискакал на Дорогомиловскую заставу. Здесь, в пустом доме, он пробыл до тех пор, пока в Кремле шли приготовления для его пышного приема.

– Когда же супостат пожаловал в Кремль?

– Утром третьего сентября Наполеон важно прогарцевал на арабской лошади по опустевшему Арбату, направляясь в Кремль. За ним следовала пышная свита. На улицах в небо взвились зловещие клубы черного дыма. Наполеон понюхал воздух, слегка поморщился и приказал:

– Отрядить три отряда! Пусть немедля приступят к тушению!

Тем часом ветер раздувал пожар московский...

– Кто же устроил пожар?

– Постойте! Постойте! Когда Бонапарт въехал в Кремль, пламенем занялся Гостиный двор, – рассказывал Храповицкий. – Огонь рвал крыши с домов, рушил купола церквей... Запылали Остоженка, Балчуг, Каретный ряд, Китай-город...

– Жарко-парко пришлось зорителям!

– Еще как! Да ведь мы их в гости не приглашали! Пожар не давал Наполеону покоя и крепко испортил ему настроение. Он вышел на балкон. С отчаянием взирая на пылающие особняки, на грозную стихию, император чуть слышно проговорил: «Москва погибла! Неужели я потерял возможность наградить мою армию? Русские сами уничтожают город. О, какие дикие люди! Это скифы!»

Майор перевел дыхание и с еще большим азартом продолжал рассказ:

– Однако затяжные дожди помешали огню превратить улицы в груды развалин.

– Груды развалин... Скажи-ка, Степан, достойно ли держали себя пред завоевателем узники московские?

– Страдальцы Белокаменной укрывались в темных дворах да в глубоких рвах. В домах не смели отапливать печи. Средь осеннего хлада в ночи завязывалась перестрелка то у Троицкой заставы, то у ворот Сретенских... По окраинам рассыпались тайные сходки казаков. Их дерзкие налеты поддерживали узники плена московского.

– Выходит, не было покоя французам!

– Ну, так я о том и толкую. Да, постойте-ка, довелось мне слышать любопытнейшую историю про одного старика.

– Ну-ка, ну-ка, Степан?

– От пожара в Москве каким-то чудом уцелел театр Позднякова. Театр этот славился роскошью и зимним садом. Сам хозяин на спектаклях да на балах-маскарадах разгуливал, вырядившись не то персиянцем, не то китайцем. А садовник-бородач, прячась за занавесом, щелкал и заливался соловьем.

• Предыдущая
• 44/82
• Следующая