Истории моей мамы - Трауб Маша - Страница 41
- Предыдущая
- 41/42
- Следующая
– Не могу, Вадик. Работа у меня такая – людей защищать от таких, как ты. Говори, ты Валю из магазина хотел уволить? Приказ уже подписал?
– Ничего я не подписывал! Просто попросил! – взвизгнул Вадик.
– Зачем же ты так? Валя же с твоей мамой дружит.
– Это не я! Меня заставили! – закричал Вадик.
– Кто заставил?
– Общественность!
– Ты как был трусом, так и остался. Значит, так. Или ты сейчас выписываешь Вале премию годовую, восстанавливаешь ее на работе, или я комиссию прямо к тебе в сельсовет привожу. И рассказываю, как ты мать несчастной девушки из села хотел выгнать. И с твоего разрешения на центральной площади был устроен самосуд. Да, и еще одна просьба – ты ведь знаешь родителей этих тварей, которые Мадину избили? Конечно, знаешь. Так что советую поговорить с мужчинами, и пусть они своих ублюдков держат подальше от Мадины, а женщины чтобы рты не раскрывали. Еще советую выписать Мадине благодарность, в материальной форме. Например, за победу на конкурсе.
– Откуда у меня такие деньги? Где я возьму?
– А ты подумай. Хорошо подумай. Пусть мужчины, которые за этих малолетних выродков отвечают, тоже подумают. Особенно отец того, кто Мадине в лицо плюнул да за волосы таскал. Это же уголовная статья. Нанесение телесных повреждений. Пусть еще спасибо скажет, что я до прокуратуры не доехала. А ведь я могу, ты меня знаешь. И дело уголовное заведу. Так что передай, что это компенсация за моральный ущерб. Вот давай поднимайся и бегом по дворам. Комиссия послезавтра здесь будет. Нам еще гостей нужно на уровне встретить, ведь правда? Стол накрыть как положено. Сам все понимаешь. Не будем же мы образцово?показательное село позорить? Коньяк у нас уже есть – вклад от главного редактора газеты. Ладно, рада была повидаться.
Вадик сам не появился – пришел незнакомый парень и молча положил на стол пачку денег. Валя прорвалась через дыру в заборе и накинулась на меня:
– Что это? Откуда?
– Валя, хватит орать. Это тебе стол накрыть и жить дальше. Тут, я смотрю, и на ремонт хватит.
– Кто такие деньги дал? Сельсовет выделил?
– Считай, что сельсовет.
Валя заплакала. Она все поняла.
– Валя, стол должен ломиться. Покупай все самое лучшее. Не экономь.
– Так они сюда не приедут! – Валя продолжала плакать. – Это ж такой позор сюда важных людей приглашать! У нас же домик маленький, даже двора нет. А в доме их и посадить негде. Как они тут разместятся? Давай они к вам приедут? Или в редакцию?
– Нет, у вас накроем. Стулья у соседей возьмем. И пусть попробуют отказать.
– А если они не приедут?
– Приедут. Вот увидишь.
Утром в день приезда комиссии ворота у Вали не закрывались – соседки несли стулья, столы, пироги, зелень. Валя только вздыхала и прижимала к лицу фартук, утирая слезы. Появился даже Вадик, который торжественно заявил, что Валя завтра должна вернуться на работу и зайти в бухгалтерию, где ее ждет премия. Годовая. Как очень ценному сотруднику и ударнику производства. За многолетний, так сказать, труд. Валя стояла, онемев. Даже Мадина встала с кровати и не без интереса наблюдала за происходящим.
– Оля, что ты с ним сделала? – растерянно произнесла Валя.
Я засмеялась.
– Так, теперь нам нужно Мадину привести в чувство. И нарядить ее как куколку. Чтобы была образцово?показательная осетинская девушка.
– Я знаю! У нас есть! – воскликнула Валя.
Из шкафа она вытащила тот самый национальный костюм, который подарили за победу на смотре художественной самодеятельности. Вплели Мадине искусственные косы, дали осетинскую гармошку в руки и усадили под абрикосовое дерево. Она даже стоять не могла – похудела, одни глаза остались. И была такой бледной, что все любовались – бледная кожа считалась признаком изысканной красоты. А Мадина уже синевой пошла. Да еще костюм тяжеленный, с поясом серебряным. Она даже дышать не могла.
– Прислоните ее к дереву, чтобы не упала, – посоветовала я.
– А ты? С нами будешь? – вцепилась Валя мне в руку.
– Нет. Давай не будем пугать комиссию моим видом. Пусть спокойно поедят и выпьют.
– Оля, мы без тебя не сможем!
– Сможете. Бабушка будет с вами.
