Билет в одну сторону - Костина Наталья - Страница 27

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая

Я встала со стула, придвинутого к самому краю его кровати, и со вздохом отставила его к окну. Затем сняла с шеи стетоскоп и решила выслушать его сердце. Лучше бы я приложила его к своему, но и без этого было понятно, что оно колотится раза в два чаще, чем это положено. Так… теперь пульс… тоже ничего. А вот температура явно повышена! Я проделывала все манипуляции, в которых совершенно не было нужды – с утра его осматривал палатный доктор, потом был обход заведующего, три раза в день температуру измеряли медсестры, а теперь вот… снова пришла я. Наверное, в десятый раз за сегодня.

– Эй, Швабра, домой идешь?

От неожиданности я чуть не подскочила и уронила градусник на пол.

– Напугал! Чуть казенное имущество не разбила!

– Я тебе подарю именной. С гравировкой: «Бойцу Швабре от командования Клизменным Корпусом. Вечно и навсегда».

Хоть я и разрешила называть себя Мурзиком, Олег предпочитал не то дразнить меня, не то выпендриваться перед остальными, а может, это он так ухаживал… Бог ты мой, да он что – втрескался в меня, что ли? Иначе как можно объяснить то, что он ходил за мной как привязанный, только что за косички не дергал. Наверное, не дергал лишь потому, что их у меня и в помине не было. И я его понимала – потому что сама не могла пройти мимо того, кто все еще находился в коме. Я постоянно торчала где-то поблизости, наверняка даже в ущерб своим обязанностям.

– Товарисч главнокомандующий, – изрекла я как можно язвительнее, – шли бы вы обратно в Клизменный Корпус, а?

– Отшиваешь, да? А я тебя в обед печенькой кормил!

– Печенькой попрекаешь? – огрызнулась я. – Сколько там той печеньки было, на два укуса! И вообще, отстань, не видишь – доктор занят!

– К тому же доктора уже ждут на улице, – печально сказал он.

– Ну и пусть ждут! – довольно легкомысленно отмахнулась я, и он тут же этим воспользовался:

– Значит, у меня есть шанс?

– У тебя есть печеньки. Разве тебе этого мало?

– Ну, малыш… печеньки – это не мечта. Каждый эскулап обязан иметь мечту. Некоторые даже две. И тут появляешься ты и говоришь: вот тебе твои печеньки, отстань! Эй, Малыш, оторвись ты наконец от него и посмотри на меня! Ну, разве я хуже собаки?!

– Лучше, гражданин Карлсон. Несомненно лучше, – пробормотала я, приподнимая простыню и осматривая швы.

– Это ты о чем? Об этом твоем любимом больном, обо мне или о наших отношениях?

– Нет у нас никаких отношений.

– Вот это и плохо. Между прочим, кто-то обещал лечить мои угри.

– Могу по-быстрому выдавить и зеленкой замазать.

– Боже мой… и это предлагает дипломированный специалист! Такое неквалифицированное лечение! Что ж, я по отделению так и буду зеленый ходить?

– Можешь не ходить, а ездить на каталке. Желающие толкать найдутся. Особенно с лестницы, – добавила я ехидно.

– Ты с этим, который внизу ждет, тоже так? – печально поинтересовался Олег.

– Примерно.

– Значит, у вас садо-мазо. Последний раз предлагаю: давай займемся сексом. Прямо сейчас и прямо тут. Знаешь, какой можно словить экстрим?

– Твои угри того не стоят. – Я небрежно поправила прядь волос, которая все время падала на глаза. Наверное, уже пора было постричься.

– И твой любимый больной сразу же выйдет из комы!

Черт возьми, значит, он заметил, что я каждую свободную минуту бегу сюда, недаром уже два раза сказал «твой любимый больной»! А если заметил Олег, то скоро об этом будут судачить во всем отделении.

– Олежка, у тебя язык без костей!

– Вот, и сразу не «Командир Клизма», и даже не «Карлсончик, дорогой», а «Олежка»! Что значит интенсивная терапия! Приятно слышать. Ну так что, пойдем вечером в кино? Раз уж ты не хочешь секса прямо тут, придется за тобой ухаживать.

– Нет. Не могу.

– Почему? Этот твой, который там внизу торчит, он что, ревнивый?

– Мы с ним спали на Майдане в одном спальнике. – Я решила сразу расставить все точки над і. – Он для меня… очень дорог.

– И поэтому ты решила его бросить. Но никак не можешь выбрать: или этот, которому ты уже в двадцатый раз меряешь температуру, или я.

