Воспоминания - Стил Даниэла - Страница 2

• Предыдущая
• 2/178
• Следующая

За окном проплывал знакомый пейзаж, такой успокоительный, такой родной после нескольких лет, проведенных с монахинями в монастыре штата Нью-Йорк. Поездка туда четыре года назад тоже казалась бесконечным путешествием. Сначала вместе с бабушкой и Флавио, одним из немногих оставшихся слуг, они пробирались через границу в Тичино. В Швейцарии их встретили две вооруженные женщины и две монахини. Именно там Сирина рассталась со своей бабушкой, крепко прильнув к ней _ в последний раз, заливаясь слезами и умоляя не оставлять ее. Она уже и так многого лишилась двумя годами раньше в Риме, когда… Сирина не могла думать об этом, стоя в холодном воздухе итальянских Альп, в последний раз чувствуя объятия бабушки…

– Отправишься с ними, Сирина… Там ты будешь в безопасности.

Они все решили еще за месяц до этого. Впереди ее ждала Америка. Такая чужая и такая далекая.

– Когда все закончится, ты вернешься домой.

«Когда все закончится… Но когда же все это закончится?» Там, на границе Италии и Швейцарии, Сирина чувствовала, что уезжает на всю жизнь… Нет! На десять жизней… В свои четырнадцать она уже пережила два года войны, лишений и всеобщего страха. Взрослые жили в постоянном страхе перед Муссолини. Дети сначала делали вид, будто это их мало волнует. Но очень скоро ход событий заставил волноваться всех. Рано или поздно страх начинал душить человека.

Сирина никогда не забудет, как ее отца тащили солдаты Муссолини… Как он старался не кричать, держаться мужественно, напрасно пытаясь взглядом защитить свою жену. А затем жуткие звуки, когда солдаты издевались над отцом у дворца. Убили его на следующий день… Расстреляли вместе с полудюжиной других у стен дворца Венеции, где располагалась штаб-квартира Муссолини. Мать Сирины, принцесса ди Сан-Тибальдо, ползала на коленях, умоляя солдат о пощаде, а люди в мундирах насмехались и издевались над ней. Один, схватив мать за волосы, грубо поцеловал ее, затем сплюнул и швырнул на землю. Через несколько мгновений все кончилось. Отец Сирины бессильно повис на столбе, к которому его привязали. Бросившись к нему, мать успела в последний раз сжать его в объятиях, прежде чем, словно ради развлечения, расстреляли и ее. И из-за чего все это? Из-за того, что они были аристократами… Из-за того, что ее отец ненавидел Муссолини.

Италия в то время была отравлена фашизмом, ядом особого свойства. Ядом, замешенным на ненависти, паранойе, алчности и страхе. Ужас заставлял брата идти против брата, мужа против жены, общество болело какой-то чудовищной страстью, суть которой Сирина никак не могла понять. Ее отец считал Муссолини преступником и открыто говорил об этом. Однако его брат был другого мнения… С началом войны Серджио ди Сан-Тибальдо стал ручной собачонкой Муссолини. Это Серджио выдал своего брата, обвинив его в связях с союзниками. Предательство Серджио объяснялось тем, что, сумей он избавиться от Умберто, он становился обладателем очень многого. Как младший сын, Серджио почти ничего не унаследовал от отца, ему досталась лишь небольшая ферма в Умбрии, которую Серджио ненавидел с детства. К тому же он был не вправе даже продать ее. Он мог пожизненно пользоваться ею и был обязан оставить ее в наследство своим детям, а если их не будет, то детям Умберто. Старший же брат унаследовал все: титул, деньги, привлекательную внешность, дворец, в котором жила семья на протяжении семи поколений, коллекцию картин, положение в обществе, обаяние и Грациеллу, что, разумеется, стало той последней искрой, от которой в душе Серджио вспыхнуло пламя ненависти к старшему брату.

Он больше всего ненавидел Умберто за то, что тот обладал Грациеллой – красавицей с удивительными зелеными глазами и золотистыми волосами. Она была необыкновенной, и Серджио любил ее с самого детства. Он любил ее всегда – когда они вместе проводили летние месяцы в Умбрии, в Сан-Ремо или в Рапалло. Тогда Грациелла была еще маленькой девочкой. Однако она всегда любила Умберто. Все любили Умберто… абсолютно все… но особенно Грациелла.

Во время заупокойной мессы в соборе Санта-Марии Серджио, всхлипывая, спрашивал себя, почему все так произошло. Почему Грациелла вышла замуж за Умберто? Почему она бросилась к нему, когда его расстреляли? Никто из присутствующих на похоронах не знал, какую роль сыграл Серджио в смерти своего брата и его супруги. Друзья всегда считали его слабовольным человеком. И никто из них не знал правды. Никто, кроме бабушки Сирины. Это она использовала все свои связи, чтобы узнать правду. Только у нее хватило смелости выразить всю свою ненависть Серджио так, что, когда боль чуть притупилась, Серджио, как никогда прежде, глубоко ощутил весь кошмар совершенного им. И ради чего? Ради беломраморного дворца? Ради любви женщины, умершей у ног своего мужа и никогда не любившей никого, кроме него?

– Ради чего ты все это сделал? – требовала ответа плачущая мать. – Из любви к Муссолини? К этому подонку, Серджио? К этому мерзавцу? Ты убил моего первенца ради него?

Серджио дрожал, видя гнев матери. Он понял, что остаток своей жизни придется прожить с этой ужасающей правдой. Стоя перед матерью, он все отрицал: отрицал, что предал Умберто, отрицал, что вообще делал что-либо. Но она знала правду, и Сирина тоже. Ее блестящие зеленые глаза гневно смотрели на него во время похоронной церемонии… Не в силах бороться с режимом Муссолини и не желая предавать гласности гнусность предательства, совершенного ее младшим сыном, старая принцесса ди Сан-Тибальдо увезла Сирину и старых слуг из Рима. Теперь дворец о принадлежал Серджио – так сказала она, стоя в последний раз в холле, отделанном черным и белым мрамором. Ей хотелось навсегда забыть о своем втором сыне и об этом дворце. Отныне он ей не сын! В последний раз принцесса ди Сан-Тибальдо взглянула на Серджио, и слезы наполнили ее мудрые глаза. Она медленно покачала головой и вышла.

Ни она, ни Сирина никогда больше не видели ни Серджио, ни этого дворца, ни Рима. Сирине было четырнадцать лет, когда она в последний раз вышла из искусно инкрустированных бронзовых дверей дворца на виа Юлия, и тем не менее, когда она приехала в Альпы через четыре года, ей казалось, что она покинула Рим только вчера. Прошедшие четыре года были очень трудными: все это время она пыталась заглушить в своей памяти звуки ударов, которыми солдаты осыпали отца, отчаянный взгляд матери, когда на следующий день она бросилась из дома, едва причесавшись, с широко раскрытыми от ужаса глазами, в наброшенном на плечи красном пальто; вид тел родителей, брошенных солдатами около ворот, распластанных на мраморных ступенях, и кровь, медленно капавшая на траву… собственные крики, когда она увидела их, лежащих там… Мертвые родители стояли перед глазами даже тогда, когда она прощалась с бабушкой, отправляясь в безопасное место. Но где теперь безопасно? Опасно везде… Нигде не будет отныне безопасно. На всем белом свете у нее осталась одна бабушка.

• Предыдущая
• 2/178
• Следующая