Комиссия приехала рано утром. Три человека на «Волге». Две женщины и мужчина – начальник управления по кадрам. Они заехали в школу, где Мадина преподавала, поговорили с Ниной Теймуразовной, с детьми, с другими учителями, посмотрели класс, где проводились уроки. Надо отдать должное директрисе и коллегам – никто дурного слова не сказал. А Нина Теймуразовна, расплакавшись, призналась, что Мадиночка была лучшей и любимой ее ученицей, и если бы не родители, она бы ни за что ее не уволила. Такая учительница! Детишки кричали, как любят учительницу, как скучают по ней и ждут не дождутся ее возвращения.
Потом высокая комиссия заехала в милицию, где факт публичного избиения подтвердили. И признались, что виновных не нашли, да и не искали, так как потерпевшая заявление не подала. По селу тут же разнесся слух, что начальник управления был очень недоволен и велел разобраться и наказать по всей строгости.
Потом комиссия посетила сельсовет, где их встретил насмерть перепуганный Вадик. И пообещал всяческую поддержку семье и прямо на глазах у членов комиссии выписал еще одну премию матери пострадавшей.
Ну и, наконец, они доехали до редакции, где их встречала наша бабушка в костюме с медалями и орденами. Бабушка сообщила, что редколлегия держит ситуацию на контроле, а читатели ждут продолжения истории – бабушка выложила на стол пачку писем от читателей. Тут уже начальник отдела кадров, Аслан Георгиевич, занервничал:
– Давайте мы с Мадиной поговорим. Где она?
– Она не может сюда прийти, – объяснила бабушка. – Вы же понимаете, ей травлю устроили. Она за ворота не выходит. Такое пережила бедная девушка.
– И как же быть? – растерялся Аслан Георгиевич.
– Так поехали к ним домой. Тут рядом. Посмотрите, как живет наша гордость, учительница. В каких условиях, как ведут хозяйство. Своими глазами увидите, могла ли такая девушка совершить проступок.
Все шло так, как я и запланировала. Комиссия приехала к Вале, которая от страха молчала, прижимала руки к сердцу и смахивала невольную слезу. Во дворе столы ломились от еды. Да еще коньяк. Тогда ведь араку пили, а коньяк считался роскошью. Очень ценным подношением. И Мадина в национальном костюме под деревом сидела, глаз не поднимала. Только слезы на осетинскую гармошку капали.
Гостей усадили за стол, накормили, разлили коньяк.
– Мадиночка, ты бы спела нам, – попросила Валя.
И Мадина запела. Наверное, на нее стресс так подействовал. Она пела, как в последний раз. Как даже на конкурсе не пела. Всю душу в песни вложила.
Три часа она играла и пела. Женщины из комиссии плакали навзрыд, а Аслан Георгиевич охнул на одной песне и признался – эту колыбельную ему прабабушка пела. С тех пор и не слышал он ее. Откуда только Мадина ее знает?
Уезжали они поздно вечером. И было уже все решено.
– Ждите. Пришлем бумагу, – сказал Вале Аслан Георгиевич.
– Когда? – требовательно спросила наша бабушка.
Бумага пришла быстро. Мадину восстановили на работе с выплатой компенсации за вынужденные прогулы. В милицию пришел выговор начальнику с занесением в личное дело. В сельсовет – требование поддержать семью и прекратить нападки. В редакцию – благодарность за своевременный сигнал.
– Это что же? – не могла никак прийти в себя Валя.
– Это все, что вы хотели, – сказала я, – все сразу.
Село действительно замолчало. С Мадиной все вежливо здоровались. Валя спокойно работала в магазине, ей тоже все улыбались. Соседки в гости стали заходить. Валя была счастлива.
– Ольга, спасибо тебе, даже не знаю, как благодарить, – говорила мне Валя. – Ты всегда была смелая. И правильно, что уехала. Не место тебе здесь.
– Ну, иногда я и здесь нужна.
То, что произошло потом, даже я не могла предположить.
Через месяц рядом с Валиным домом остановились три машины. Вышли люди, по виду явно городские и важные. Соседки чуть за ворота от любопытства не вываливались. Из первой машины вышел Аслан Георгиевич. Он приехал свататься, сделать предложение по всем правилам, родственников привез, подарки. Валя плакала. Мадина стояла, как гордая невеста. И не сказала ни да, ни нет. Валя плакала еще сильнее – такой мужчина! Оказалось, что Аслану тридцать восемь лет, женат он никогда не был, ждал своего счастья. Уважаемый человек. И родственники у него вежливые, добрые, не посмотрели, что у невесты ни приданого, ни имени нет.
- Предыдущая
- 41/42
- Следующая