– Ты что, ясновидящий, блин?

– Нет. – Олег притянул меня к себе за полу халата. – Я просто умею делать правильные выводы. Предлагаю тебе выбрать меня. Я прекрасный диагност, прекрасный друг и прекрасный любовник. А с угрями мы договоримся.

– Из вас троих я предпочитаю диагноста.

– Ты меня расстраиваешь.

Я ловко увернулась от его губ, но выбрала неправильное направление для отступления и вскоре оказалась прижатой к подоконнику.

– Слушай, мне правда не хочется с тобой целоваться. Да еще здесь.

– Дело во мне или все-таки в нем? – Олег кивнул на неподвижно лежавшего на койке парня.

– В вас обоих. Да и вообще, некрасиво быть такой сучкой.

– Ты очень сексуальная, Швабра, – сказал он грустно. – И тебе надо носить высокие каблуки.

– Сдурел? На работе?

– Ну не в резиновых же шлепках ходить всю жизнь? А после работы – в кроссовках. Ужасссс… Так и вижу тебя на шпильках и в мини-юбке, а не этом вечном зеленом, наводящим такую же зеленую тоску балахоне. У тебя красивые ноги, и грудь, и попка…

– Эй, эй, не заходи так далеко!

– Как скажешь. Но мне лично хватает и этого.

– А лицом ты не интересуешься? – спросила я, держа безопасную дистанцию.

– Вот с лицом у тебя беда. Ну просто огромная. Во-первых, у тебя проблемы с угрями…

– С какими еще угрями?!

– Не ори так, а то нас засекут. С моими угрями. Их тебе явно недостает. Ну а если честно… ты всегда какая-то очень грустная. А лицо у тебя что надо, не волнуйся. И даже твой чисто врачебный интерес к тяжелобольным его не портит. Сколько он уже дней в коме?

– Пять. – Я вздохнула.

– Откуда привезли?

– С «Дамбаса», будь он неладен!

– Да… жалко парня, если честно. Если в себя еще неделю не придет, то… сама понимаешь, надежды мало. Родным сообщили?

– При нем был только телефон – но совершенно разряженный, и стандартным пином не включается. Поэтому даже родных найти не можем. Одно и остается – ждать, пока в себя придет и сам позвонит кому надо… Да, еще рюкзак! Детский такой рюкзачок – в нем кукла без ноги и тетрадь. Наверное, по ошибке прихватили. Похоже, к нему это все никакого отношения не имеет.

– Ну, не имеет – и бог с ним. А я хочу иметь отношение к тебе. Ну что, давай решай: со мной в кино, с тем, который внизу, в спальнике, куда попало или остаешься здесь?

– Знаешь, я бы пошла в кино, но ты потом целоваться полезешь.

– Почему потом? – обиделся Олег. – Я сразу полезу!

– Да. Он здесь, в машине. Где мы стоим? На, скажи отцу, где мы находимся, я ж местности не знаю!

В конце концов он мне все-таки поверил. И еще – я снял с него наручники. Просто так, безо всяких объяснений, открыл дверь, отщелкнул эти проклятые штуки и забросил их в кусты. Я не думал, что у него хватит сил, но он тут же выкарабкался, вернее, вывалился наружу, сел, привалившись спиной к колесу, и запрокинул лицо навстречу хлещущим дождевым струям.

Я мог бы остаться внутри, но тоже зачем-то вышел и сел рядом, прямо на землю. Ливень мгновенно промочил нас до костей, везде были лужи, из которых стремительные капли, как пули, выбивали фонтанчики воды.

– Что, – наконец медленно выдавил он, как будто слова давались ему с большим трудом, хотя, скорее всего, так оно и было, – тяжело убить человека? Не можешь? Кишка тонка?

– Не могу, – согласился я. – Ты не враг. Это… нечестно.

– Нече-е-естно… – протянул он и криво ухмыльнулся разбитыми губами. – Ёпта, какие мы, оказывается, честные! Похитить и развести на бабки – это, стало быть, честно?

Неужели он не понимал, что его жизнь до сих пор висит на волоске? Зачем он пытался спорить со мной и злить меня? Но неужели же я буду таким подонком, что стану угрожать ему оружием только для того, чтобы он заткнулся?!

Однако он все-таки замолчал и долго ничего не говорил, может быть потому, что счел ниже своего достоинства говорить о чем-то со мной, бандитом и похитителем? Дождь все лил и лил, и я потихоньку стал замерзать. Открыл переднюю дверцу и перебрался на водительское место.

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая