Путь на Грумант. Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/110
• Следующая

Слева от двери находилась печь с лежанкой, а посреди избы — грубо сколоченный стол на двух ножках, вкопанных в землю. По углам было сложено разное промысловое снаряжение.

В сенях под потолком висели туши оленей. Несколько тюленьих пузырей с оленьим жиром было развешано на гвоздях по стенам избы. Под самым потолком коптились в постоянном дыму оленьи языки и лучшие куски мяса.

От всех этих тяжело пахнущих запасов, печного угара и вечно коптившего жирника в избе было нестерпимо душно. Даже привыкшие ко всему поморы с трудом переносили зимовку в курной избе.

Первым проснулся Степан. Поеживаясь от холода, он прежде всего заправил нещадно коптивший светильник, затем прислушался. Тишина… Ветер как будто перестал буйствовать. Стараясь не будить товарищей, Степан принялся разжигать огонь в печи с помощью приготовленной с вечера сухой растопки, потом поставил на огонь котелок, вода в котором за ночь успела покрыться корочкой льда. Подойдя к окну, он отодвинул ставень и застыл в удивлении: окно, находящееся довольно высоко от земли, сплошной стеной закрывал снег.

Степан быстро открыл второе, третье окно, но и там, отражая огонь светильни, поблескивал кристалликами снег.

Тем временем дым из печи стал заполнять жилье.

— Ребята, — крикнул Степан, — засыпало нас! Топить нельзя, задохнемся.

Федор вскочил и, осмотревшись, стал багром пробивать в снегу отверстие. Снег был плотный, и багор шел в него с трудом. Алексей со Степаном и Ваней в это время старались открыть дверь из сеней наружу, но дверь не поддавалась.

— Догадались же, недодумы, построить избу в таком проклятом месте! — ругался Алексей! — Ручей, вишь, им понравился! Видно, расчета на зиму не было. Вот и метет теперь со всего острова по лощине снег. Как раз полуночнику к нам прямая дорога. Ну, верно, дверь нам не открыть, Федору будем помогать, берите доски подлиннее.

Федор заканчивал уже расчистку снега у второго окна. За третье взялись Степан с Ваней.

Дым понемногу выходил, дышать стало легче.

— Отец, а отец, ведь пуржит все: не успели мы окна очистить, как опять завалило. — Ваня сунул багор в окно. — Смотри, снега–то сколь намело!

Ветер все свирепствовал. Врываясь в долину, в которой стояла изба, он гнал по ней кучи снега, сметая его с ровной поверхности ледников.

Снег уже покрывал жилье вровень с крышей. Дыры, проделанные промышленниками в сугробе против окон, все время заносило. С большим трудом удалось, непрерывно прочищая отдушины, приготовить обед и немного обогреть горницу.

— Надобно огонь в печи погасить, задушит нас дымом. В холоде жить придется. — И Алексей с сожалением посмотрел на печь.

Потушили огонь. Обедали молча.

— Ну–к что ж, обождем, не век ветру жить, как–нибудь перемогнемся. Это еще присказка, а сказка впереди будет, — вытирая ладонью усы, пошутил Степан.

Медленно потянулись дни. Погребенные под снегом охотники по количеству сгоревшего в светильнике жира отсчитывали сутки за сутками, делая зарубки на своем деревянном календаре. Печь больше не топили, но тепло от светильника и дыхания людей сохранялось в горнице лучше, чем раньше. Плотный слой снега закрывал избу, как хорошая шуба.

И на обед и на ужин ели сырое замерзшее мясо, с трудом рубя топором окаменелые куски. Заквашенную ложечнута траву, салату, приходилось вырубать из деревянного корыта. Но не было такого дня, чтобы грумаланы позабыли про это замечательное народное средство от цинги. К сырому мясу привыкли все, кроме Федора, который попрежнему ел его с отвращением, пересиливая себя. Он был старовером, а у староверов сырое мясо считалось запретным. И прежде не отличавшийся многословием, Федор теперь совсем заскучал и молчал целыми сутками.

В эти тягостные дни Ваню очень развлекал медвежонок. Мишка чувствовал себя прекрасно. Он успел крепко привязаться к мальчику, хотя на других уже начинал огрызаться и рычать.

