Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 54

• Предыдущая
• 54/116
• Следующая

Бухгалтер вежливо промолчал.

Есть такое озерцо с бетонной плотиной, а над ним террасами располагается ресторация. За садовыми столиками, покрытыми белыми скатерками, над чашками кофе или над гренадином собралась празднично разодетая, шумливая, беспокойная толпа. Между столиками, услужливо склонив головы набок, носятся официанты, мечутся большеухие мальчики в белых курточках. А над всем этим многоголосым гомоном из ящика-репродуктора плывет какая-то громкая оперная мелодия.

Разыскивая свободный столик, бухгалтер с удовлетворением отмечал присутствие знакомых. Со многих мест поднимались господа, чтобы пожать ему руку.

«Все-таки я кое-что значу, — с гордостью думает бухгалтер, — имею немало полезных знакомств. Меня, милые мои, голыми руками не возьмешь, во всем знаю толк».

Семейство разместилось за столиком, и бухгалтер молодецки распорядился:

— Возьмем кофе со сливками. Официант, четыре кофе со сливками! И пирогов! Самых вкусных пирогов!

Жена потянула его за рукав.

— Еду я взяла из дому, — вполголоса проговорила она. — Зачем швыряться деньгами?

Но бухгалтер вошел в раж и проявил склонность к кутежу.

— Женщина, — с упреком возразил он, — неужели ты не постеснялась бы разворачивать перед всем обществом свои запасы? Я этого не допущу. Я тут распоряжаюсь, я плачу. Будем пользоваться жизнью!

Пани Михелупова тихонько вздохнула и замолчала.

— Где пан доктор? — забеспокоился Михелуп.

Доктор задержался возле своей машины. Покачивая бедрами, он обходил вокруг автомобиля, щупал шины и ласково поглаживал капот. Немного постоял, задумчиво вздохнул и двинулся вслед за семейством бухгалтера. Но у входа в ресторацию был атакован мамашами, которые подталкивали к нему своих деток. Доктор привычными движениями тряс их, разводил руками и лаконично произносил ученые слова. Когда же наконец ему удалось освободиться от мамаш и их отпрысков, он, уже мрачный и неразговорчивый, разыскал столик, за которым сидели Михелуповы. Заказал стакан минеральной и проглотил таблетку. Потом вынул часы и стал озабоченно считать свой пульс. В голове у него шумело, мысленно он уже носился из дома в дом, от пациента к пациенту.

— Что с вами, доктор? — с участием спросил Михелуп.

— Я больной человек, — простонал тот.

— Да что вы! Ведь вы так прекрасно выглядите!

Доктор повеселел.

— Правда? Правда я хорошо выгляжу? — жадно допытывался он. — Вы не ошибаетесь?

Бухгалтер клятвенно заверил доктора, что редко кого видел в его возрасте таким цветущим.

Доктор Гешмай жадно глотал его слова. Но вскоре снова пал духом:

— Я больной человек, мое состояние безнадежно. Сердце отказывает… И никто мне не поможет. Ich bin geliefert.[13] Один коллега говорит то, второй — другое. И все вместе ничего не знают…

Из репродуктора над их головами звучал военный марш. Веял приятный ветерок, трепал обесцвеченные кудри серебристых барышень, которые наполняли пепельницы окурками со следами помады. Потом, охваченные внезапным беспокойством, изучали в карманном зеркальце, не блестят ли у них носы. Юноши в пестрых свитерах заливались громким смехом. Коммерсанты иудейского исповедания покрикивали на своих непослушных отпрысков.

Неожиданно бухгалтер помрачнел. Среди столиков прокладывал путь Артур Ган, по прозвищу Турль, его сопровождали Турль пониже рангом и две серебристые барышни. Оба Турля щеголяли в брюках-гольф, у обоих были плотоядные мясистые губы, а в горле клокотала пражско-немецкая речь.

Заметив в толпе бухгалтера, Турль закричал:

— Эй! Пан Михелуп! Как делишки, пан Михелуп? Что поделываете, пан Михелуп? Как поживаете, пан Михелуп?

Бухгалтер опустил глаза и что-то пробурчал. Но успел заметить, как Турль ткнул в бок Турля пониже рангом, и тот расхохотался.

Побледнев, Михелуп сказал доктору:

— Об этом господине мы еще когда-нибудь прочтем в отделе происшествий. Помяните мое слово!