Развалясь в ногах своего приятеля, мишка часами следил за каждым его движением. Иногда они подолгу возились на полу, играя и борясь друг с другом. Мишка быстро рос, все больше делаясь похожим на настоящего медведя — ошкуя. Только шкурка у него от дыма и копоти стала почти черной. Вряд ли теперь белые медведи приняли бы его за своего родича. Скорее мог он заслужить доверие у лесного медведя, бурого Топтыгина.

Заросшие, с длинными бородами, покрытые сажей от светильни, среди устилавших горницу шкур и мехов, грумаланы выглядели какими–то страшными существами. Но они не отчаивались, не теряли присутствия духа. Встав поутру, каждый из них принимался за какую–нибудь работу.

Последние дни Алексей Химков занимался изготовлением примитивного астрономического прибора.

Он долго что–то мерил и чертил на деревянной доске, пользуясь некоторыми несложными тригонометрическими вычислениями.

Ваня с большим интересом смотрел, как отец выстругал ножом квадратную планку толщиной в полтора дюйма и длиною в тридцать дюймов. Дерево было крепкое, из обшивки судна, остатки которого нашлись в плавнике. Потом на столе Алексей начертил углы и, приложив планку, аккуратно нанес на одной из ее граней деления. Сначала он наметил два десятка крупных отрезков — это были градусы, а затем на каждом отрезке сделал еще одиннадцать узких полосок, разбив его таким образом на двенадцать частей. Каждое маленькое деление равнялось пяти минутам. Это была кропотливая и трудная работа.

Между делом Химков понемногу объяснял сыну, как можно определить широту своего местонахождения при помощи этого прибора, который он называл «астрономической палкой».

Закончив разбивку планки на градусы, Алексей выстругал другую дощечку, покороче. Эту дощечку он плотно приладил поперек планки, так что она могла скользить по ней строго под прямым углом. По концам поперечной дощечки Алексей просверлил дырки, отстоящие одна от другой ровно на двадцать шесть дюймов.

— Жалко, солнечных таблиц нет, на «Ростиславе» остались. Ну, ничего, сынок, без таблиц обойдемся, по Полярной звезде мерить будем… И книжку Магницкого «Арифметика» тоже в каюте оставил, — помнишь, может, толстая такая, в ко же, с застежками медными?

Ваня с восхищением смотрел на две простые, сложенные крестом деревянные палки, боясь даже притронуться к ним. В глазах мальчика они обладали теперь волшебной силой. Ведь они могли указать лодье дорогу в открытом море!

Прибор был готов. Отложив его в сторону, Химков сказал:

— Ну, теперь можно будет место свое поточнее определить. Да и тебя, Ванюха, понемногу учить стану, хочу, чтобы ты настоящим мореходом был… — Он замолчал, потом обратился к Шарапову: — Может, утих ветер–то — ведь уже три дня прошло. Как выбираться на волю будем?

— Ну–к что ж, тут думать нечего, Алексей. Вырубать потолок в сенях надо. На крыше, чай, снегу меньше, через потолок на волю выйдем.

— Добро, так и сделаем, Ты, Федор, стремянку готовь…

Выйдя в сени, Алексей, устроившись поудобнее на остатках дровяных запасов, принялся вырубать в потолке квадратное отверстие. Скоро доски подались и обрушились вниз вместе с грудой рыхлого снега. Холодный, чистый воздух заполнил сени и горницу. Дышать сразу сделалось легче. Алексей, высунувшись в люк, поднялся на руках и выглянул из снежного сугроба.

В ночном темном небе светились мерцающим огнем далекие звезды. Прозрачный воздух Арктики как бы приближал их к земле, они казались ярче и крупнее. Полярное сияние прикрывало прозрачным занавесом созвездия в южной части небосклона. Луна лила свой свет на чистый, нетронутый снег белой пустыни.

После долгого заточения в темной избе этот свет показался Алексею ослепительно ярким.

Созвездие Лося — Большой Медведицы — расположилось книзу от Полярной звезды, и положение ковша указывало, что сейчас около полуночи.

Чем больше Алексей смотрел на знакомые места, тем меньше их узнавал. Вместо обрывистого крутого подъема, начинавшегося поблизости от избы, образовались пологие снежные скаты. По направлению к морю на снежной поверхности появился ряд волн — застругов. Казалось, что здесь в какой то миг застыло бурное море. Изба и кучи собранного топлива возле нее — все было покрыто глубоким снегом.

• Предыдущая
• 20/110
• Следующая