Но доктор его не слушал: только пялился на часы и шевелил губами. Репродуктор теперь хрюкал комическую песенку; бухгалтер качал головой и постукивал в такт кофейной ложечкой; его лицо говорило: «Мы на прогулке, мы далеко от Праги, слава Богу, мы бодры и здоровы». А толпа мельтешила и шумела, и все в честь приятного весеннего денька поедали пироги.

Вдруг наш герой испуганно огляделся:

— Где дети?

— Только что были здесь, — ответила жена, — наверное, куда-то ушли…

Михелуп вскочил:

— Где дети? О господи, куда девались дети?!

Уже стоя, он принялся ругать жену:

— Почему ты не смотришь за ними? Где у тебя глаза?

— Да я… — начала было пани Михелупова.

— Ты… ты… — сипел Михелуп, — ты легкомысленная женщина… Тут озеро… я должен смотреть за всем… если с ними что-нибудь случится… разнесчастный я человек…

— Постой, да ведь…

Но бухгалтер уже ничего не слышал, он помчался разыскивать детей.

Обежал вокруг ресторации, в отчаянии выкрикивая:

— Маня! Иржик! Где вы? Немедленно вернитесь! Сюда, сюда… Идите к папочке!..

На дворе полукругом стоят запаркованные автомобили. На них глазеет несколько человек: горожане, попыхивающие сигарами, подростки в пестрых пуловерах, светские львы в брюках-гольф, с трубками во рту; тут же околачиваются и деревенские парни в нескладных праздничных костюмах, напряжено прямые, с пустыми голубыми глазами. Все эти люди впиваются взглядами в блестящие лимузины, задумчиво дотрагиваются до их капотов; светские львы в брюках-гольф обходят машины, слегка покачиваясь в бедрах. Казалось, все эти люди совершают тихое богослужение, славят божков Скорости, принявших подобие лимузинов, машин с открытым верхом, спортивных автомобилей.

Тут-то и нашел Михелуп очкастого мальчика и девочку. Он услышал, как мальчик объясняет:

— Это отличная машина, с восьмицилиндровым двигателем!

— Дурак, — возразила ему девочка. — Здесь вовсе не восьми, а шестицилиндровый двигатель, да будет тебе известно…

— Сама ты дурра! Посмотри, какой длинный капот… У шестицилиндровых таких не бывает!

— Лучше никому этого не говори, осрамишься, — усмехнулась Маня, — это шестицилиндровик с передним приводом, поэтому и капот такой длинный…

Гимназист понемногу сдается. Девочка права. И чтобы окончательно не утратить авторитет, он с видом знатока добавляет:

— Но драндулет что надо…

— Верно, драндулет что надо, — соглашается Маня, — только бензину жрет…

— Потребляет она много, — рассудительно поддакивает Иржи, — а это большой недостаток…

Иржи сделал открытие, что машина иностранная, потому как управление у нее слева, и сразу вырос в глазах сестры.

У бухгалтера отлегло от сердца: его потомство цело и невредимо. Он выслушал их суждения об автомобилях и заметил, что не любит, когда дети забивают себе голову всякими глупостями. Главное место в мозгах должны занимать знания, за которые приходится платить деньги. Предпочтение нужно отдавать купленным знаниям!

— Лучше бы вы взяли с собой книжки и позанимались, — ворчал он, — я, видите ли, должен покупать им дорогие учебники… а они будут интересоваться всякой ерундой…

Но в душе ликовал, что у него такие умные дети — любую мелочь подметят.

«Это же мудрецы… И непоседы… Все видят насквозь, глаза как у мышек! И это мои дети! Надо бы что-нибудь им купить, если подвернется случай…»

— У нас в гимнажке, — сказал мальчик, — некоторые ребята собирают номерные знаки от машин. Впереди всех Крейза Йозеф из нашего класса. У него записано больше всех. Зато у Микишки — весь ЦеДе.

Бухгалтер хотел знать, что такое ЦеДе.

Гимназист объяснил, что так начинается номерной знак дипломатического корпуса.

— Да что там ЦеДе! — продолжал очкарик. — Один малый, Штейнбах Карел, собрал целую коллекцию иностранных знаков. Раздобыл даже номерной знак сиамскго короля! Вот это да!..

— А как учится это Штейнбах Карел? — допытывался бухгалтер.

• Предыдущая
• 54/116
• Следующая